Он замолчал, как будто ожидал от нее ответа.

— Теперь ты понимаешь, почему я должен идти? — Он отпустил ее руку и коснулся лица. — Рика, посмотри на меня.

Только теперь, услышав его просьбу, она поняла, что все это время смотрела на него и не видела, слушала и не понимала смысла слов. Это помогало ей переносить боль. Но теперь он раздвинул барьер, и ее сердце открылось.

Почему же тогда она не чувствует боли? Не ощущает абсолютно ничего! Может быть, она уже мертва? Ведь если погибает сердце, тело жить не может!

Послышались шаги и призывные возгласы. Не оглядываясь, она поняла, что пришли воины Церрикса.

— Ты должен идти, — услышала она свой голос. — Ты должен остановить Маурика.

Он оглянулся на ожидающих его людей, потом снова посмотрел на нее.

— Объясни все Дафидду. Расскажи, почему я ушел, и передай, что я вернусь.

— Нет. — Она закусила нижнюю губу, чтобы остановить дрожь, и взглянула на гордое и красивое лицо, еще не так давно казавшееся ей таким странным. Она так хорошо изучила каждую черточку, каждую линию. Опустив взгляд, она осторожно просунула пальцы между рабским ошейником и шеей. Там, где кованое железо соприкасалось с кожей, оно было теплым. — Ты не вернешься назад, — тихо сказала она, вновь встретившись с ним взглядом. — Мы оба знаем, что это правда, Гален. Уйдя, человек, стоящий передо мной, не вернется таким же. Ты уйдешь. Но тот, кто вернется, хотя у него и будет твое лицо и твой голос, не будет тобой. Он будет римским солдатом.

Он не стал ни отрицать, ни оправдываться. Это не имело смысла. Они всегда знали, что так должно быть.

— Римлянин! Нам пора, идем!

Рика опустила руку и потупилась.

— Мне… мне надо к Дафидду. Пусть… пусть хранят тебя боги. — Она повернулась к хижине и больше не оглядывалась.


— Нет!

Рика понимала его гнев. Он чувствовал, что его предали. Она положила руку на плечо.

— Дафидд…

Он дернулся, сбросил руку и, сгорбившись, отвернулся.

— Оставь меня.

Она отошла на шаг.

— Дафидд, мы всегда понимали… — Хотя ничто не в состоянии было смягчить жестокость этих слов, она старалась говорить ласково. — Мы всегда понимали, что он не может остаться, что когда-нибудь он покинет нас.

— Он вернется! — Белокурая головка повернулась, и она увидела слезы в его глазах. — Если он сказал, так оно и будет!

— Да, он сказал это. Но никто не может знать наверняка. Все может измениться…

— Он вернется. Я знаю! — Дафидд вытер глаза кулаком. Нервно сглотнув несколько раз, расправил плечи и задрал голову, как будто вызывая ее на спор. — Я знаю. И когда он вернется, все будет по-прежнему.

Рика вздохнула. Временами Дафидд проявлял удивительное упорство и принимал за реальность только то, что чувствовал сам. Но иногда он становился ужасным фантазером. Сейчас он совершенно не соглашался прислушаться к голосу разума.

— Дафидд, по-прежнему никогда не будет. Может быть, ты прав, и он вернется. Но это будет не тот Гален, которого ты знал. Он придет с войском, одетый в доспехи и шлем. Может быть, ты его даже не узнаешь. А ему, может быть, нельзя будет узнавать тебя.

— Конечно, он узнает! — Лицо исказилось от гнева. — Не говори так!

Рика опустилась рядом с мальчиком на колени. Обняв за худенькие плечи, она повернула его лицом к себе.

— Извини, Дафидд. Я не хотела быть жестокой, но если он и вернется, что это изменит? Он же говорил тебе, что римский солдат должен служить двадцать пять лет. Когда ему можно будет оставить армию, у него будет седая борода, как у того, которого он зовет Сита. Дафидд, прошу тебя, слушай меня.

Она смахнула со лба упавшую прядь волос.

— Он не мирный человек, спокойно проживающий свой век и умирающий в своей постели. Он воин. Ты слышал его рассказы о дальних странах и необычных людях. Может ли он остаться, будет ли доволен, возделывая землю и выращивая урожай? — Она говорила теперь почти шепотом. — Я знаю, что ты любишь его, я тоже люблю его.

— Тогда почему ты отпустила его? — Голубые глаза смотрели на нее с недоверием. — Почему не заставила остаться? Хотя бы попросила.

— Потому что он не фермер и не раб, и никогда не был ни тем, ни другим. И я не любила бы его, если бы попыталась заставить его стать другим.

Он затряс головой.

— Гален говорил мне, что мужчина сражается за то, что любит.

Рика замигала от внезапно нахлынувших слез.

— Дафидд, я тоже была при этом и слышала его слова. Он говорил, что мужчина сражается во имя любви, а не за то, чтобы удержать любовь.

Он странно посмотрел на нее.

— Ты женщина, ты не понимаешь, — тихо сказал он, отворачиваясь. — Но это не имеет значения. Я знаю…

Поскольку он по-детски отрицал то, чего не мог понять, она восприняла его странный ответ за согласие. Особенно когда услышала окончание.

— Он говорил, что должен делать мужчина.

Глава 21

Заслонив глаза от яркого полуденного солнца, Церрикс смотрел на казавшуюся бесконечной колонну солдат, тянувшихся через лежащее внизу ущелье.

— Это производит впечатление. Если эта армия взята только для переговоров, как говорится в его послании, то как же должен выглядеть весь легион?

Церрикс не ответил на вопрос, спокойно заданный человеком, стоящим рядом с ним на высокой стене крепости. Мирддин спрашивал не для того, чтобы получить ответ. Подыгрывая королю, друид просто выразил вслух мысли, страхи и сомнения людей, которые также наблюдали, как армия Агриколы, подобно черной тени, ползущей по земле, в боевом порядке продвигалась по дну долины.

— Разведчики сообщали о многих тысячах, — наконец произнес он. — Четверо наших воинов, попавших в лагерь вместе с центурионом, были поражены. Они утверждают, что количество вооруженных людей под его командованием невозможно сосчитать. Их как деревьев в лесу. Поэтому я верю его словам, что он действительно пришел сюда только для переговоров. И все же, хотя этот жест доброй воли кажется мне искренним, он преследует и другую цель.

Церрикс повернулся и посмотрел на жреца.

— Чтобы почувствовать силу кулака, не обязательно видеть его вблизи, Мирддин. Это, — он жестом указал поверх стены на надвигавшуюся армию, — может быть, только десятая часть его сил. Но Агрикола знает, этого вполне достаточно, чтобы я понял его превосходство. Если же я начну атаку, у него вполне хватит людей, чтобы удержаться до подхода подкрепления. Через два дня или ранее его легионы были бы в моей долине. У нас нет ни одного шанса победить такую силу.

— Ты уверен? — спросил друид.

— Ты знаешь, что да. — С грустной улыбкой Церрикс взглянул поверх стены. Хотя разведчики доносили о нескольких сотнях всадников в армии Агриколы, сейчас их было совсем немного. Высокопоставленные персоны, догадался он, поскольку все, кроме одного, были в одеждах ярко-красного цвета. Их, как ему было известно, разрешалось носить только представителям власти. Однако главным, несомненно, был одетый в пурпур человек во главе колонны.

Церрикс некоторое время пытался рассмотреть того, кто должен быть Агриколой. Но расстояние было слишком велико. Тогда он вновь перенес внимание на его армию.

Кроме конных офицеров, можно было разглядеть и с полдюжины центурионов, шагавших рядом со своими подразделениями. Не в пример конникам, на головных уборах которых красовались цветные плюмажи, шлемы этих людей были украшены выступающими поперечными красными гребнями. Необычнее же всего, на взгляд Церрикса, выглядели люди, высоко несущие имперских орлов и штандарты легионов. Они были одеты в звериные шкуры. По словам видевших их с близкого расстояния разведчиков, это выглядело так, будто их головы проглочены зверем, и лица выглядывают из раскрытой пасти. Животные были незнакомы людям Церрикса. Они напоминали большого горного кота, но с густой, длинной, темно-желтой гривой на шее.

Внезапно мужчина в пурпуре поднял руку, и раздался сигнал трубы. Армия Агриколы остановилась, прежний строй разрушился, воины начали перестраиваться, легко и без видимого руководства.

С некоторым страхом Церрикс смотрел на организовавшуюся по-новому массу людей. Его глаза скользили по шеренгам солдат, которые теперь прочно стояли, поставив высокие, продолговатые щиты на землю так, что те почти касались друг друга. На лицевой поверхности щитов был нарисован некий символ. Отсюда его нельзя было разглядеть, но видевшие рассказывали, что это было изображение дикого кабана. Подивившись иронии подобного совпадения — зверь, почитаемый ордовиками за отвагу и ярость, оказался символом армии, способной покорить их, — Церрикс начал спускаться со стены по лестнице.

Члены Совета ожидали его внизу. Позади старейшин стояло почти все его войско, кроме тех, кто охранял наиболее важные точки укрепленной стены.

На середине лестницы Церрикс остановился и посмотрел поверх людского моря. При известии о приближении римской армии сотни людей устремились под защиту крепостных стен. Слишком много для столь малой площади. Беспокойство, напряженное ожидание и страх висели в воздухе. Теперь люди ждали решения своего короля, в конечном счете, решения своей судьбы.

Когда Церрикс коснулся земли, Берек, который, видимо, выступал от лица всего Совета, подошел к нему.

— Мы будем просить мира?

— Да, будем. — Церрикс посмотрел в лицо старому воину. В его глазах, затуманенных старостью, стояли слезы, и все же седовласая голова согласно кивнула.

— Сейчас самое время. Рассвет ордовикского сопротивления не сможет разогнать тьму римского владычества. Приступай, мой король.

Церрикс запрокинул голову и крикнул людям на стенах:

— Откройте ворота и выставьте ветви. — Потом повернулся к ожидающим его приказов шести лучшим воинам. По его знаку они вышли вперед.