На мне туфли на четырехдюймовой платформе.

У меня красная помада.

Я ощущаю себя… красивой. Даже сексуальной. Такой, как, я всегда думала, чувствуют себя чирлидерши-старшеклассницы в Портленде, когда открывают футбольные матчи. Словно они достойны того, чтобы их видели. Достойны того, чтобы их видели Райнер Девон и Джордан Уайлдер.

– Черт возьми! – восклицает Райнер. Я подхожу туда, где он стоит – команда Scene отделяет его от Джордана. За то время, что я готовилась, внутри установили огромную платформу. Всё вокруг в большой черный горошек – и пол, и стены. Красные пластиковые шары покачиваются вокруг винтажных автоматов для игры в пинбол, а в больших розовых бочках лежат огромные конфеты «Твизлерс». Мне кажется, что я очутилась на шоколадной фабрике Вилли Вонки. Приходится признать – это грандиозно.

– Их можно есть? – спрашиваю я Сэнди, показывая на «Твизлерс».

– Типа того, – говорит она. – Но я бы не стала.

Райнер снова кладет свою руку мне на спину. Я смотрю на него.

– Серьезно, – шепчет он. – Ты выглядишь до нелепости сексуально. – Он склоняется к моему уху. – Ты слегка сводишь меня с ума.

– Да? – говорю я. Кончики пальцев покалывает, и в то же время они немеют. Я не понимаю, что между нами происходит, но я знаю, что мы флиртуем. Я знаю, что это не по-дружески. И не профессионально. Теперь уже нет.

– Да, – говорит он. – Он наклоняет ко мне голову. – Ты восхитительна.

Я не знаю, из-за макияжа ли это, или из-за прически, или из-за того, что я действительно чувствую себя как кинозвезда на съемках того фильма, про который журнал People сказал: «самое жаркое событие после лета», но я хочу крепко обнять его за шею. Хочу поцеловать его прямо здесь.

На Райнере красно-белая клетчатая рубашка, не застегнутая до конца, и темные джинсы. Он выглядит элегантно, и, отступая назад, я пользуюсь случаем, чтобы оценить, как же он хорош, прямо до абсурда.

Он улыбается мне.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – говорю я, кивая. И это правда.

– Первая официальная съемка для журнала, – замечает он.

– Не для тебя.

Мои пальцы оказываются возле его воротника. Притворяюсь, что снимаю с него ниточку, но на самом деле там ничего нет. Я просто хочу быть рядом с ним.

Райнер накрывает мою руку своей. Она теплая. Из-за этого вся студия расплывается у меня перед глазами.

– Мы все здесь просто для того, чтобы заполнить помещение. Это только для тебя.

Я открываю рот, но не могу ничего выговорить. Он смотрит на меня с таким выражением, которое и пугает, и приводит в восторг. Заставляет чувствовать его заботу. Словно он никогда не позволит случиться со мной ничему плохому. На этой фотосессии, на этой площадке и где угодно еще.

Команда Scene расступается, и Джордан теперь рядом с нами. На нем черные брюки, черная рубашка с развязанным фиолетовым галстуком. На лице – легкая щетина.

Мое сердце сбивается с ритма, словно пропустило удар, снова накатывает знакомая нервозность. Я заставляю себя не фокусироваться на Джордане. Потому что каждый раз, когда я это делаю, все внутри переворачивается. Из-за Джордана я чувствую себя неуверенно. Это всего лишь второй раз, когда мы видимся, но его присутствие мне уже мешает. И я не хочу, чтобы меня сейчас что-то отвлекало. Я хочу оставаться рядом с Райнером. Я хочу, чтобы он продолжал мне говорить о том, какой он меня видит.

Вытянув губы трубочкой, я сдуваю мысли о Джордане. Его проблемы не испортят мой день. Я здесь, в эту самую минуту, проживаю невероятнейшую фантазию, которая только могла прийти мне на ум. И самое лучшее, что это даже не фантазия. Я снимаюсь в экранизации популярной книги и собираюсь участвовать в фотосессии для журнала. Я буду чувствовать радостное возбуждение и даже восторг, потому что иные чувства кажутся предательством по отношению к мечте. Я не дам Джордану отравить это мгновение.

Кто-то включает музыку, и вся наша студия, все три тысячи квадратных метров, наполняются игрой группы The Smiths, затем песнями Канье и Кэти. Плейлист продолжает греметь, даже когда мы начинаем сниматься. Я на плечах Райнера, Джордан наблюдает за нами. Райнер обнимает меня, Джордан стоит в стороне. Нам что-то кричат, и все это вдруг начинает… работать. Все встает на свои места. Это первое, что мы делаем втроем, и я чувствую нашу химию. Не просто – у меня с Райнером или у меня с Джорданом, а у нас троих. Я чувствую ее так же, как чувствовала с Райнером в Портленде и с Джорданом на его прослушивании здесь. Но только сейчас мы все вместе.

Этого достаточно, чтобы заставить меня моментально забыть, что Райнер и Джордан не выносят друг друга. Райнер берет большой «Твизлерс» и разрывает упаковку зубами. Он бросает его Джордану, и они понарошку сражаются, фехтуя конфетами.

Я беру один из красных шаров и подбрасываю его вверх, и когда камера щелкает как раз перед его приземлением, я понимаю, что мне весело. По-настоящему весело. В этот момент я ничего не стесняюсь. Я не переживаю, что недостаточно хорошо работаю или что я должна быть такой-то и вести себя так-то. Я просто наслаждаюсь собой, здесь и сейчас. Этот мир безумный, чужой, но он захватывает по-настоящему. И я вижу, что Райнер и Джордан чувствуют то же самое. Потому что они не бросают друг на друга мрачные взгляды и не пытаются разорвать друг друга на части. Неожиданно прошлое и все, что осталось в нем – Кассандра, Джейк и даже Бритни, чтобы она ни значила для этих парней, – оказывается от нас в миллионе миль. Будто нас разделяет не только океан, но и что-то другое. Что-то нерушимое.

Песня меняется, и Райнер поднимает меня. Он кружит меня, очень быстро, и пока вся студия вращается, я сосредоточиваюсь на его лице. Он улыбается и что-то говорит, но из-за музыки и быстрых движений я его не слышу. Он ставит меня на пол и продолжает говорить, но я все равно не слышу его. Я вся взбудоражена: это адреналин и песни Мадонны. Краем глаза я вижу Джордана, прислонившегося к стене. Подперев подбородок рукой, он смотрит в камеру. Кто-то кружит возле него с расческой.

Райнер подходит ближе, и когда музыка затихает перед сменой песни, он опять что-то говорит мне.

– Я хочу тебя поцеловать.

Теперь я его слышу.

Плохие новости: все остальные тоже услышали.

В команде Scene все переглядываются, будто не знают, что им делать, и Сэнди с Уайаттом пытаются развеять обстановку. Они пересматривают видеозапись, пытаясь удостовериться, что слова Райнера невозможно расслышать.

– Продюсерам это понравится, – произносит Сэнди.

– А мне – нет. – Говоря это, Уайатт смотрит на меня, и я снова вспоминаю о нашем разговоре у меня в номере. Как он злился из-за того, что мы с Райнером сближаемся. Но сейчас я думаю, что он, возможно, был неправ. Я вдруг впадаю в дикое раздражение из-за того, что это так важно. Потому что то, чем я занимаюсь вне съемок, мое личное дело. Райнер и я – не Ной и Август, и если мы нравимся друг другу, что с того? Мы же не перестанем делать нашу работу. Я снова смотрю на Райнера, который стоит передо мной в ожидании хоть какого-то ответа. Ему наплевать. Он не переживает из-за Сэнди, которая суетится вокруг нас, или недовольных комментариев Уайатта, или людей из Scene, которые замерли наготове и пытаются понять, что дальше. Потому что это не их дело. Это наше дело. Я жажду сказать ему, что я тоже хотела бы этого. Я хочу, чтобы он поцеловал меня, больше, чем когда-либо чего-то желала. Хочу, чтобы он обнял меня и сделал так, чтобы это мгновение длилось вечно – запечатлел бы его, вместе с камерой.

Но меня что-то останавливает. И это не Сэнди и не Уайатт. Моя спина словно горит, и я понимаю, что Джордан тоже слышал. Я ощущаю его взгляд. И не могу объяснить, почему чувствую себя виноватой.

Я ничего не скрываю. Уайатт и Сэнди жмутся друг к другу, а команда Scene готовится к очередному снимку. В конце концов они притворились, что не слушают. Я понижаю голос, пододвигаясь ближе к Райнеру.

– Ты не можешь этого сделать, – шепчу я.

– Что? – говорит он. Он разглядывает мое лицо. Я закусываю губу.

– Ты не можешь говорить такое на работе. – Поднимаю на него взгляд. Я хочу сказать: «Не сейчас».

Лицо Райнера озаряет широкая улыбка.

– Рядом с тобой мне сложно себя контролировать, – говорит он. Он берет меня за локоть и проводит большим пальцем по сгибу. Рукам становится горячо, все внутри тоже пылает. – Но если ты этого хочешь, я могу попытаться.

С души падает камень, зато виски гудят. Делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить свой взбунтовавшийся пульс.

– Огромная часть нашей жизни уже стала всеобщим достоянием. – Я машу рукой куда-то в сторону океана или что там сейчас находится.

– Все будет хорошо, – произносит он. Сжимает мои руки. Они кажутся такими надежными – будто только они удерживают меня на месте. Хмурится и говорит: – Обещаю.

– Больше никакого дурачества на площадке, – говорю я.

Он смеется.

– Мэм, вы меня оскорбляете. – Он убирает руки и в притворном ужасе прикладывает ладонь к груди.

– Я так и сделаю, если ты оскорбишь меня.

Райнер улыбается, и его лицо смягчается. Складки разглаживаются, вновь придавая ему дружелюбное выражение.

– Хорошо, – шепчет он.

Снова включается музыка, и Райнер подходит к Лилианне, чтобы поправить макияж. Я оглядываюсь и замечаю, что Джордан следит за мной. Он сразу же отворачивается. У меня такое чувство, что я потеряла все шансы на нормальные рабочие отношения с ним, которые могли бы у нас сложиться еще до того, как эти отношения начались. Моя мама говорила мне, что нельзя обладать всем на свете. Мир устроен по-другому. Похоже, она была права.