Так не должно быть. Чистое безумие слишком полагаться на одобрение и само присутствие Эдама. Очевидно, он очень мало заботится о том, что его поведение вызывает недостойные чувства в ее груди.

Вероятно, даже будучи помолвлен с Оливией, Эдам не смог забыть о происходившем в охотничьем домике и счел, что Десима снова поведет себя легкомысленно. Тем не менее он как будто ревновал ее к Генри. Все-таки мужчины странные существа — надо будет снова поговорить с Генри.

Десима вздохнула и начала завивать двумя пальцами пряди волос, распрямившиеся во время танцев. Без щипцов тут было не обойтись, но бесплодное занятие, по крайней мере, послужило предлогом для того, чтобы задержаться в комнате отдыха.

Дверь наружу открылась.

— Добрый вечер. Могу я помочь вам, леди? — Служанка, очевидно, шагнула вперед, и на сей раз от нее потребовали найти иголку и нитку для разорванного подола. Требование заявила миссис Ченнинг, и, так как она продолжала болтать со своей компаньонкой, высокомерно игнорируя присутствие горничной, было очевидно, что владелицей пострадавшего платья была Оливия.

— Тебе нужно немного больше выдержки и грации. Из-за твоих суматошных манер ты порвала платье. Хорошо, что там только маленький разрыв в подоле.

— Мне очень жаль, мама, но там было столько народу…

— Ты должна вести себя увереннее. Ты леди, и это тебе должны уступать дорогу, а вместо этого ты, помолвленная с виконтом, неуклюже шарахаешься из стороны в сторону. Когда ты выйдешь замуж, девочка моя, тебе придется научиться вести себя тверже.

— Да, мама, но…

— Не спорь, Оливия!

Десима закатила глаза, глядя на собственное отражение. Какой уверенности эта женщина ожидает от дочери, все время обрывая ее на полуслове?

— Ты нуждаешься в присутствии духа. Поучись у мисс Росс.

— Но она старше меня, мама, и знает, как вести себя в свете. У нее есть опыт…

— Она незамужняя женщина, и я надеюсь, что опыта, как ты неизящно выразилась, у нее нет. Но она обладает уверенностью в себе.

Десима чуть не вскрикнула от изумления. Похвала миссис Ченнинг была неожиданной честью.

— Уверяю тебя, — внушительно продолжала матрона, — у нее столько недостатков во внешности, что ей, должно быть, пришлось учиться выжимать все из немногочисленных достоинств. Конечно, ничто не поможет ей найти мужа. Не с таким ростом и такими веснушками. Что, если порекомендовать ей «Султанский крем» Делькруа? Я слышала, он сотворил чудеса с младшей дочерью миссис Петтигру.

— О… возможно, она неверно это истолкует, — рискнула Оливия, заработав невидимый, но энергичный кивок Десимы. Ей не следовало ожидать похвалы без нагрузки из такого источника!

По другую сторону ширмы началась бурная деятельность, потом раздался звук открывающейся и закрывающейся двери. Десима завила последнюю прядь и шагнула из укрытия, застав Оливию одну, не считая служанки, стоящей на коленях и обрывающей нитку.

— Ну вот, мисс, это должно держаться.

— О боже! — Оливия покраснела от смущения. — Мисс Росс… Десима… Я понятия не имела, что вы были там!..

— Это полностью моя вина, — сказала Десима, подавив собственное смущение, чтобы успокоить Оливию. — Я должна была дать знать о своем присутствии, как только ваша мама начала говорить. Но в любом случае она говорила обо мне вполне любезно.

— Да, но…

— Мои веснушки? Возможно, стоит последовать ее рекомендации.

«Но Эдаму нравятся мои веснушки», — твердил мятежный голос ей в ухо. Тем больше причин избавиться от них, твердо подумала она.

— Десима… — неуверенно начала Оливия.

— Да?

— Могла бы я… прийти и поговорить с вами наедине? — Оливия снова покраснела, склонив голову и нервно сплетая пальцы.

— Конечно. — Это была идеальная возможность откровенно поговорить с Оливией о том, чтобы она сосредоточила внимание на Эдаме и не позволяла развиваться ее «дружбе» с Генри, но Десима едва ли была к этому готова. — Почему бы вам не зайти завтра около трех? Я уверена, что больше никого дома не будет, так что мы сможем спокойно побеседовать. — Ее сердце упало. К сожалению, совершать правильные поступки не всегда легко.

Глава 19

— Вы совсем не любите лорда Уэстона? — Десима с ужасом смотрела на жалобное лицо Оливии. Девушка, должно быть, приняла выражение ее лица за осуждающее, так как начала тихо всхлипывать, ломая руки на прекрасном муслине своего утреннего платья.

— Я хочу быть послушной, и я ведь не должна любить его, верно? — запинаясь, сказала она. — Мама говорит, что ни один джентльмен этого не ожидает и что я глупа и порочна, если думаю об этом. — Оливия икнула в носовой платок. — Думаю, он очень добрый… по крайней мере, привык быть таким, но мама говорит, что я очень глупа — неудивительно, что он кажется таким строгим со мной теперь.

О боже! Десима бросила поспешный взгляд на дверь гостиной, убеждаясь, что она плотно закрыта.

— Я знаю, что любовь не считается условием счастливого брака, — осторожно начала она. — В среде дворянства, и особенно аристократии, это, по-моему, скорее исключение, чем правило. Но должны существовать взаимные привязанность и уважение. Вы испытываете их к лорду Уэстону?

— Он был очень добр ко мне, прежде чем мы обручились. — По какой-то причине Оливия густо покраснела. — И конечно, я уважаю его, потому что он так умен и занимает такое высокое положение.

— Ну, тогда я полагаю, что это всего лишь нервы и вы будете очень счастливы, когда поженитесь. — Десиме казалось, что она говорит словами Хермион. Но что еще она могла сказать? Поощрить сомнения Оливии в надежде, что она бросит Эдама? Это было бы недостойно и к тому же могло погубить репутацию девушки. — И не забывайте: он сделал вам предложение, несмотря на то что вы не титулованы и, простите, не обладаете таким богатым приданым, как некоторые молодые леди.

По столь же непонятной причине Оливия покраснела еще сильнее и выражение ее лица стало совсем жалким.

— Я уверена, что он не намеревался делать мне предложение до приема в Лонгминстере.

— Тогда это показывает, насколько он увлекся вами. — Десима постаралась придать голосу шутливые интонации. — Вы ведь знаете, как вы красивы, и я уверена, у вас есть необходимый опыт для управления большим домом.

— Б-благодарю вас. — Оливия прижала платок к глазам. — Кажется, вы совсем его не боитесь.

— А почему я должна его бояться? Он сказал вам что-то внушающее страх?

— Нет… — не слишком уверенно ответила Оливия. — Иногда он бывает очень суровым — совсем как папа.

Не слишком романтично.

— Значит, он сделал что-то встревожившее вас? — допытывалась Десима.

— Он… поцеловал меня.

— О! Ну, этого следовало ожидать, не так ли? Я имею в виду, ведь вы помолвлены.

— Я не думала, что это будет так… так… — Оливия запнулась. — Мне казалось, он может поцеловать мне руку или щеку, но… но не губы.

— Вот как? Э-э… ваша мама объяснила вам… мм… сущность брака?

— Не вполне. Она говорит, что я гусыня.

— Ну, я не могу разговаривать с вами об этом, Оливия. В конце концов, я сама не замужем и мало знаю об этих вещах. — Десима чувствовала, что краснеет, и надеялась, что девушка припишет это смущению от беседы на интимные темы. — Вы не думаете, что ответный страстный жест с вашей стороны мог бы помочь? Он бы почувствовал, что вы доверяете ему и вскоре привыкнете к его… ласкам.

Оливия задумчиво кивнула, вытирая глаза.

— А если вы доверитесь ему немного, объясните, что нервничаете — не из-за поцелуя, а по какой-нибудь причине, которую легко обсуждать, скажем, из-за ведения домашнего хозяйства, — то вы узнаете его лучше и он сделает скидку на вашу неопытность.

— Я попытаюсь, — храбро сказала Оливия. — Большое вам спасибо, Десима. Я бы никогда не осмелилась обсуждать такие вещи с мамой.

— Но вы испытывали настоящие сомнения насчет помолвки? Есть кто-нибудь еще? — настаивала Десима.

— О нет! Мама была бы вне себя, если бы я влюбилась… я имею в виду, если бы сделала такое. — Оливия краснела, бледнела и выглядела виноватой и несчастной. Она явно была никудышной лгуньей. — Я не могла бы пойти против того, что мама считает правильным.


Десима махала рукой Оливии, когда та садилась в свою карету, со смешанными чувствами и мучительной головной болью. Любить Эдама означало желать лучшего для него, и если это лучшее — Оливия, значит, так тому и быть. С другой стороны, она испытывала сильные сомнения, что мисс Ченнинг — подходящая невеста для Эдама. Может, он просто влюбился в соблазнительное хорошенькое личико? Это казалось достаточным для очень многих мужчин. Но такая мысль была бы унижающей — человек должен надеяться, что объект его привязанности достоин его во всех отношениях.


Вернувшись домой, Фрешфорды застали их гостью расположившейся на диване, она лениво перелистывала книгу стихов и боролась с кошмарной головной болью. Чтобы не портить другим настроение во время ленча, Десима отправилась в свою комнату, где ее немного ободрило улыбающееся лицо Пру.

— Я сделаю вам холодный компресс на лоб, ладно? — Пру ходила по комнате, ища аммоний и лавандовую воду и что-то напевая себе под нос.

Десима, откинувшись на подушки, с интересом наблюдала за ней. Последние дни Пру была очень тихой, молчаливой, и Десима решила не вмешиваться, но было таким облегчением поговорить с кем-то, кто казался счастливым, что она рискнула спросить:

— Ты виделась недавно с Бейтсом, Пру?

— Да, мисс Десима. Почти каждый свободный вечер и половину дня. Мы все время разговаривали.

— Правда? Бейтс стал разговорчивым? Вы больше не спорите?

— Он такой робкий и застенчивый. — Это казалось невероятным, но Десима не смотрела на Бейтса влюбленными глазами, в отличие от Пру, которая, вероятно, лучше понимала его характер. — Теперь мы совсем не спорим.