Стася Андриевская - Порочная невинность

– Та-а-ак… Они били тебя?

Я отчаянно замотала головой.

– Правду говори, терпеть не могу, когда мне брешут! Били?

– Честно, нет! – я повернула к нему голову. – Просто упала два дня назад… на ступеньках поскользнулась. Правда!

Он подозрительно сощурился.

– У врача была?.. Может перелом ребра быть.

Я промолчала.

– Чтоб завтра же сходила, ясно?

Мне осталось только согласно кивнуть. Он махом допил своё шампанское, смял стаканчик в кулаке.

– Кстати, ты так и не ответила, какие у тебя с ними дела.

Я обмерла.

– Ну… Я торговала на той станции.

– И?

– Там платить надо за место, а я не заплатила.

Денис медленно повернулся ко мне.

– Чего?

Я кивнула и заговорщически улыбнулась. Почему-то казалось, что и он рассмеётся, но Денис наоборот разозлился.

– Кинула? Ты кинула смотрящего?! Мозги у тебя есть? Да ты… – он даже приподнял напряжённо раскрытую руку, словно собирался дать мне леща, но только потряс ею и врезал, наконец, по баранке руля. – Д-дура! И я, дурак, впрягся… Наступил на хвост чужой шавке, а он, оказывается, прав был… – Перевёл взгляд на ёлку, поиграл скулами. – А Рыжий? Этот какого хрена там делал? Вы с ним знакомы?

Меня обдало новой волной ужаса.

– Нет!

– Точно?

– Да!

– Смотри, если ты мне брешешь…

Я опустила голову. Всё, сказка кончилась – принц оказался чудовищем. Денис раздражённо закурил, но уже после второй затяжки выкинул сигарету в окно.

– Куда тебя?

– На Ленина, там спортивный магазин, знаешь…те?

Ну и нахрена я, спрашивается, назвала Лёшкин дом, от которого пото́м ещё почти полчаса пёхом?

Минут через пять Денис бросил на меня быстрый взгляд и раздражённо буркнул:

– Пристегнись! Это-то можно было без подсказки сделать?!

Ещё минут через десять положил вдруг лапищу мне на колено, скользнул по бедру под пуховик. Сжал пальцы.

– Ладно, извини.

Погладил ногу и так и оставил руку на ней. Глянул на меня искоса:

– Не обижаешься?

– Нет.

– Хорошо. Я, чтоб ты понимала, вообще не должен был в это соваться, тем более что, оказывается, ты сама виновата… – он снова кинул на меня взгляд, сжал пальцы на бедре. – Но уже впрягся, так что не волнуйся, улажу. Только смотри, чтоб больше такого не повторялось! Мозгами думать надо, куда лезешь, и чем тебе это грозит. Отымели бы, да скинули в камыши под мостом. Или на хату бы отправили, отрабатывать перед всей братвой. Как тебе такая перспективка? – Покачал головой. – Ну что ж вы, бабы, бестолковые-то такие, а? Ты вот почему в тот раз не пришла? А я, между прочим, встречу важную перенёс! Был бы не я, а кто другой – нашёл бы тебя потом и… – Помолчал. – Ну кто так делает?

– Извините. Я просто не смогла тогда.

– Не смогла она. Бестолочь. – Глянул на часы. – Однако… Тебе теперь влетит, наверное, от отца?

Убрал руку с моей ноги, и всю оставшуюся дорогу мы ехали молча.

***

– В этом подъезде?

Я кивнула.

– Этаж какой?

– Третий.

– А окна?

– Первые три от подъезда.

Денис наклонился, разглядывая их через пассажирское окно.

– Не врёшь? А то, может, и не тут вовсе живёшь?

Я сжалась и неопределённо пожала плечами, мол, думай, как хочешь.

– А первое это…

– Кухня.

– Отлично! Даю тебе две минуты, чтобы включить там свет.

– В смысле?

– В прямом. Поднимаешься, заходишь в квартиру, включаешь на кухне свет и машешь мне в окошко. Хотя ладно, можно не махать, чтобы батя не спалил. Но если свет не включишь – я поднимусь следом. Понятно? Ну, всё тогда. Пока. Спасибо за компанию.

В груди пронзительно, тоскливо заныло. Я собрала все крохи своей пьяненькой решимости и прямо заглянула ему в глаза.

– А может, мы как-нибудь… – и испуганно замолчала.

Денис потеребил часы.

– А смысл? Менять планы, подстраиваться под тебя, а потом обламываться? Я, знаешь ли, не мальчик уже для такой романтики. К тому же вокруг полно сговорчивых девчонок, которым только свистни. Не, не вижу смысла, Люба. Тебя же Люба зовут?

– Люда.

– А, ну да, Мила. Милаха.

Я кивнула и открыла дверь.

– Ну, тогда… я пошла?

– Угу.

– Спасибо за то, что спасли меня от этих…

– Угу.

А в тот миг, когда я уже потянула на себя дверь подъезда, раздался короткий свист в спину. Я тут же обернулась, задохнувшись от боли в боку, и сердце бешено застучало: Денис смотрел на меня через открытое пассажирское окно.

– В следующую субботу, в час, на той же остановке. Ждать не буду ни минуты.

Я, счастливая, расплылась в улыбке, а он указал пальцем на третий этаж:

– Время пошло.

Я поднялась, положила палец на кнопку звонка и замерла. А если дома только тётя Света? Что я ей скажу?

Но времени думать особо не было, да и лучше соврать что-нибудь Лёшкиной маме, чем Денис узнает, что я соврала ему. Или ещё хуже – узнает, где я живу на самом деле. Позвонила. Тишина. Ещё позвонила. Тишина. Накатила паника. Может, вернуться к Денису и сказать, что мои спят, и я могу ещё посидеть с ним? Но за дверью раздались шаги, и наконец, щёлкнул замок.

Заспанный Лёшка щурился на свету и никак не мог выйти из ступора.

– Ты?..

– Как видишь! – я нагло ворвалась в коридор, суетливо скинула сапоги. – Спишь, что ли, уже?

И, скользнув на кухню, включила свет. Замешкалась на мгновенье, всё же подошла к окну. Дениса я отсюда не видела, но его тачка моргнула пару раз аварийками и сорвалась с места.

– Ну и как это понимать?

Я обернулась. Лёшка стоял за моей спиной, заглядывая через плечо.

– Кто это?

– Такси.

Ага. «Джип» – такси, нормально, да? Благо спросонья Лёшка соображал туго. Смешной такой – волосы взлохмачены, на щеке след от подушки, а на лице растерянность и радость одновременно. При виде его, да ещё так близко и по-домашнему, в трусах и майке, в груди тоскливо потеплело, но в то же время и заболело. Я опустила взгляд и попятилась, разъединяя наши личные пространства.

– У тебя что-то случилось? Сколько сейчас? – он глянул на часы над холодильником. – Ого…

Разобраться, наконец, с этим, раз уж пришла? Да – да, нет – нет… Всего-то и делов!

– Ну, как сказать… – мне вдруг стало страшно, я замешкалась, но тут же послала всё к чёрту. – Помнится, ты хотел знать, что со мной происходит? Так вот, мне кажется, ты изменил мне с Машковой, Лёш. Скажи правду – было?

Щёки его тут же вспыхнули. Всё. Может не отвечать.

Говорят – душа болит в груди. А у меня вдруг разлилась противная, щемящая слабость в животе. Пустота какая-то, от которой одно спасение – свернуться калачиком, уткнуться лицом в колени так, чтобы больше никогда не видеть этих серьёзных глаз, этого проклятого румянца! Но я лишь обхватила себя руками, натянула ехидную усмешку.

– Ну? Было?

Он опустил голову.

– Было.

И хотя я и до этого всё уже поняла, но когда услышала, не выдержала – всхлипнув, пихнула его в сторону и кинулась в коридор.

– Но это ничего не значит, Люд! – он бросился следом, обхватил меня со спины. – Прости. Ну прости… Я тебя люблю, ты же знаешь!

– Отпусти! – крикнула я, но вырываться не стала, в боку новым жаром разлилась боль. – Пусти меня!

– Не пущу. Давай покончим с этим наконец и забудем? Всё заново начнём! Лично я готов тебя простить, почему ты – нет?

– Ты? Меня?! Да пусти уже!

Он разомкнул руки, и я повернулась к нему, оказавшись лицом к лицу.

– А меня-то за что?

– Ты знаешь за что. Не заставляй меня пересказывать…

– Нет уж, давай! Мне о-о-очень интересно!

– Погоди, ты что, пьяная?

– Да какая тебе разница? Говори уже, в чём твоя проблема, хватит мне мозг канифолить!

Он отошёл к окну, уставился в темноту двора. Довольно долго молчал.

– Я знаю, что ты спишь за деньги. Ч-чёрт… – ткнулся лбом в стекло. – Даже думать об этом не могу, не то, что говорить… – Опустив голову, слегка обернулся ко мне. – Теперь твоя очередь говорить правду.

– Ты дурак, Лёш! Ты поверил Машковой, а у меня спросить слабо, да?

– Да причём тут она… Речь о тебе! На Машкову мне плевать, это было по пьяни! Для меня это вообще ничего не значит. Ну… ну бля, ну как тебе объяснить? НИЧЕГО не значит, понимаешь?!

– А ты не думал, что она наплела всю эту херню обо мне только лишь с целью затащить тебя в постель? Тебе что, прямо сейчас дать, чтобы ты убедился, что я всё ещё целка?!

– Какую херню?

– Сам знаешь какую!

– Я… Бля-я-я… – он обхватил голову руками. – Хочешь – верь, хочешь – нет, но я вообще не понимаю, о чём ты!

– Да ла-а-адно! Не понимает он… Она специально насвистела тебе про меня. Мы с ней поссорились, и она просто отомстила! А ты, как дурак, повёлся!

– Да что насвистела?! Погоняло это тупое? Ну да, тут я идиот, конечно, но…

– О, кстати, и погоняло тоже! А ещё – что я шалава, да?

Лёшка растерянно опустил руки.

– Вообще-то она мне ничего такого не говорила. Это я ей, ну… ну… поныл, можно так сказать, пожаловался. Ну пьяный был, говорю же! Я, перед тем как прийти к тебе тогда, в последний раз, как дурак, на даче постель приготовил нормальную, обогреватель привёз, цветы, шампанское… – Он поджал губы, помолчал. – Всё как ты хотела! Идиот, блядь… Да я ведь и поверил-то не сразу этой, как её… Ну, с тобой в одной группе учится. В общаге у вас живёт…

– Барбашина?!

– Да! Это она мне рассказала. Говорит – вся общага в курсе, все слышали, как мать тебя спалила на этом деле. Я не поверил, Люд! Зная твою мать… Но ты мне всё-таки отказала, и я… Мне было обидно, правда. Я всё сделал, как ты хотела, а ты… – он закусил губу, покачал головой. – Может, я и дурак, Люд, но мне это показалось странным. Пришёл домой, выпил весь мамкин спирт для уколов, а его там было-то… всего грамм сто пятьдесят, наверное. Решил, что маловато. Пошёл в ларёк за добавкой, встретил Машкову. Взяли с ней по пиву. Слово за слово – попёрлись в клуб. Вот к тому моменту – да! – я всё, что мог, уже передумал, и во всё поверил. Стал жаловаться Ленке. Ну… Бля, говорю – пьяный был! Не в уматень, конечно, но хороший. Я ей всё рассказал, а она только рассмеялась и спросила, знаю ли я, что проституток, которые изображают недотрог, блатные называют целками-невидимками. Всё! Больше она ничего не говорила.