– Уложила? – С надеждой в голосе поднял голову Дима, он устал от переезда и готов был отключиться и сам, но мой приход его явно приободрил.

– Уложила. – Мило мурлыкнула я и пробралась под крылышко. Дима был большой, горячий, почему-то возбуждённый… с чего бы это?..

– Ты даже не представляешь, как я соскучился. – Медленно, растягивая каждое слово, терзал он мои ушки.

А как я по тебе соскучилась…

Дима на удивление нежно начал пробираться под мой халатик, поглаживая спину, ягодицы. Медленно, дразня, он стягивал с меня одежду, пока рукой случайно не задел сюрприз. Я поморщилась от боли, а он замер.

– Что-то не так? Мне показалось, что сегодня я предельно аккуратен.

– Всё в порядке. – Ни одному слову не поверил, смотрит в глаза и насквозь видит меня. – Просто это был мой сюрприз на день всех влюблённых.

– На четырнадцатое? – Дима задумался, кажется, в его календаре этот праздник не отмечен красным. – Вроде праздник только через полгода…А что за сюрприз? – Спохватился он и тут же, не дожидаясь моего интригующего ответа, развернул к себе спиной, и тут же выругался.

– Мать моя женщина, – это лишь прилична часть из его впечатления, – ты с ума сошла? Она как живая…

– Это то, о чём ты просил.

– Об ЭТОМ?

Дима аккуратно провёл пальцем по татуировке, словно боялся, что она его укусит. В знак принадлежности ему, я выбрала не очень традиционную картинку. Никаких сердечек и инициалов я не хотела: банально, глупо и слишком понятно. Тем более, я действительно хотела, чтобы никто другой о причине появления подобного изображения не догадался, поэтому выбрала пчелу. Цветную, красивую, с мохнатыми лапками, она действительно выглядела как живая. И место я выбрала не случайно: под левой лопаткой, «на самом сердце» – так я объяснила своему мастеру.

– Ты хотел только для нас.

– М-м… а каким боком здесь я?

Закономерный вопрос, дорогой, но ты меня не подловишь!

– Во всём виновата твоя фамилия. Трунёв.

– И?

– Она слишком созвучна со словом трутень – самец пчёл. А потом я вспомнила, как меня бабушка в детстве журила, если я не выходила на утреннюю прополку. Так подходила ко мне тихо, склонялась над ухом и приговаривала: «А Алеся то наша, трудится как пчёлка с утра до ночи» и сама же себе потом и отвечала: « А пчёлка эта, трутнем зовётся». Так что мы с тобой вдвоём пчёлки.

Я немного смутилась, вспоминая о своём детстве, никогда никому подобного не рассказывала и вообще, старалась отгородить личную жизнь от общественного мнения. Но Дима меня поддержал, легонько прижался губами к рисунку.

– Значит, я у тебя на сердце, моя пчёлка?

– На сердце!

– Мне кажется или после спаривания самка убивает самца?

– Боже, Дима, есть тема, в которой ты не разбираешься?

Он только засмеялся мне в ответ, наверно такой темы, действительно не существует. Он самый умный, самый лучший, мой и только мой.

– Ну, что же, как ты порхаешь, я уже видел, надеюсь, мне не придётся узнать, как ты жалишь, пчёлка?

– Что?

– Как в мультфильме: « Порхай, как бабочка, жаль, как пчела!»

– Это слова боксёра, Мохаммеда Али.

– Ну, и его тоже.

– Поздно дорогой, – наиграно вздохнула я, – моё жало уже давно глубоко внутри тебя.

Дима тихо рассмеялся, а я тут же осеклась. Ведь именно я таким образом призналась ему в любви, а он так и остался свободным.

С тех пор прозвище «пчёлка» надёжно закрепилась за мной. Даже Антоша, сам не догадываясь о причинах подобного, начал называть меня пчёлкой. А Дима… Дима был самым лучшим мужчиной на свете. Он всегда спрашивал, как у меня дела, но не просто спрашивал, а внимательно выслушивал мой ответ, давал советы, и выглядел не на шутку заинтересованным. Он занимался моим сыном, записал его на несколько спортивных секций, в бассейн, где лично обучил азам плавания. Он ходил с ним на прогулки, когда я была занята, забирал из садика, давал чисто мужские советы на чисто мужские проблемы, короче говоря, влился в роль отца семейства просто идеально. Все вокруг исходили слюной, обсуждая, как же мне повезло, я боялась сглазить своё счастье, а Дима просто был самим собой.

Но, по законам жанра, всё не может быть просто идеально. Нет, не спорю, бытовые проблемы никуда не денутся, они каждый раз ставят нам подножки, заставляя спотыкаться, а то и падать, но в нашем случае, быт был не при чём. И вот, с наступлением осени, наступила и моя пора сбрасывать листву (а в нашем случае, снимать розовые очки, избавляться от наивности, да и, что там говорить, банально раскрыть глаза на очевидное). Дима работал много, часто уезжал по делам из города, но при этом я не чувствовала недостатка в его внимании. Он звонил, присылал письма на электронную почту, цветы с курьером, по приезду дарил подарки. И я привыкла к тому, что он только мой и уже не готова была делиться и, тем более, терять его, я приросла к нему, и любое лишнее телодвижение, подобно содранной живьём коже. Меня пробирала ревность от присутствия в его жизни других женщин, причём совершенно не важно, кто они и как оказались рядом, был важен сам факт их наличия. Диму я, естественно, в свои проблемы не посвящала: не было повода, да и всегда я старалась открещиваться от грустных мыслей, вспоминая его ненасытный гипнотизирующий взгляд, его бархатный голос, его тёплые губы. Но правда оказалась для меня страшнее, чем мысли о ней.

Не хочется говорить, что это был самый обычный день, но так оно и было. Всё по списку: поднять, накормить, отправить кого в садик, кого на работу, самой успеть ещё очень много важных дел и при этом не забыть о себе любимой. Необычным было только то, что вечером меня пригласили в ресторан (но я бы назвала это место баром или кафе, слишком нестандартная для ресторана, свободная атмосфера, с развязными гостями и посетителями). И пригласил не кто попало, а наш налоговый инспектор, милейший молодой человек и отказать ему, я себе не позволила. Так как Дима тоже собирался работать допоздна, Антошу согласилась присмотреть мама.

Встреча была назначена на шесть часов, но я успела забежать домой и переодеться и, как в последнее время очень часто говорил Дима, порхала, чтобы поскорее отвязаться от своего сегодняшнего спутника и оказаться дома, в объятиях любимого. Мне повезло, я даже припарковалась возле ресторана, а учитывая особенности сентябрьской погоды, это было значительным плюсом: меня не смоет с дороги, не обдаст из лужи и даже не размоет макияж. Уже через минуту вошла в условленное место, скинула с плеч плащ, поправила причёску, полюбовалась в зеркало на то, какая же я сегодня красивая. Мысленно пожалела, что меня не видит Дима (он бы просто обзавидовался и силой увёл меня из этого подозрительного места). Мне вежливо сообщили, что молодой человек ждёт в отдельном кабинете (с чего бы это?..) и я последовала за мужчиной (официант или кто, не поняла), особо не глазе по сторонам. Я вообще не любитель сунуть свой нос в чужую жизнь и действительно по сторонам стараюсь не смотреть, на меня даже некоторые знакомые обижаются, считая, что я их игнорирую. Но с другой стороны, кричать с противоположной стороны улицы, тоже не прилично. Так вот, я мирно следовала за молодым человеком, вызвавшимся мне помочь, за его широкими плечами особо-то ничего и не разглядишь, но уши ведь не заткнёшь! От мыслей от предстоящей встрече меня оторвал громкий женский смех. До неприличия громкий, но открытый, и вырывался он наружу без искажения. Знаете, есть такое мнение, что по смеху можно определить характер человека, ну, вроде хи-хи-хи – это смех ехидного человека, хо-хо-хо – смеётся человек, который что-то скрывает. Так вот эта женщина смеялась иначе, из её груди вырывался самый искренний, и самый красивый смех: ха-ха-ха. Очень весёлый, заразный, я даже улыбнулась, радуясь за человека, но моя улыбка была стёрта с лица, как только я увидела её и сопровождающего её мужчину. Нет, он её не сопровождал, он лежал на ней. Дима. Мой Дима. Чтобы вас не путать, уточню, что это не совсем обычный ресторан (впрочем это я уже говорила), здесь нет традиционных убранств, красиво украшенных столиков по центру обеденного зала, наоборот, обстановка более интимная, свободная, не вычурная. Каждый столик расположен в своей отдельной нише, и вместо стульев удобные уютные диванчики. Бар, самое удобное слово, но владельцы считают иначе и флаг им в руки. Вот. И на одном из таких диванчиков как раз и расположились Дима с этой… девицей… Внешне женщина… или девушка, не знаю, как правильнее её назвать, была немного вульгарна, вела себя развязно. Но при всём при этом, действительно красива, одета откровенно, но со вкусом, накрашена ярче, чем положено, но ей очень шло. И при всей своей, внезапно проснувшейся к девушке ненависти, отрицать очевидное, я не могла. Она красива, интересна, она яркая, весёлая, и она такая же рыжая, как и я. Ну, не совсем… цвет её волос был ярче моего, сочнее, да и сама она не была таким задохликом как я. Шикарная грудь размера четвёртого, а то и пятого (ну, и что, скажете вы, и, возможно будете правы, но размер груди зависит не только от её номера, но и от комплекции женщины в целом, поэтому я ответственно могу заявить, что мой несчастный третий, был раза в два меньше, чем её четвёртый). И не вольно я, начала сравнивать её с собой. И, как вы понимаете, не в свою пользу. Очень не люблю себя за то, что в стрессовой ситуации, моя самооценка всегда падает ниже плинтуса, как раз как сейчас. А ещё, я видела обручальное кольцо на её пальце… Сама не понимаю, как за несколько секунд так внимательно заметила детали, но, видимо, наш мозг слишком остро срабатывает при необходимости. Чтобы никого не путать, я отступлюсь от описания этой особы, так как суть как раз в другом. Не в её внешности, не в её смехе и даже не в моей самооценке. Вся проблема в том, как вёл себя Дима: так же развязно, как и она, я его не узнавала. В тот момент, когда их увидела, Дима буквально положил своё лицо на её грудь, надёжно спрятавшись носом в ложбинку, хотя ложбинка – это у меня, а у неё целая расщелина меж двух полных грудей. Девушка при этом заливисто хохотала, запрокинув голову назад, и одной рукой гладила его по затылку. Я не сразу поняла, что они делают, только когда раскрасневшийся Дима вынырнул, а в руке незнакомки появилась виноградинка, которую он так же, никого не стесняясь, ртом забрал из её пальцев, всё стало на свои места. Если сказать, что моё сердце в этот момент остановилось, то это едва ли что-то объяснит. Оно стало каменным, невероятно тяжёлым, и оно билось. Правда, в тот момент, я бы очень хотела, чтобы оно замерло навсегда, чтобы не ныло, чтобы не отзывалось внутри глухими одиночными ударами, которые буквально разрывали его на куски. В это момент поняла, что до сих пор не знала предательства, не чувствовала себя униженной, и мне не хотелось исчезнуть. Я жила и не знала горя. И мой муж – это всего лишь назойливая муха, которая немного подпортила настроение. Жизнь потеряла цвет, но не стала чёрно-белой, она стала серой, унылой. Я не впала в ступор, я не закричала на весь зал, не зарыдала, и я не стояла и не глазела, как кому-то могло показаться. То, что я только что описала, произошло всего за несколько секунд, во время которых, этот злосчастный столик находился в поле моего зрения. Несколько секунд, за которые перед глазами пронеслось столько всего, что неверно мозг не всё и уловил, а лишь некоторые обрывки чувств, эмоций. Я непрерывно шагала вперёд, наверно если бы остановилась, то было бы иначе, я не смогла бы сделать и шаг. Меня, конечно же, никто не заметил, они были слишком увлечены своей игрой. И что всё это значит? Новая жертва: рыжая, замужем, и что это для него? Развлечение? Игра? Сколько у него, таких как я? В голову лезли воспоминания о том, как часто и как надолго он отлучался, с каким настроением приезжал, нет, это тупик, так нельзя. Я не могу мучить себя. Я поговорю с ним, сегодня же, только… если он придёт домой. А можно ли место, где он проводит со мной время, считать домом?