* * *

Оставшиеся до субботы дни, превратились для Игоря в один долгий кошмар, в котором он отбивался от досужих репортеров и бывших подружек, которые звонили по десять раз на дню, чтобы истерически проорать ему в ухо, что он — скотина такая променял их Таню-Маню-Олю и так далее, умниц и красавиц на какую-то швабру. Все это время, он не уставал задавать самому себе вопрос — где его носило, когда Господь раздавал людям мозги.

В среду утром, явившись в офис, Гоша был встречен на ресепшне местным секретариатом в полном составе, во главе с подружкой жены, которые с укором и безразмерным любопытством в глазах взирали на появившегося в открывшихся дверях лифта Игоря.

Стоило ему выйти, как все за исключением Даши дамочки, тут же набросились на него с расспросами.

Дарья еще вчера позвонила подруге и вдрызг разругалась с ней. Но несмотря на обиду, девушка чувствовала, что Катька вляпалась в какое-то непонятное дерьмо и ей хотелось разобраться — что происходит. Они дружили с первого класса, и Даше очень не хотелось терять лучшую подругу из-за какого-то, пусть и очень симпатичного мажора. Которому, по неизвестной пока причине вздумалось жениться на Кате, чтобы сделать её несчастной. Блудливый муж счастья еще никому не принес.

Положение спасла появившаяся Светлана Олеговна, буквально вырвав из цепких лапок, офисных сплетниц побледневшего и вконец растерявшегося Гошу.

Гаркнув на подчиненных, в духе записной стервы, и, приказав заниматься делом, госпожа Наумова потащила сына по коридору в свой кабинет, приговаривая:

— А ты что хотел, радость моя? Погоди, то ли еще будет!


В общем, к утру, когда должен был приехать тесть, Гоша подошел с целым запасом непередаваемых впечатлений от встреч с репортерами, звонков бывших пассий, любопытных взглядов и перешептываний, с полноценной головной болью, стойкой уверенностью что он идиот и полной неизвестностью перед сегодняшним днем.

Отношения с Катей зашли в тупик, остановившись на дружеском общении, совместных ужинах и редких посиделках перед телевизором в разных концах дивана. Это в лучшем случае. В худшем — Катя, накормив супруга ужином и вымыв посуду, просто исчезала из поля его зрения, запираясь в своей комнате и никакими калачами её оттуда было не выманить. Впрочем, Гоша не особенно и пытался. Свалившиеся на его голову проблемы, которые он сам же и создал, настолько утомляли его, что он был даже рад лечь пораньше и провалиться в сон, в котором он — Гоша снова был совершенно неженатым и абсолютно счастливым.

* * *

Встречать Катиного отца Наумовы поехали всей семьей.

У дома Игоря, Светлана Олеговна села за руль Тойоты, на которой они с мужем приехали, и пригласила с собой невестку, заявив, что им нужно поговорить. Мужа она отправила в машину сына.

Некоторое время, они ехали молча. Катя, исподтишка разглядывая свекровь, олицетворяющую собой воплощенную элегантность, щедро приправленную светским лоском, заметно нервничала.

Вдруг Светлана, не отрывая взгляда от дороги, неожиданно спросила:

— Катюша, вы любите моего сына?

Катя, не ожидавшая подобного вопроса, вздрогнула и подавилась воздухом.

— Простите, — Катя поспешно, достала из кармана куртки носовой платок и прокашлялась, надеясь, что свекровь после столь бурной реакции на свой вопрос оставит её в покое, но та терпеливо ждала ответа.

— Да, люблю. Я люблю вашего сына. — Катерина смело посмотрела в глаза Светланы Олеговны, которая как раз остановилась на светофоре и повернула к ней голову. С её плеч, словно каменная глыба свалилась. Это было так легко. Не врать.

Светлана, чуть улыбнувшись, удовлетворенно кивнула:

— Мы с вами, Катенька, еще обсудим это. А пока — хотите совет? Чтобы встреча с вашим папой прошла успешно, отпустите себя. Свои чувства. Не нужно играть… это у вас не очень хорошо получается. Просто — будьте самой собой. Катерина благодарно посмотрела на свекровь.

К перрону подошли, когда поезд уже почти остановился, и им пришлось, чуть ли не бежать, чтобы успеть к третьему вагону, находившемуся в конце состава. Игорь на буксире тащил Катю, не успевающую за быстро идущим мужем. Они все же успели вовремя — проводница выпустила лишь первого пассажира. Пытаясь отдышаться от быстрой ходьбы, Катя напряженно следила за выходящими на перрон людьми — отец все не появлялся. Нервозность Кати передалась и Игорю, который не отрывал взгляда от сосредоточенного личика жены.

— Кать, не нервничай ты так, — он ободряюще легонько сжал её ладошку, которую все время держал в своей руке, — все будет хорошо. Я уверен.

Не успел он произнести последнюю фразу, как супруга резко побледнела и сдавленно охнула.

Гоша проследил за Катиным взглядом, недоумевая, чем вызвана такая реакция супруги и увидел выходящую из вагона высокую худощавую элегантно одетую пожилую даму с замысловатой прической. Судя по холеному, породистому лицу, в молодости дама была невероятно красива. Именно дама — назвать старухой эту женщину у Игоря просто не повернулся бы язык.

— Бабушка!! — Выдохнула Катя, в глазах которой читалась откровенная паника, и Гоша отчетливо понял — настоящие проблемы в его жизни только начинаются.

Глава 11

Сколько бы ни старалась Катя, ей никогда не удавалось понять мотивов поступков своей бабушки.

Она могла принести с помойки бездомного больного котенка, вымыть выкормить, и вылечить его. Чтобы потом — бесформенный и жалкий комочек свалявшейся шерсти, превратился в роскошного кота по имени Маркиз, ни на шаг не отходившего от своей спасительницы. Она могла купить на всю пенсию корм для бездомных животных и отвезти его в приют и с такой же легкостью могла равнодушно пройти мимо старухи просившей милостыню у супермаркета.

Могла накормить бомжа, помочь ему пристроиться в ночлежку и спустить с лестницы очередного просителя с плакатом о помощи больному ребенку или агитатора за какую-нибудь фракцию в период выборов.

Будучи в прошлом блестящим торакальным хирургом и уйдя на пенсию почти в семьдесят лет, Елена Станиславовна, и до сих пор не отказывала в консультациях бывшим ученикам, продолжившим её дело, иногда даже в особо тяжелых случаях принимая участие в операциях. Были случаи, когда она срывалась посреди ночи, спасать какого — нибудь работягу, и буквально на следующий день отказывалась ехать в институт, чтобы прооперировать крутого братка, пострадавшего в очередной разборке. В криминальных кругах Питера прекрасно знали, если профессор Репнина отказывается — угрожать ей бесполезно.

«Я давно перестала бояться смерти, любезный, — сказала как-то Елена Станиславовна отморозку, имевшему за плечами три судимости и размахивающему пистолетом у неё перед носом, когда она отказалась оперировать его друга, — потому что слишком часто сталкиваюсь с этой дамой. Так что стреляйте, если вам так хочется. Приятелю вашему это все равно не поможет, а вот я избавлюсь, наконец, от вашего назойливого общества. Пусть даже ценой собственной жизни».

При этом она одарила ошалевшего братка таким взглядом, что он сдулся как воздушный шарик, разом растеряв всю крутость, словно почувствовал себя жалким щенком, посмевшим тявкнуть на матерого волкодава.

Однажды Катя, будучи шестнадцатилетней девушкой, спросила её — если она и папа так не любят нынешнюю власть, почему они не уедут за границу, благо родственников у них там предостаточно, а эмиграция теперь разрешена? Елена Станиславовна ответила не задумываясь: «Дитя мое, мы никогда не были предателями. Твои деды не оставили Россию в годы революции и репрессий, так неужели ты думаешь, что я и твой отец предадим её сейчас, когда правят бал эти „господа“ в опорках».

* * *

Елена Станиславовна прожила долгую и трудную жизнь. Она родилась во времена, когда слово «дворянин» было сравнимо с ругательством. Её отца Станислава Стрешнева бывшего командиром полка красной армии, в тридцать седьмом году объявили врагом народа и расстреляли только за то, что его предки были в родстве с российским императором. И даже то, что Станислав добровольно перешел на сторону большевиков и был героем гражданской войны, не сыграло особой роли. Жену Стрешнева с двумя детьми спасла молоденькая девушка Паша, работавшая у них кухаркой. Рискуя жизнью, под покровом ночи, она тайно вывела их из Москвы, а потом привезла к своему отцу, жившему на одиноком кордоне, затерянном в глухих лесах Вологодчины. Почти три года прожили они там, пока перед самой войной, Александру с детьми не забрал к себе её дядя, бывший тогда директором крупного машиностроительного завода в Челябинске.

А потом началась война. Елена до сих пор помнила, как они с матерью провожали Алексея, её старшего брата, уходившего добровольцем на фронт.

Для Стрешневых Родина всегда была чем-то большим, чем просто место, где они родились. Для них она была Россия — святыня, за которую отдавали жизнь их предки. И пусть на тот момент она была Советами, власти которых втоптали в грязь лучших её представителей, обратили в прах половину русских святынь, уничтожили церкви и сожгли иконы. Пусть, они разрушили семью самой Александры, убили её мужа и осиротили её детей — главным приоритетом для неё было то, что Россия в опасности. И Александра Николаевна, не задумываясь, благословила сына.

Алексей Стрешнев пал смертью храбрых в бою под Новороссийском, направив свой горящий самолет в самую гущу атакующих фашистов, за что был награжден орденом Боевого Красного Знамени. Но, матери, его так и не отдали, посчитав, что сын врага народа, дворянин в десятом поколении Алексей Стрешнев не достоин такой высокой награды.

Орден брата Елена Станиславовна получила уже в девяностых. Тогда начали рассекречивать архивы НКВД, её отца реабилитировали, а брату вернули награду. Она пошла, получать её вместе с внучкой. Выслушав от военкома хвалебную речь в адрес покойного брата о его храбрости, героическом поступке и о том какой вклад он внес в дело победы Красной Армии над фашистскими захватчиками, Елена Станиславовна сухо сказала: «Гвардии капитан Стрешнев никогда не умирал за Сталина и Советы». — И добавила, надменно сверху вниз глядя на низкорослого военкома: — «Граф Алексей Станиславович Стрешнев — отдал жизнь за Россию. Так же, как на протяжении столетий делали его предки.» — И, забрав коробочку с орденом, пошла прочь.