— Людвиг! — крикнула она.

Человек, сидевший в гробу, снял маску. Джорджиана посмотрела на него сквозь слезы.

— Вы?

— Извини, Джордж.

Теперь ее слезы превратились в слезы гнева. Джорджиана сняла очки, пошарила в кармане фартука, нашла платок и закрыла им лицо.

Росс выбрался из саркофага и спрыгнул на пол с глухим стуком. Джорджиана опустила платок и сердито посмотрела на него, продолжая рыдать. Сердце ее все еще колотилось от страха.

Он подошел к ней, положил маску на стол и стал перед ней на колени.

— Я ждал Людвига и решил проверить, подойдет ли мне этот ящик по размеру. Я не хотел вас пугать.

— Я вас ненавижу, — сказала она, шмыгая носом и глотая слезы.

Ее очки упали. Он поднял их в то время, как она зарылась носом в платок.

— Мне очень жаль, леди Джорджиана, что я напугал вас.

— Опять.

Он улыбнулся, обнажив белые зубы, сверкнувшие на фоне загорелой кожи.

— Да, опять.

— Нет, — сказала она, шмыгнув носом. — Я хочу сказать, что вы опять взялись за свое и разговариваете, как выпускник Кембриджа, хотя в любой момент можете рассеять эту иллюзию и превратиться в грубого вояку или в вора с Ист-Энда.

Он ответил ей на безупречном английском:

— Обещаю вам, что в ближайшее время не превращусь ни в того ни в другого. Сохраню эту иллюзию, чтобы вы почувствовали себя в привычной обстановке и успокоились.

Джорджиана выхватила у него свои очки:

— Что это вы стали вдруг таким учтивым? — Он ответил не сразу. Его длинные ресницы опустились, закрыв сине-голубые глаза, а на лице задергалась мышца, привлекшая внимание к ямочкам на его щеках, придававшим ему почти беззащитный вид. Потом он поднял голову и одарил ее странной улыбкой, в которой была угроза и азарт участника запретного языческого ритуала.

— Можете считать мою учтивость расплатой за то, что я напугал вас, миледи. — Они посмотрели друг на друга, и улыбка его исчезла. — Мне никогда не приходилось заставлять женщину плакать. Мне это не доставляет удовольствия.

— Вы никогда не заставляли женщин плакать? Мне трудно в это поверить, мистер Росс. — Чем больше они разговаривали, тем меньше она шмыгала носом.

Он самодовольно улыбнулся, что так ее раздражало.

— Никогда. Они у меня всегда смеялись или улыбались. — Он замолчал, взгляд его скользнул по ее лицу. — Ну, может быть, стонали иногда, но плакать — никогда не плакали.

— Стонали? Как вы можете заставить женщину стонать, если не причиняли ей боли, сэр?

Он следил за ее губами восхищенным, почти завороженным взглядом, и это смутило ее еще больше. Услышав ее вопрос, он вздрогнул и посмотрел ей прямо в глаза.

— Черт возьми!

— Вы невежа, сэр. — Спина Джорджианы напряглась, и она сунула платок обратно в карман.

— Я не подумал, что вы можете не знать насчет… насчет стонов.

На последнем слове его голос неожиданно стал низким и резким. Услышав его, Джорджиана ощутила тревогу и задрожала всем телом.

Она беспокойно задвигалась на стуле и оглядела комнату.

— Где Людвиг? Он должен был вернуться. Наверное, зачитался какой-нибудь книгой. Когда он поглощен чем-то, то обо всем забывает. — Она хотела встать. — Пойду поищу его.

Его рука легла на ее руку, и Джорджиане пришлось сесть обратно. Он продолжал держать ее руку, и она напряглась, чувствуя как тепло его руки проникает через рукав ее платья. Она бросила взгляд на его руку, увидела длинные тонкие пальцы и золотое кольцо с вырезанными на нем двумя крылатыми грифами. Она потянула свою руку. Пальцы сжались крепче, но затем отпустили ее.

Джорджиана сделала глотательное движение и устремила взгляд на очки, которые держала в руке. Он не говорил ни слова, удерживая ее на месте лишь взглядом и властью своего молчания. Ею опять овладело чувство, что нужно быть подальше от него. Он был так близко, что она снова чувствовала запах сандалового дерева, и он продолжал молчать. Она уже сама хотела заговорить, но он первым прервал молчание.

— Черт возьми! Для твоей же пользы, Джордж, тебе нужно поскорее убраться отсюда. Сматывайся из этого дома и от меня.

— Ну вот, — сказала она. — Вы опять за свое. Превратились в грубого вора, разговаривающего на лондонском просторечии. Почему вы не можете оставаться джентльменом?

— Потому что ты не обращаешь внимания, когда я веду себя как джентльмен, но враз замечаешь, когда я веду себя иначе.

— Как я уже сказала вам, сэр, вы прекрасно можете создавать иллюзию — джентльмен, бравый вояка, вор. Кто вы на самом деле?

Темные брови нахмурились. Вновь задергалась мышца на его щеке, глаза сузились, и тревога Джорджианы усилилась. Он стиснул руками ее руки и придвинулся к ней, заставив ее податься назад.

— В этом вся твоя беда, Джордж. Тебе никогда не приходилось сталкиваться с реальностью. Может быть, тебе нужно почувствовать нечто реальное, чтобы стать более внимательной.

7

Душа Ника страдала, как и его тело. Неужели он в самом деле хочет поцеловать ее? Он стоял на коленях перед женщиной, которая за тот короткий промежуток времени, что он находился в бане с бассейном, превратилась для него в нечто недостижимое. После той встречи он сбежал от нее и от Трешфилда, желая избавиться от этой неожиданной страсти. Он думал, что ему это удалось, пока не стал перед ней на колени и не дотронулся до ее платья.

Он никогда не испытывал такого чувства. Прикасаться к ткани ее платья было все равно, что водить кончиками пальцев по неподвижной поверхности чистой воды. Это ощущение пронизало его руку. Оно стерло из его памяти воспоминания о прошлых его победах над женщинами.

Какая-то часть его души продолжала сопротивляться — ему даже тогда, когда он пододвинулся к ней ближе, так близко, что увидел, как расширяются от страха ее изумрудные глаза. Она отпрянула от него, но мешала спинка кресла. Еще несколько дюймов, и он ощутит вкус ее губ. Она что-то сказала, но расслышать ее ему помешал шум собственной крови в ушах. Потом ее ресницы задрожали и глаза сузились в щелки. Точно так прищуривал глаза Джоселин, когда был удивлен. Джоселин. Он собирался поцеловать сестру Джоселина. Ник замер и затем резко отодвинулся от нее на расстояние руки.

— Мистер Росс, вам плохо?

— Что? Нет. То есть да. Да, у меня ужасно болит голова.

— Может, вам нужно принять порошок от головной боли. У меня есть немного, и я принесу его вам, если вы уже закончили меня оскорблять и если вы пропустите меня.

— Я оскорбил вас, миледи? — спросил он слабым голосом.

— Разумеется, вы оскорбили меня, сэр. Вы обвинили меня в том, что я не знаю реальной жизни. Вы неодобрительно ко мне относитесь с самой первой нашей встречи. Вы это ясно дали мне понять.

Ее слова сразу вывели его из возбужденного состояния.

— Вы ведете себя как избалованная… Черт возьми! Когда я думаю о том, какой была жизнь моей сестры по сравнению с вашей…

— Пожалуйста, скажите мне, мистер Росс, откуда вы знаете, что я избалованная, если мы с вами ни разу не разговаривали больше нескольких минут.

— Леди все одинаковые. — Джорджиана приподняла тонкую изогнутую бровь:

— Неужели?

— Я был знаком с несколькими, — сказал он с улыбкой, которая не смогла скрыть того, что знакомство это было довольно близким. — Они всю жизнь палец о палец не ударят. Даже не воспитывают собственных детей. Тратят на свои нижние юбки больше денег, чем моя мать видела за всю свою жизнь. Закатывают истерику, если им не удается побывать на пятидесяти балах за сезон.

Он нахмурился, вспомнив, какими грубыми стали руки его матери от постоянной чистки полов и каминов зимой. Джорджиана как-то странно смотрела на него, тонкая бровь, которую она насмешливо приподняла, опустилась на место.

— Мне очень жаль, что ваша семья испытывала нужду, но это не дает вам права думать, что у меня не было никаких забот только потому, что я жила и продолжаю жить в достатке. — Она подумала, словно хотела еще что-то сказать, но затем снова попыталась встать с кресла.

— Что ж, — произнес он, чтобы она прекратила свои попытки, — докажите это.

— Простите, я не поняла.

— Докажите, что у вас есть заботы. — Она от удивления приоткрыла рот:

— Я не буду ничего доказывать, сэр.

— Потому что не сможете доказать.

— Потому что я не откровенничаю с незнакомыми людьми.

Ник перенес свой вес с одного колена на другое и притворился, что глубоко задумался.

— Так давайте подумаем вместе, какие заботы и какие проблемы могут быть у Джорджианы, дочери герцога. А, знаю. Папа не позволяет ей тратить много денег на модные платья. Оттенок ковра в ее спальне не гармонирует с ее халатом. — Он с притворными ужасом приложил к щеке ладонь. — И еще — о Господи! — ее поклонники либо родовитые, либо красивые, но никогда не бывает так, чтобы были красивыми и родовитыми одновременно. — Он улыбнулся.

Последовавшее ее замечание ошеломило его. Она убрала руки с подлокотников кресла, посмотрела на него сквозь длинные ресницы и сказала:

— Мистер Росс, я считаю, что не следует вести интимных разговоров с простыми знакомыми, но ваши предубеждения, кажется, руководят вашим поведением и нуждаются в пересмотре. Мы с вами плохо знаем друг друга, но я все же понимаю, что вы лучший друг Джоселина, и знаю, о чем он с вами разговаривал. И так как он посвящал вас в личные дела, касающиеся его самого, моих родителей и, самое главное, моего дяди, то я полагала, что вам достанет сообразительности для того, чтобы не считать мою жизнь идиллической.

Ник резко выпрямился:

— Этот ублюдок Йейл обидел вас?

— Разумеется, нет. И пожалуйста, следите за своей речью, сэр. Мозг дяди Йейла разрушается, и он теперь даже есть самостоятельно не может. Он больше никому не причинит вреда. Я думаю, он заслужил эту участь.

— Значит, вам все известно о нем? — спросил Ник, несколько удивленный тем, что Джоселин разговаривал с ней о таких вещах.