— Почему бы вам не пойти с лордом Уэстоном? — осведомилась Десима, тщательно подвертывая манжеты платья, которые слегка смялись.

— Я думала об этом, но у меня три билета, и я вспомнила, что вы интересуетесь искусством, мисс Росс.

— Очень любезно с вашей стороны помнить это спустя столько лет. И почему бы вам не называть меня Десима? Я бы с удовольствием пошла на выставку, но уверена, что лорд Уэстон захочет сопровождать вас.

— Он говорит, что не может сегодня. А когда я сказала, что собираюсь пригласить вас, он посоветовал пригласить и сэра Генри, так как будет чувствовать себя спокойнее, если со мной будет джентльмен, а не просто лакей, и что вам тоже будет удобнее, мисс… я хотела сказать, Десима, так как вы всегда заботитесь о приличиях. Когда он предложил это, я вспомнила, как вы говорили вчера вечером, сэр Генри, что наслаждались путешествием по Европе, поэтому… — Она умолкла, чтобы перевести дыхание.

Десима никогда не слышала, чтобы Оливия произносила столько слов сразу.

Но о чем думал Эдам? Очевидно, он не подозревал Генри в нежных чувствах к Оливии. Возможно, Эдам беспокоился, что Десима, будучи наедине с его невестой, обмолвится насчет их приключений во время снегопада, а может быть, его мотивы были именно такими, как их описала Оливия. И что он имел в виду, говоря, что она всегда заботится о приличиях, Десима не могла себе представить — разве только он заявил это для миссис Ченнинг, чтобы она наконец перестала суетиться.

Конечно, после того, что сообщил ей Генри, он должен был отказаться от приглашения. Этого требовала простая осторожность.

— Как предусмотрительно с вашей стороны, мисс Ченнинг. Буду очень рад сопровождать вас. Когда вы хотели бы выехать?

Десима стояла слишком далеко, чтобы пнуть его, поэтому она сердито выпучила на него глаза. В ответ он печально улыбнулся, словно говоря: «Что я могу сделать?»

«Изобрести важную встречу, идиот!» — подумала Десима, интересуясь, не следует ли ей напомнить ему, что он обещал сопровождать куда-то свою мать, выдумать что-нибудь еще, но было слишком поздно. Генри и Оливия уже договорились, что он заедет за ней в половине третьего.

Все смущение Оливии по поводу ее раннего визита, казалось, исчезло, когда она болтала с Генри. А Десиме хотелось, чтобы Оливия поскорее ушла и она могла высказать Генри все, что думает о несвойственной ему непоследовательности, но ей оставалось только играть роль дуэньи, чего, несомненно и ожидала от нее мисс Ченнинг.

Наконец Оливия удалилась.

— Генри Фрешфорд! Что, по-твоему, ты…

— Вам письмо, мисс Росс. — Дворецкий Старлинг протянул ей серебряный поднос.

— Благодарю вас. Нет, Генри! — Десима остановила его, когда он собирался последовать за дворецким. — Не вздумай ускользнуть, пока я не вытрясла из тебя душу за твое поведение!

— От кого письмо? — спросил Генри, стараясь переменить тему.

— От Чарлтона. Господи, надеюсь, ничего не случилось с Хермион.

— Лучше вскрой его. Я не убегу.

Десима вскрыла письмо и стала читать, затем отложила его, кипя от гнева.

— Плохие новости?

— Хуже некуда! Нет, никто не заболел и не умер. Но, Генри, Чарлтон негодует потому, что я отправилась в Лондон. Это возмутительно, расточительно, и именно такого он от меня и ожидал — интересно, почему он тогда так удивлен? Чарлтон и Хермион считают своим долгом тоже приехать и открыть городской дом. Что мне делать?

— А почему ты должна что-то делать? — спросил Генри. — Он больше не твой опекун.

— Но ожидает, что я буду всюду ходить с Хермион, и хочет точно знать, что я делаю и с кем встречаюсь. Как насчет Эдама?

— Ну, поскольку ты едва ли поддерживаешь страстную связь с Уэстоном, о чем беспокоиться Чарлтону? Если он его встретит, ничего не станет выяснять по поводу вашего маленького приключения, так как ему о нем неизвестно, а Уэстон слишком предан Оливии.

— Поэтому ему едва ли понравится, если ты будешь флиртовать с ней.

— Я не флиртую.

— Но ты определенно не делаешь ничего, чтобы избегать ее. Ты влюблен в Оливию, она явно наслаждается твоим обществом — сколько еще встреч вам потребуется, чтобы она почувствовала нечто большее?

Они молча уставились друг на друга.

— Это решило бы все наши проблемы, — медленно произнес Генри. Слова, казалось, повисли в воздухе, потом он медленно покачал головой. — Я не должен даже думать об этом, а тем более говорить. С моей стороны это бесчестно, как если бы она уже была его женой.

— Да. — Десима подошла к нему и сжала его руку — весь ее гнев испарился. — Это было бы бесчестно, и я знаю, что ты никогда такого не сделаешь. И в любом случае Эдам не любит меня — иначе зачем он стал бы делать предложение Оливии? Возможно, он не любит и ее, но дело не в этом. Будь осторожен, Генри, хотя бы ради Оливии.


Если Десима и Генри и были несколько подавлены, отправляясь на экскурсию во второй половине дня, то Оливия как будто этого не замечала. Она оживленно болтала с Генри, взяв его под руку, когда они бродили по выставке, просила его рассказывать, какие сцены он видел в реальной жизни и насколько хорошо художник отобразил их.

Десима покорно плелась за ними, постепенно расслабляясь при виде усилий Генри обращаться с Оливией со скрупулезной отстраненностью — даже самая бдительная дуэнья не могла бы его упрекнуть. Сердце Десимы болело за своего друга, и, беспокоясь о нем, она забывала о собственном страдающем сердце.

Казалось бессмысленным идти по их следу. Генри подробно объяснял Оливии сюжеты картин, а она впитывала каждое слово с широко открытыми глазами, в то время как Десима скучала, разглядывая пейзажи.

Ее ноги болели куда сильнее, чем совесть, и она с облегчением опустилась в кресло, устремив взгляд на академичное изображение Форума.

— Моя дорогая мисс Росс, по-моему, вы задремали. — Волнующий голос заставил ее вздрогнуть. Она открыла глаза и увидела Эдама, расположившегося в кресле рядом с ней.

— Господи, как вы меня напугали! Конечно, я не спала. Просто я…

— Дали глазам отдохнуть? — улыбнулся он.

— Вовсе нет. Так говорит моя бабушка. Я дала отдохнуть ногам, если хотите знать. Шатание по выставке утомляет меня больше, чем быстрая ходьба, сама не знаю почему.

«Боже, дай мне силы!..» Эдам выглядел особенно красивым и необычайно притягательным. Последняя мысль заставила ее покраснеть. А пререкания с ним, как всегда, возбуждали ее.

— Такие посредственные работы вызывают у меня недомогание во всем теле, — заметил Эдам, откинувшись назад и позволяя ей восхищаться его длинными ногами в элегантных панталонах и начищенных до блеска сапогах. Ну вот теперь вы можете поворчать, — добавил он, к счастью не осведомленный о ее мыслях. — Несомненно, вы собираетесь упрекнуть меня за то, что я стал причиной вашего пребывания здесь.

Десима попыталась сосредоточиться.

— Меня интересует, почему вы сейчас здесь и не сопровождаете Оливию, — сердито отозвалась она. — Не я рада была составить ей компанию.

Эдам устремил насмешливый взгляд туда, где Оливия и Генри вели горячий спор о каком-то полотне, но ничего не сказал. На языке у Десимы вертелось язвительное замечание, но она проявила благоразумие и промолчала. Однако существовала тема, на которую она могла беспрепятственно говорить с Эдамом, и сейчас ей представился удобный случай.

— Я хотела спросить у вас кое о чем, — начала Десима, повернувшись в кресле, чтобы лучше его видеть.

— Да? — пробормотал Эдам, взяв ее за руку, которой она жестикулировала. Его рука была твердой и теплой, и освободить свою Десиме не хватало решимости.

— Бейтс говорил что-нибудь о Пру?

Он скорчил гримасу.

— А что говорила она?

— Обсуждать это с ней невозможно. Каждый раз, когда я спрашиваю, как подвигаются дела, Пру краснеет и увиливает от ответа.

— Можете ли вы порицать ее?

— Конечно нет. Я не хочу вмешиваться, просто не верю, что она счастлива, хотя они несколько раз встречались вечерами. Интересно, что, если я попрошу леди Фрешфорд разрешить Пру пригласить Бейтса в холл для прислуги? Не исключено, что это поможет. Какова ваша политика в отношении слуг?

— Господи, у меня ее нет! Я предоставляю это моему дворецкому.

— Но возможно, Бейтс не хотел бы обращаться к нему за разрешением привести подругу — в конце концов, он не домашний, а дворовый слуга и не подчиняется дворецкому.

— Не представляю себе, чтобы любовной жизни Бейтса препятствовало отсутствие разрешения выпить чаю в холле для слуг, — сказал Эдам. — У него есть свои комнаты над конюшней. Он взрослый мужчина и мог бы принимать там целую труппу танцовщиц.

— Но вас это не заботит?

— Заботит. — Эдам сильнее сжал ее руку, и Десима вздрогнула. Что, если кто-нибудь пройдет мимо и заметит это? — Меня очень заботит счастье Бейтса, но я сомневаюсь, что вмешательство облегчит его положение. Вы хотели бы, чтобы Пру вмешивалась в вашу любовную жизнь?

Какую любовную жизнь? Десима проглотила эти слова, прежде чем они слетели с ее губ, и сердито посмотрела на Эдама:

— Сейчас же отпустите мою руку, милорд. И я вовсе не хочу вмешиваться — вы принимаете меня за какую-то назойливую сваху. Я просто хочу удалить с их пути возможные препятствия, если мне это под силу. Разве вы не испытываете те же чувства к вашим друзьям?

— Мои друзья вполне способны сами улаживать свои дела, Десима. — Серебристые глаза Эдама задержались на ее губах, заставив сердце болезненно заколотиться. — Я бы не приветствовал их вмешательство в мои дела.

— Несомненно, ваши дела в полном порядке, милорд. — Десима намеренно подчеркнула слово «дела». — И я думаю, очень немногое удерживает вас от того, чтобы делать то, что вы хотите и когда хотите, — в отличие от ваших слуг. — Она поднялась и вырвала руку из его пальцев. — Уверена, ваша невеста будет рада узнать, что вы смогли прийти сюда.