Ребекка Серл - Популярна и влюблена

– Что происходит? – осторожно спрашиваю я, не отрывая взгляда от лепестков плюмерии.

Он пожимает плечами.

– Посмотрел телевизор, перехватил сэндвич. Хоть немного отдохнул от работы. – Я чувствую на спине его руку, она скользит вдоль позвоночника. Я сдерживаю дрожь.

Откладываю цветок.

– Я не это имела в виду, – говорю я.

Он склоняет голову набок.

– Тогда о чем ты? – спрашивает он нараспев, явно флиртуя.

Я слегка хлопаю по его плечу.

– О нас.

Уголки его рта поднимаются в улыбке.

– Нас?

Я чувствую себя неловко. Я сижу у него на коленях, его руки обнимают меня, но я не понимаю, что это значит.

– Ага. Ты, эм-м, поцеловал меня.

– Я в курсе, – говорит он, слегка улыбаясь. – По-твоему, почему я здесь?

Легкий трепет в моей груди сменяется взмахами орлиных крыльев. Он склоняется ко мне, но теперь не протягивает мне цветок и не отстраняется.

– Я здесь, потому что ты умная. – Он наклоняется ближе. Я чувствую, как его ресницы касаются моей щеки. – И веселая. – Еще ближе. Его нос задевает мой подбородок. – И красивая. – Его губы возле моих губ. – И мне нравится целовать тебя.

Мое сердце бьется с бешеной скоростью. Такое чувство, будто оно может убежать от меня.

– Хорошо, но…

– Что еще? – шепчет он.

Я делаю вдох и изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно. Я борюсь за каждое слово.

– Чего ты хочешь?

Он вздыхает и кладет руку на мое колено, поверх моей руки. Она мягкая и теплая.

– Я думал, это очевидно, – произносит он, проводя большим пальцем по моему. – Я хочу тебя.

– Райнер…

Он поднимает мою руку и, держа ее в своей, прикладывает к сердцу. Я чувствую, как оно бьется – сильно и ровно.

– Просто расслабься, – предлагает он.

Я прикусываю нижнюю губу.

– Ладно, – соглашаюсь я.

– Хорошо. – Он берет мое лицо в ладони и тянет к себе. Целует мой нос, лоб, затем складочки в уголках глаз. Отстраняясь, он тяжело дышит.

– Ты великолепна, – говорит он.

– Ты шутишь, – выдыхаю я.

– Не шучу. – Он целует мою шею, прямо под ухом. Ясно мыслить почти невозможно.

Спрашиваю:

– Почему я? – Прочищаю горло. И отталкиваю его. Я думаю о словах Джордана о том, что Райнеру нравится быть в центре внимания и поэтому он встречается с актрисами. Как это может быть правдой? Я все еще никто. – Ну, не считая того, что я единственная знакомая тебе девушка на острове.

– Неправда, – говорит он. Он переплетает свои пальцы с моими. Я опускаю на них взгляд. – Ты забываешь про девушку-администратора.

– И про Джессику, – говорю я, не поднимая глаз.

Райнер кивает.

– И про Джессику.

– И? – Я распутываю наши руки и кладу свои себе на колени. Мне приходится стиснуть их, чтобы удержаться и не начать грызть ноготь.

– Почему ты? – спрашивает Райнер. – Это то, что ты хочешь знать?

– Да. – Я поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом.

Он качает головой, будто я единственная, кто этого не понимает.

– Из-за этого, – говорит он. – Ты не представляешь, какой тебя видят другие. Ты невероятна.

И он целует меня. По-настоящему, в губы. Я хочу что-то сказать, но слова теряются в нашем поцелуе. Путаются в его волосах, и кончиках пальцев, и между ударами сердца. «Ты невероятна». Когда его губы накрывают мои, а рука лежит у меня на талии, эти слова – единственное, что имеет значение. Это то, как он видит меня. Это то, что он ко мне чувствует.

Его руки повсюду: у меня на спине, на талии. Он прижимает меня к себе. Я тянусь к нему и вжимаю руки в его плечи, стискиваю мышцы. Чувствую, как он дышит мне в рот, но не разрывает поцелуй. Он продолжает целовать меня, и потихоньку я тоже начинаю чувствовать это. Что он, возможно, прав.

– Ты правда с этим мальчиком? – Голос моей матери прорывается сквозь помехи. Она всегда звонит мне по мобильному, потому что у нас дома нет тарифа для междугородных звонков, но сотовый сигнал часто плохой.

– С каких пор ты читаешь таблоиды? – спрашиваю я. Я стою у себя на кухне и смотрю на статью с заголовком «Райнер Девон и Пэйдж Таунсен заперты на Гавайях со своей любовью». Они снова напечатали то фото из «Фиш Маркета», где мы с Райнером прижимаемся друг к другу лбами. Разве они не публиковали то же самое пару недель назад? Почему это все еще актуально?

– С тех пор, как моя дочь попала на их страницы, – говорит она. Даже при такой скверной связи я слышу в ее голосе резкость.

– Ты правда всему этому веришь? – спрашиваю я. Я не задумываюсь о том, что на самом деле изменилось с тех пор. Например, мы с Райнером поцеловались. Несколько раз.

– Не знаю, милая, – говорит она.

Я кладу журнал.

– Ты что, действительно подписалась на Star?

Я все еще не верю ей. Моя мать не нашла бы таблоид, даже если он был единственной книгой в школьной библиотеке. А их, естественно, там нет. Она делает покупки в местном фермерском магазине, не в супермаркете, и из прессы там есть только Yoga Journal и куча брошюр по астрологии.

У меня другая теория.

– Тебе звонила Кассандра, – говорю я.

Мама вздыхает. Ее вздох переходит в треск.

– Пожалуйста, ответь на вопрос, Пэйдж.

– Она звонила, правда?

Воцаряется подозрительная тишина. Затем мама говорит:

– Она переживает за тебя.

Переживает за меня. Точно. Вот почему она не нашла времени позвонить мне с тех пор, как они с Джейком приезжали на съемки.

– Ей просто нужна информация, – поправляю я ее.

– Милая, мне кажется, если бы ей нужна была информация, она позвонила бы тебе. Сомневаться в Кассандре – это так непохоже на тебя. В чем дело?

Я представляю, как мама стоит в нашей кухне, где она обычно говорит по телефону. Облокотилась на столешницу или роется в холодильнике. И думаю о том, сколько времени прошло с тех пор, как мы виделись. Я не разлучалась с ней так надолго с самого рождения. Я должна сказать ей что-то важное. Что я люблю ее. Вместо этого я говорю:

– Я не хочу выносить это на публику.

– Это Кассандра и твоя мать, – говорит она. – Кто именно из нас «публика»?

– Она встречается с Джейком, – выпаливаю я.

Я не слышу ни вздоха, ни оханья, ни даже той тишины, когда человек теряет дар речи от удивления.

– Я знаю. Я видела их, – говорит мама будничным тоном, будто я сказала ей, что съела на обед сэндвич с джемом и арахисовым маслом.

– Так ты знала?

Я представляю, как она замирает перед холодильником, ставит молоко на место и упирает руку в бедро.

– Милая, вы очень долго были друзьями. Все меняется.

– Она встречается с Джейком, – медленно говорю я. Словно слова обретут для нее смысл, если я буду произносить их по отдельности.

– Разве у них нет права тоже быть счастливыми?

Я делаю глубокий вдох.

– Конечно. Просто… – Моя мама не знает о том, что мы с Джейком целовались и о том, как после этого разозлилась Кассандра. – Кассандра всегда говорила, что, если двое из нас будут вместе, это разрушит нашу дружбу.

– А ты что думаешь?

– Я не знаю, – говорю я, проводя рукой по холодному мрамору столешницы. – Это было странно и дико: видеть их вот так, здесь. Я вышла из себя. – Я сажусь на высокий стул и поворачиваюсь к окну. Обычно я не говорю с мамой о таких вещах, но слова вылетают одно за другим. О том, как я увидела Кассандру и Джейка на диване. Об ужине с Райнером. О том, каким неловким было наше прощание.

Когда я заканчиваю, она отвечает не сразу.

– Мам?

Я слышу ее вдох и медленный выдох.

– Я понимаю, милая, – говорит она. – Но мне кажется, ты должна быть к ним снисходительней. Я не думаю, что ты расстроена из-за того, что они вместе; я думаю, ты расстроена потому, что они тоже изменились. Все меняется.

– Я не думала, что мы изменимся, – говорю я. В горле непонятно откуда взявшийся ком.

– Ты не можешь винить их за то, что они продолжают жить без тебя.

– Но им правда обязательно делать это вместе?

Я слышу, как вдалеке звенит ее смех.

– Ну, – говорит она, – лучше было бы спросить: «Стоит ли из-за этого терять друзей?» – Она меняет тему, рассказывая про мою сестру и Аннабель, а затем говорит: – Мне пора. Я люблю тебя. – И отключается.

Я кладу телефон на стол. Она, конечно, права. И я скучаю по ним. Я скучаю по ним обоим. Я хочу позвонить Джейку и рассказать ему о проекте Уайатта по очистке океана. Тот придумал его, чтобы возместить ущерб, который фильм мог нанести окружающей среде. Я хочу позвонить Кассандре, сказать ей, что Райнер наконец поцеловал меня и услышать ее визг и расспросы о том, каково это, мягкие ли у него волосы и что он говорит мне, когда мы одни.

Но мне пора на репетицию, а еще этим утром нужно зайти в монтажную и посмотреть отснятые вчера материалы. Вчера мы переснимали первую сцену фильма, где Август выносит на берег, окровавленную и разбитую. В этот раз вышло лучше, и я думаю, Уайатт с этим согласился. Он даже попросил меня посмотреть запись. Он никогда не просил меня внести свою лепту, и я должна прийти вовремя. Через двадцать минут нужно быть в гримерной.

Монтажная располагается на первом этаже в зале заседания. Темные шторы всегда задернуты, и мне жалко монтажеров. Приехав на Гавайи, они целыми днями торчат здесь, глядя на экраны. Мы хотя бы регулярно работаем на улице.