«Я рискую, дружище, но Лайза говорит, что я делаю правильно. Мне кажется, ты привязался к моей сестре. Мне кажется также, что ты не сможешь признаться ей в любви из страха получить отказ. Я знаю тебя, Ник. Ты скорее будешь молча страдать, чем причинишь мне боль».

Ник почувствовал, что кровь отлила от его лица. Он был прав — Джоселин не хотел, чтобы Джорджиана принадлежала ему. Стиснув зубы, он продолжал читать.

«Что меня удивляет, так это то, что после того как мы с тобой разделили столько радостей и печалей, ты не знаешь, что для меня будет большой честью назвать тебя братом. Я буду считать это величайшим счастьем, если ты полюбишь мою дорогую Джорджи и женишься на ней».

Там было написано еще что-то, но он был слишком возбужден, чтобы дочитать письмо до конца. Ник сунул письмо обратно в конверт, посмотрел на Далласа и кашлянул.

— Ну, чтоб я ослеп.

— Судя по тому, что я узнал и увидел, в этом нет необходимости. С самого приезда сюда вы вели себя так, словно у вас повязка на глазах.

— Заткнись, Мередит.

Резко повернувшись, Даллас начал удаляться.

— Мередит, — неохотно позвал Ник. — Да?

— Спасибо.

— Не за что, сэр, — ответил Даллас, растягивая слова. — Думаю, вы найдете леди Джорджиану у озера. Я постараюсь, чтобы герцог не беспокоил вас. — Он улыбнулся и вернулся в гостиную.

Ник засунул конверт за пояс и выбежал из дома. Он вздрогнул от ночного холода, но бег к озеру согрел его. Джорджианы там не было; не было ее и в рыбацком павильоне и на венецианском мосту. Он сомневался в том, что она пойдет к гроту без лошади и некоторое время стоял на мосту, глядя на отражающийся в воде лунный свет, и пытался сообразить, куда она могла пойти. Потом он щелкнул пальцами, бегом покинул мост и устремился к лесу.

Он часто и тяжело дышал, когда добежал до края прогалины. По открытому пространству он пошел шагом и приблизился к небольшому греческому храму. Между двумя колоннами он заметил две темные фигуры. Они стояли близко друг к другу, но резко отпрянули, когда Ник подошел к ним.

— С кем это ты встречаешься на этот раз? — выпалил он и покраснел, когда Ребекка, сделав реверанс, наградила его нежным взглядом и убежала по дорожке, ведущей к дому.

Джорджиана, высоко подняв голову, повернулась к нему спиной. Он догадался, что Ребекка принесла Джорджиане накидку. Чувствуя себя последним идиотом, Ник поднялся по лестнице и обратился к этой величественной фигуре.

— Извини, голубка.

Она чуть повернула голову, позволив лунному свету осветить ее высокий лоб и округлость щек, отчего у Ника перехватило дыхание.

— Наверное, темнота придала мне смелости, — сказала она. — Она заставила меня смотреть на вещи не так, как бы мне хотелось.

— И что же ты увидела?

— А то, что все ваши благородные протесты по поводу того, что вы не желаете компрометировать меня своим низким происхождением, являются всего лишь уловкой, призванной скрыть правду.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Она повернулась так, чтобы ему не было видно ее лица.

— Возможно, вы не подозреваете об этом, но я для вас большое достижение. Обыкновенный вор лишил целомудрия дочь герцога. Не говорите мне, что вы не гордитесь этим. А что касается брака, то, что ж, вы можете жениться на любой девушке, которая будет вам по душе. Зачем вам неуклюжая верзила, если вы можете найти какую-нибудь изящную и гораздо более женственную девушку из хорошей семьи? Девушку, лишенную странных увлечений и желания помогать сиротам, которая с радостью согласится быть для вас декоративным трофеем.

Ник чертыхнулся и повернул ее к себе. Заговорив, он почувствовал запах лаванды.

— Ладно, кто я? Как ты меня, назвала?

— Сноб?

— Сноб. — Ник притянул ее ближе, чтобы видеть ее лицо. Увидев, что по щекам ее текут слезы, он проклял себя в душе. — Я горжусь.

Лицо ее исказилось гримасой боли. — Я горжусь тем, что сумел завоевать твою любовь, юный Джордж. И я ничего не приношу в жертву, когда не хочу этого делать. Любить тебя не значит жертвовать собой. Черт возьми, женщина, мы с тобой убегали друг от друга из-за душевных травм, которые мы перенесли в прошлом. Пора нам остановиться. Кстати, что это ты говорила про неуклюжую верзилу?

— О, это не имеет значения. — Она опустила голову.

— Правильно. — Он некоторое время внимательно смотрел на нее. Затем одним быстрым движением схватил ее и поднял на руки.

— Мистер Росс!

Он улыбнулся ей и неожиданно повернулся на 360 градусов.

— Здесь нет никаких верзил поблизости.

— Опустите меня.

Она охнула, когда он начал кружиться, прижимая ее к себе. Она завизжала от страха, тогда он остановился и поставил ее на ноги. Она зашаталась, едва не упав, и он снова легко подхватил ее на руки. Она уставилась на него с изумлением.

— Ну вот, — сказал он. — Разве верзилы вертятся как детские волчки?

— Я… Ник.

Это слово, будто горячий техасский ветер, разгорячило его кровь. По его венам пробежала теплая волна возбуждения. Улыбка исчезла с его лица, и рука, державшая ее ноги, опустилась. Держа ее спину одной рукой, он дал ей медленно сползти вниз вдоль его тела и не отпустил, когда она встала на ноги. Теперь они стояли тесно прижавшись друг к другу.

— Ты произнесла мое имя, голубка. — Он погладил ее по спине и прижал к себе еще сильнее, так что груди ее вдавились в его грудь. — Я предупреждал тебя насчет этого.

Она подняла на него глаза и сказала просто:

— Я не забыла.

Ник с трудом расслышал ее, так как кровь, устремившаяся по его венам, шумела уже в ушах. Опершись ладонями о каменную стену храма, он прижал Джорджиану к ней своим телом, накрыл ее губы своими и почувствовал податливую мягкость ее грудей и напряжение между своими ногами. Он так долго не дотрагивался до нее.

Целуя ее послушные губы, он почувствовал, что ногти ее вонзились в его спину. Потом руки ее коснулись его волос.

— Ваши раны.

— Какие раны? Скажи мое имя еще раз.

— Ник.

— Вот так.

— Ник.

Он провел зубами по ее голому плечу.

— Ник.

— Боже, больше не произноси моего имени, а то ты сведешь меня с…

— Нет, — сказала она, приложив палец к его губам. — Ребекка сказала, что тетя Ливи велела ей приготовить сегодня вечером баню с бассейном.

Ник поцеловал ее палец и повторил эти слова, даже не вдумываясь в них:

— Баня с бассейном. — Губы его замерли. — Баня с бассейном?

Не говоря больше ни слова, он поднял ее и быстро вошел в храм. С каждым шагом возбуждение его усиливалось, и напряжение между его ногами превратилось в боль, когда он сбежал по лестнице к бассейну. Он почувствовал аромат жасмина, но почти не заметил теплый золотой свет, отражающийся от стен.

Почти обезумевший от желания, он начал срывать с Джорджианы одежду. Руки его дрожали, когда он развязывал шнуровку и снимал ее нижние юбки, глаза его видели только ее кремовую кожу. Лишь плеск воды, когда он вошел в нее, отвлек его на мгновение от ее тела.

Теплая вода заключила его в свои объятия, хотя Джорджиана обвила его шею своими руками. Тело его вдруг стало невесомым и еще более чувствительным. Дрожа от возбуждения, он поднял Джорджиану, и они поплыли, подталкивая друг друга своими телами. Неожиданно она легла на спину, так что тело ее оказалось перед ним, а груди поднялись из воды. Ноги ее обхватили ею бедра, она изогнула спину и прижалась к нему.

Издав сдавленный крик, Ник бросился на нее, и они погрузились под воду. Волосы ее, расплывшиеся вокруг ее головы под водой, показались ему черным шелком. Он подтянул ее к себе за руки, вынырнул и привлек к себе, стараясь не задеть ее заживающей раны. Он с силой оттолкнулся от дна, и они оказались у лестницы, спускающейся в воду. Он оперся коленями о нижнюю ступеньку, Джорджиану посадил на ту, что повыше, и устремился к ней, в то время как она еще крепче обхватила ногами его бедра. Джорджиана напряглась и приподняла свои бедра. Ник чувствовал, как вода вспенивается вокруг него, когда он резким движением пытался проникнуть в ее упругое податливое тело.

Руки его нащупали ее чувствительные места, губы его последовали за ними и начали ласкать их, в то время как голова его снова оказалась под водой. Ее рука нашла его, сжала и потянула к себе. Он ответил на ее зов и стремительно вошел в ее горячую, изнемогающую плоть.

Он чувствовал только ее тело, окутавшее его, и воду, колышущуюся вокруг них все быстрее и быстрее. Из бассейна выплеснулись большие волны и растеклись по мраморному полу. Они покрывались пеной, по мере того как их движения становились все более неистовыми. Когда Джорджиана издала слабый крик, он изогнул спину в последнем отчаянном движении и тоже закричал. Когда они достигли удовлетворения, он прильнул к ее рту своими губами. Она обвила рукой его шею; он стоял в воде, продолжая с силой прижимать ее бедра к своим.

Придя в себя, он крепко взял ее за руки, лег на спину и поплыл, держа ее над собой. Они еще долго оставались в воде — неразделимая плоть, парящая в смутной золотой дымке удовлетворенности.


Джорджиана просунула руки в рукава корсажа и повернулась, чтобы Ник застегнул многочисленные пуговицы на спине. Тело ее все еще горело после любовных утех, на ее руках и груди по-прежнему были видны красные пятна. Ник застегнул последнюю пуговицу, приблизился к ней и поцеловал ее обнаженное плечо. Выйдя из состояния блаженной безмятежности, она ощутила тепло его губ и погрузилась в океан чувственности, из глубин которого ее позвал его голос:

— Ты уверена, голубка, что это то, что тебе нужно?

— Я запрещаю тебе задавать мне этот вопрос теперь, когда ты сам так умело доказал, что точно знаешь, что тебе нужно.

— Просто я не уверен, что ты до конца представляешь возможные последствия нашего брака.

Она повернулась, обвила руками его шею, встала на цыпочки и поцеловала.

— О Господи! Неужели мне придется отказаться от удовольствий светского сезона, от всех этих замечательных балов, к которым я так привыкла? — Она приложила руки к своим щекам в притворном ужасе. — Боже! Неужели мне придется отказаться от визитов и глупых разговоров? Как же я буду жить без них?