— Алка!!!


— Ильмира!.. — Дамы обнимались и расцеловывались, не обращая внимания ни на нас, ни на пасущихся тут же редких одиночных зрителей. Мы с Еленой вежливо отвернулись — ясно, подруги давно не виделись, надо же дать им пообщаться. Впрочем, Алла тут же вспомнила про нас:


— Ильмирка, ты не представляешь, как ты кстати… — и за руку потащила её к нашей скучающей группе. — Ребята, вот это Ильмира. Лучшая наша модель. Красавица!..


На этом слове мы с Порочестером (видимо, мысленно кающимся за только что сказанное!) подавленно покивали головами. Длинноногая, загорелая Ильмира и вправду выглядела так впечатляюще, что наша троица в заношенных майках сразу показалась себе тусклой, сирой и затрапезной — и даже экстравагантный вид Порочестера нисколько не спасал, а только усугублял положение. Впрочем, и сама Ильмира не очень-то спешила с нами сближаться, — и лишь снисходительно три раза приподняла тонко вычерченные брови, когда восторженная Алла, одного за другим, ей нас представила.


— Вы, наверное, Андрюш, друг друга уже не застали, — продолжала счастливо щебетать она, с любовью глядя то на свою надменную подругу, то на нас — как бы приглашая ею полюбоваться. — Я с Ильмирой в частной мастерской познакомилась. Вот уже не ожидала сегодня тебя тут встретить, Ильмирка! Тебе-то, небось, это заведение за год выше крыши надоедает!..


Ильмира лениво повела точёным плечом:


— Ну, не скажи. Я на «открытые двери» часто прихожу — людей посмотреть и себя показать. Много интересных персонажей можно встретить, каких нигде больше и не выловишь. Вот, тебя встретила — лет пять ведь не виделись или больше?.. Да и на собственные изображения забавно иногда глянуть…


— Ну, здесь-то Ваших изображений точно нет! — вырвалось у Порочестера, который от удивления даже забыл о своей застенчивости. Ильмира, выгнув шею, посмотрела на него, как на вошь:


— Почему же нет? Вот я… и вот… и это всё я, — повела она рукой вдоль строя мольбертов, на которых были укреплены или просто прислонены рисунки. Лицо Порочестера обвисало всё больше:


— Ну что Вы такое говорите-то? Вот это — уж никак не Вы! — и он ткнул пальцем в особо экстравагантную сангину, где вполоборота стояла обнажённая с мясистыми ногами, торчащими острыми локотками и карикатурно длинным носом. Я хмыкнул. В следующий миг аудитория наполнилась торжествующим и гулким смехом Ильмиры:


— Ну, а кто же ещё? Конечно, я! Лучший рисунок, между прочим! Его даже в «Юном художнике» за февраль напечатали…


— Наверное, какой-нибудь начинающий… первокурсник… — беспомощно барахтался в словах Порочестер; но безжалостная Ильмира отрицательно покачала головой:


— Нет, это пятый курс. Отличник. Пашка Антоненко, один из самых перспективных студентов у нас…


— Пойдём и другие работы, что ли, посмотрим, — потянула его за рукав Елена, но Порочестер словно приклеился к своему месту: он безумным взглядом скакал туда-сюда — Ильмира, рисунок, Ильмира, рисунок, — и отмахнулся от Лены, как от назойливой мухи:


— Да обожди ты… Я пытаюсь понять…


Ильмира насмешливо улыбнулась: уж она-то за много лет привыкла к специфике своей работы, и та её даже не забавляла. А с Порочестером творилось что-то совсем неладное: в очередной раз отлипнув от манящего рисунка, он медленно-медленно перевёл глаза на Ильмиру, и в них теперь читалась какая-то догадка, какое-то еле брезжущее прозрение:


— Виииижу… — протянул он трагическим шёпотом, — вииииижууу… Она… Это она. Её лицо… И тело — точно её… Только оно почему-то… такое…


— Какое? — с иронией спросила слегка уязвлённая Ильмира, но Порочестеру было в этот момент не до шуток. Он выглядел совсем пришибленным — казалось, он, и без того не выдающийся ростом, стал ниже на голову. На рисунки он теперь смотреть избегал, а вместо этого переводил жалкий взгляд с Ильмиры на меня, а потом на Аллу — и снова по кругу. Видно было, что внутри него происходит какая-то серьёзная мыслительная работа.


— Я же говорю, Слав, — попыталась ободрить его Алла, — у наших ребят задачи совсем другие. За гламуром — это тебе на Арбат или в ЦПКИО надо. А у нас тут — если фигура на листе не заваливается, то уже считай полдела…


Порочестер, судя по лицу, в этот миг вряд ли что-то понявший из её слов, механически покивал.


Меж тем Ильмира попрощалась, — «ой, Аллочка, побегу, надо тут ещё с кой-какими людишками пересечься», — напоследок снова расцеловалась с Аллой и, цокая каблучками, покинула мастерскую, оставив нашу троицу наедине со своими впечатлениями. Вслед за ней и мы, не торопясь, вышли в коридор. Алла предложила заглянуть к театралам — «у них там всегда красиво, празднично!» — или к скульпторам, где у нас был шанс увидеть Ильмиру обнажённой в полный рост. Елена заинтересовалась — девушка и на неё произвела впечатление, и она была не прочь подробнее познакомиться с её мускулатурой. Но Порочестер, на которого было жалко смотреть, вяло покрутил головой:


— Домой бы, — измученно промямлил он, — нехорошо мне что-то…


Что ж, мы не стали его мучить, — тем более, что, судя по всему, основная задача нашего кульпохода была выполнена на все сто, а, пожалуй, и сто двадцать процентов.


Всю дорогу домой Порочестер подавленно молчал и не принимал участия в нашей оживлённой, переполненной впечатлениями дня болтовне. В Ногинск мы, конечно, его не повезли, до такой степени наша жестокость не распространялась. Решили дать отдохнуть дома — выглядел он и впрямь неважнецки, и я сомневался, что он перенесёт двухчасовой обратный путь. Что-то совсем он был поникший и бледный. Не переборщили ли мы с дешёвыми эффектами, обеспокоенно думал я, мельком поглядывая на него.


— Дружище, не подташнивает?.. — заботливо спросил я, когда мы уже подъезжали к дому, но Порочестер только затряс большой стриженой головой.


Доставив его к подъезду, мы намеревались тут же уехать, чтобы ещё сильнее не угнетать беднягу ненужными разговорами; уж до своего этажа, надеялся я, он сумеет добраться без посторонней помощи. Даже Алла на ушко попросила меня подбросить её до ближайшего метро — она вовсе не была уверена, что её общество Порочестеру сейчас приятно. Но тот, увидев, что мы вовсе не собираемся вылезать вслед за ним из машины, неожиданно воскрес — и засуетился:


— Ну что же вы, друзья?.. Неужели так торопитесь? Зайдите хоть на пять минут чайку попить, разве можно так… будто чужие…


Его голос звучал так жалобно, покаянно, что мы, конечно, не стали долго сопротивляться — и всей дружной компанией поднялись в квартиру.


— Друзья, — обратился к нам Порочестер, когда мы, по уже устоявшейся традиции, обсели его журнальный столик — на сей раз мы все трое разместились на диване (я между девушками), а Порочестер напротив нас в кресле-качалке, отчего получалось такое впечатление, будто мы — зрители, а он актёр, или он — лектор, а мы — внимательные студенты. В сущности, учитывая тип личности Порочестера, так оно и было. — Дорогие мои друзья! Я должен вам многое, очень многое сказать. Первым делом я хочу попросить прощения…


Тут он взглянул на меня и его крупные глаза навыкате привычно налились слезами.


— Дружище, я Вас очень прошу — простите меня за всё! Если можете. А если нет, это тоже будет справедливо. Я вёл себя как… как… — Он всхлипнул и утёр свой покрасневший и набрякший рубильник ладонью. Аллочка, уже привыкшая по-женски выручать своего непутёвого друга в любых ситуациях, закопошилась в сумочке, ища бумажные носовые платки.


— Да ну что Вы, дружище, — смутился я, очень растроганный. — Чего между друзьями не бывает. Тем более в коммуне…


— Коммуна! — оживился мой друг, — да, коммуна! Наш проект. И… и вот что… я тут хотел… — Тут он перевёл искрящийся взгляд на Аллу, которая как раз отыскала нужное — и протягивала Порочестеру через стол. Опекаемый платки взял, но руку Аллы не выпустил:


— Аллочка, и ты прости меня. Я сложный человек, я знаю. Такая уж жизнь была у меня. Но ты всё-таки… ты всё-таки попробуй… постарайся… В общем, Аллочка, дорогая, я вот что хотел тебе сказать: выходи за меня замуж!.. И вот что…


Тут он, наконец, отпустив Аллины пальцы, резво вскочил с кресла, шагнул к массивному резному серванту — и, отворив стеклянную дверцу, достал оттуда небольшую красную бархатную коробочку:


— Это тебе…


Неловко, боязливыми пальцами раскрыв футляр, Алла продемонстрировала нам его содержимое — на желтоватом шёлке кольцо из белого золота с тремя крохотными бриллиантиками. Елена ахнула. Я уважительно присвистнул. Порочестер закряхтел и, тяжело опустившись в кресло, нервически закачался туда-сюда.


Несколько секунд Алла ноготками выковыривала кольцо из шёлкового ложа, а потом с опаской примерила на безымянный палец. Подарок подошёл идеально — как Порочестеру удалось с такой точностью определить Аллин размер, так навсегда и осталось для нас загадкой.


— Ну, Славунтий, ты даёшь!.. — это к Лене, не сводящей глаз с кольца, вернулся дар речи. Мельком взглянув на её лицо, я увидел, что она тоже прослезилась. Этим они с Порочестером похожи — слезливостью. Не то, что мы с Аллой: люди-консервы. Ну ничего, думаю, так на так — она как раз и выйдет гармония.

* * *

К середине лета грандиозный социально-художественный проект «Коммуна», наконец, стартовал.


Порочестер выполнил своё обещание. Очень скоро в Рунете не осталось ни одной социальной сети, где у него не было бы регистрации. Контактен он и впрямь был до ужаса. И что, хитрец, делал: беззастенчиво френдил каждого, с кем хоть мимолётно столкнула его виртуальная жизнь. А с кем не сталкивала, к тому наш Магомет сам двигал широким шагом: оставлял под какой-нибудь картинкой или ссылкой развязный, а то и откровенно провокационный пост — и уверенной рукой френдил хозяина. Иногда ему, конечно, отказывали в дружбе, но чаще — принимали. И с тех пор вынуждены были терпеть на своих сетевых «стенах» всё новые и новые сообщения о нашей удивительной коммуне. С каждым разом эти сообщения обрастали всё более развесистыми гроздьями комментариев.