― Мне все равно, я хочу тебя… всего тебя.

Он издает горловой звук и мягко скользит внутрь. Моя плоть сжимается вокруг него, когда непреодолимое чувство пронизывает тело: это что-то настоящее. Что-то чистое. Что-то только наше.

Хендрикс снова опускается к моим губам и глубоко целует, одновременно начиная мягко толкаться. Его плоть входит и выходит из меня, и я чувствую каждый дюйм его тела своей кожей. Мышцы Хендрикса напрягаются и растягиваются при каждом движении, и тонкий слой пота выступает на его коже.

Он заводит мои руки вверх за голову. Я запрокидываю голову назад, открываю рот, не сдержав тихие всхлипы. Я никогда в жизни не чувствовала ничего подобного. Это не только чувство, которое поглощает тело, но и чувство, которое переполняет мое сердце. Идеальный баланс, идеальное совпадение. Это… связь.

― Так красиво, ― шепчет Хендрикс мне на ухо, скользя губами по шее.

Я вскрикиваю, когда его ладони скользят по моим щекам. Он обнимает меня, его мышцы напрягаются, челюсти сжаты, он смотрит мне прямо в глаза. Этот момент так прекрасен, просто идеален. Он скользит большим пальцем по моей щеке, убирая прядь влажных волос, упавших со лба. Мы смотрим в глаза друг другу и разделяем между нами в этот момент что-то, что-то незагрязненное прошлыми горестями и сожалениями. Я закрываю глаза, когда мое тело наполняется теплом, и я поднимаюсь ближе к краю.

― Смотри, Индиго, ― хрипло произносит он, ― всегда смотри на меня.

Я открываю глаза и снова встречаю его взгляд, и то, что я вижу в нем, заставляет сжаться от нужды мое лоно. В нем мягкое сопереживание, это взгляд полный любви, с которым не сравнится ни один жаркий взгляд. Он склоняется ниже, скользит языком по моей нижней губе и продолжает качать бедрами. Я чувствую, что мой оргазм приближается к краю, и знаю, что это будет непохоже на все, что я когда-либо чувствовала. Жар, которого никогда раньше не было, нарастает в моем теле.

― Х… Хендрикс, ― говорю я, задыхаясь. ― С… сейчас.

Он выгибает бедра и отправляет меня через край. Звезды взрываются перед глазами, и волны удовольствия, одна за другой, проходят через мое тело. Я даже не могу кричать ― все, что я могу сделать, это открыть рот и выдыхать его имя снова и снова. Он шепчет мне на ухо, а его тело так напряжено, что я чувствую каждую мышцу своей кожей, но он не набирает темп и не врезается в меня, он медленно раскачивается, пока не испускает почти болезненный крик.

Хендрикс опускает голову мне на плечо, и мы вместе лежим так, задыхаясь. Наши тела перегружены от удовольствия, которое, полагаю, мы оба никогда не чувствовали раньше. Я поднимаю руку, запутывая пальцы в его густых влажных волосах. Его тело твердое и тяжелое, но это ощущение, когда он лежит на мне, и то, как его грудь поднимается и опадает, замечательное. Я скольжу ладонями по его щекам и большими пальцами рисую маленькие кружочки.

Он поднимает голову и смотрит на меня, убирая волосы у меня со лба.

― Что ж, я думал, что смогу научить тебя кое-чему, но все оказалось наоборот. Это ты научила меня этой ночью, inocencia.

― Чему? ― шепчуя.

― Ты научила меня, как открывать свое сердце.

Я сглатываю и тянусь погладить его лицо.

― Знаешь что, пират? ― шепчу я, глядя ему в глаза. ― Ты научил меня этому тоже.


~*~*~*~


― Я давно тебя искала.

Я слышу голос Сэнни, поворачиваюсь и вижу ее, стоящую в коридоре со скрещенными руками. У меня не было проблем с ней с тех пор, как Хендрикс пригрозил ей, но я не надеялась, что это продлится долго. Она шагает ко мне, ее ноздри напряжены, а глаза полны ненависти. Что я сделала, чтобы заслужить такую ненависть? Когда она останавливается передо мной, то смотрит на меня сверху вниз, будто я всего лишь мусор.

― Чем-то помочь тебе, Сиенна? ― цежу я сквозь зубы.

― Я хочу поговорить с тобой.

― Не верю, что нам есть о чем говорить.

― О, нам есть что обсудить.

Я скрещиваю руки на груди и прислоняюсь к стене.

― И что же?

― Я знаю, что он выбрал тебя, и мне все равно. Я трахалась с ним достаточно раз, чтобы узнать все, что он может предложить, и, честно говоря, я трахалась и лучше.

Я фыркаю. Она свирепо смотрит на меня.

― Я здесь, чтобы сказать тебе, что ты понятия не имеешь, во что ввязываешься с Хендриксом.

― Думаю, что смогу разобраться в этом самостоятельно, спасибо.

Она усмехается и вовсе не дружелюбно.

― Видишь ли, принцесса… ты понятия не имеешь, на что похожа его жизнь. Он ведь не сказал тебе, как оказался здесь или почему должен твоему дорогому папаше деньги?

Я вздрагиваю от того, что она использует слово «папаша».

Я еще не переварила это.

― Мне реально все равно. Если ты думаешь, что я настолько наивна и не знаю, что Хендрикс вел делишки вместе с моим отцом, то ты действительно меня не знаешь. Так вот, я точно знаю, что ты делаешь: пытаешься заставить меня чувствовать себя неуверенной, потому что тебя бросили. Но, дорогуша, ничто из того, что ты можешь сказать, не изменит моего мнения о нем.

Она расплывается в ухмылке, и это почти пугает меня.

― У него есть ребенок, вкурила?

Вот он, тот удар в грудь, от которого хочется упасть на землю и никогда не подниматься.

Ребенок.

Ребенок!

У меня голова кружится, но я изо всех сил стараюсь не менять выражение лица.

― Ты закончила? ― говорю я, глядя на нее.

Ее улыбка вянет. Тупая сучка смешалась, потому что я не рыдаю и не бьюсь в истерике на полу.

― И еще…

― И больше я не хочу слышать об этом. Теперь, если ты закончила, я хотела бы уйти, ― я едва не рычу, отворачиваюсь и ухожу.

― Ты пожалеешь, что была с ним, ― кричит она. ― Пожалеешь! Просто спроси, что случилось с его бывшей женой.

Еще один удар, и сильный.

Еще больший, чем новость о ребенке.

Я задыхаюсь, но продолжаю идти. Когда я захожу за угол, мои ноги дрожат, и я цепляюсь за стену для поддержки. Ребенок. Жена. Почему он ничего мне не сказал? Как я могла не знать, что он женат и у него есть ребенок? Ребенок! Я закрываю глаза, пытаясь успокоиться. Не суди, пока не узнаешь всю историю, не суди, пока не узнаешь всю историю, ― я повторяю это снова и снова, пытаясь перевести дыхание и остановить боль в сердце.

― Инди?

Я открываю глаза и вижу Хендрикса, смотрящего на меня. Он выглядит обеспокоенным, его брови нахмурены.

― Ты в порядке?

― Это правда? ― шепчу я. ― У тебя есть ребенок?

Его челюсти напрягаются, и он громко вздыхает, глядя в пол.

― Так что? ― говорю я так спокойно, как только могу.

― Слушай, это длинная история.

Он сжимает мою руку и тянет меня за собой, и я позволяю ему. Он ведет меня на палубу и рявкает всем, чтобы свалили, а потом подводит нас к старой скамейке, прикрученной к палубе. Мы садимся, и он поворачивается ко мне лицом.

― Я даже не знаю, с чего начать. Я не рассказывал эту историю уже много лет. Я точно знаю, кто тебе рассказал, и поверь мне, не спущу этого. Ей позже надерут за это задницу, но теперь ты знаешь, так что, думаю, мне нужно все объяснит тебе. Во-первых, он не мой ребенок, в смысле, не биологически.

Я совсем запуталась сейчас. И он видит это на моем лице и продолжает:

― Когда мне было пятнадцать, я был в заднице. Большинство моих ровесников гуляли со своими друзьями, наслаждаясь жизнью. А я дрался, чтобы выжить. Мои родители были мертвы, и я был на улице, один. В одну ночь я встретил девушку. Ей было двадцать один, и она, в общем, была проституткой. Она забрала меня как-то ночью после того, как увидела меня на улице. Должно быть, она пожалела меня, потому что позволила мне остаться, и так мы стали жить вместе. У нее был пятилетний сын. Его отец был мертв, да и не было у него ничего. В общем, у нас завязались отношения, и, в конце концов, с годами, мальчик начал называть меня папой. Я был с ними, пока мне не исполнилось двадцать пять, полные десять лет.

Он сделал глубокий вдох и продолжил:

― Я женился на Лиззи, когда мне было двадцать. Я был еще ребенком, но она была всем, что у меня было. Она и Димитрий. Мы справлялись вместе, но Лиззи употребляла тяжелые наркотики, и она запуталась в каком-то серьезном дерьме. Где-то в это время я начал плавать и сколотил свою команду пиратов, чтобы начать разгребать ее проблемы, зарабатывая в море. Здесь проще. Меньше законов. Мой старый друг поддерживал связь с некоторыми пиратами, и он привлек меня, пообещав, что это будет лучший вариант для Лиззи и Димитрия. Он был прав, стало полегче. Так что, по сути, я был вовлечен в пиратский мир, чтобы спасти женщину, которая на самом деле не заботилась ни обо мне, ни освоем сыне.

― Потом все стало настолько плохо, и, в конце концов, я понял, что больше не могу ей помочь, и ушел. Я стал пиратствовать на постоянной основе. Димитрий думал, что я его отец, потому что у него не было никого лучше на эту роль, и я любил его. Но я был эгоистом, потому что оставил его без объяснений. Я все время следил за ним, чтобы убедиться, что он в порядке, что он в безопасности, но однажды, когда ему было пятнадцать, мне сообщили, что он в больнице. Его так сильно избили и… изнасиловали… что он был в коме. Я едва не сошел с ума. Лиззи настолько увязла, что впутала собственного сына. Так что я заплатил известному пирату, чтобы он убрал ее.

― Моему отцу, ― шепчу я.

― Да, он послал своих людей забрать ее. Все пошло не так, и в итоге им пришлось убить не только ее. Вот почему он преследует меня за долг: он не получил того, что причиталось за работу, которую им пришлось сделать. Я не заплатил ему за сделку. После того, как она исчезла, я пошел в больницу к Димитрию. Он был в сознании, но измучен и абсолютно раздавлен. Он ненавидел меня. Он думал, что это из-за меня у его матери не было ни гроша, и она попала так, что ее убили. Он поклялся там тогда, что однажды убьет меня за это. Я ушел и с тех пор больше его не видел.