— Вы не умеете кататься на льду?

— Никогда не пробовал. Прекратите — вы упадете и сломаете себе что-нибудь.

Десима остановилась.

— Не упаду! Я отлично катаюсь. Смотрите! — К его ужасу, она сделала полный круг. — Видели?

— Немедленно сойдите со льда! — Эдам почувствовал, что слова застревают у него в горле.

Должно быть, что-то отразилось на его лице, потому что Десима осторожно скользнула к нему.

— Хорошо, если вы настаиваете. — Ее голос звучал кротко, но в глазах поблескивали мятежные искорки, поэтому, когда Десима оказалась рядом, Эдам схватил ее за руку и рванул к себе на утоптанный снег.

— Я вам не доверяю, — резко заявил он.

Крепко прижимаясь к Эдаму, Десима опасливо смотрела на него, его серо-зеленые глаза сердито сверкали.

— Отпустите меня. Не будьте тираном, Эдам. Вы не лучше Чарлтона.

Гнев Эдама — если это был гнев — вспыхнул и погас, сменившись печальной усмешкой.

— Сравнение с Чарлтоном оскорбительно для меня. Просто обещайте, что больше не будете скользить по льду. Я не хочу вправлять вашу сломанную ногу.

— Обещаю. Но все равно я хороший конькобежец.

— Если бы вы располагали хорошими коньками и врачом в пределах пяти миль, я не пошевелил бы и пальцем. И нечего дуться. — Он отпустил ее и зашагал к широкой полосе девственного снега.

— Я не дуюсь, — запротестовала Десима, топая вслед за ним по хрустящей белизне. — Хотя почему бы мне и не дуться?

Эдам повернулся, глядя на ее рот.

— Если хотите знать, потому что это пробуждает во мне желание укусить вашу нижнюю губу. — И он двинулся дальше.

— О!

Десима уставилась на его удаляющуюся спину. Укусить? Он не выражал особой радости от подобной перспективы — скорее походил на человека, предупреждающего ребенка, что, если он не перестанет озорничать, его могут выпороть. Эдам наклонился и начал скатывать снежный ком, который становился все больше и больше, оставляя за собой грязно-зеленый след. Наконец он остановился, очевидно удовлетворенный, и начал тот же процесс снова.

— Что вы делаете? — Десима осторожно подошла к нему.

— Леплю снеговика. Сделайте маленький шарик для его головы.

— Но я не лепила снеговика, должно быть, с восьми лет!

— Да и я примерно с тех пор. — Эдам поднял торс снеговика и поставил его на основание. — Но так как рядом нет восьмилетних, а весь хороший снег может пропасть даром, кажется разумным вспомнить прежние детские навыки.

Десима бросила взгляд на Эдама и вновь перевела его на незаконченную снежную фигуру. Внезапное мрачное настроение, вызванное стычкой на ледяной дорожке, исчезло — он был явно расположен играть. Его глаза блестели, улыбка была по-детски радостной, — вот только не было ничего детского в ширине плеч и длине мускулистых ног.

Наклонившись, Десима подобрала горсть снега, придала ей форму шара и начала катать его. Когда он стал достаточно большим, она подняла его и поставила на вершину снеговика, обнаружив, что Эдам исчез, потом подняла под деревом сломанные ветки и воткнула их в качестве рук, затем побежала к сараю и вернулась с угольками для глаз, пуговиц и ряда черных зубов.

Десима обозревала свое творение, когда Эдам появился из конюшни с какой-то ношей.

— Вот. — Он надел потрепанную треуголку на голову снеговика, соорудил шарф из мешковины и добавил морковь в качестве носа.

Десима получала колоссальное удовольствие от нелепой фигуры, и со смехом повернулась к Эдаму. Он рассматривал снеговика с видом глубокого удовлетворения, которое показалось ей настолько типично мужским, что она слепила снежок и бросила, попав ему прямо в грудь.

— Ах вы, маленькая злодейка!

Десима пустилась бежать, но снежок со стуком ударил ее в спину.

Схватив очередной снежок, Десима снова запустила его в Эдама, попав в вырез камзола.

— Это неправильно, — сказал он, аккуратно стряхивая снег. — Девушки не должны уметь бросать снежки, а тем более попадать в цель.

Смеясь, Десима начала лепить еще один снаряд, но поспешно отвернулась, увидев, как Эдам подобрал две горсти снега и побежал к ней.

— Нет! Не смейте!..

Задыхаясь от смеха, она оказалась прижатой спиной к конюшне.

— Нет, Эдам, пожалуйста…

Они оказались очень близко друг к другу — пар от их дыхания смешивался в холодном воздухе.

Сердце Десимы бешено колотилось, дыхание прерывалось, глаза Эдама были устремлены на ее рот, и Десима вспомнила его слова. Она ведь не дуется, верно? Ее губы раскрылись, кончик языка нервно пробежал между ними. Он собирался поцеловать ее. О, пожалуйста, пожалуйста…

Глава 8

Часы на верху конюшенного двора пробили, словно нанесли удар по ее совести. Десима моргнула и скользнула в сторону от Эдама.

— Господи, посмотрите на часы! Бедные Пру и Бейтс ждут свой ленч.

Не оглядываясь, Десима быстро зашагала к кухонной двери, на ходу развязывая шаль. Она слышала его шаги за спиной.

— Осталось немного супа, сыр и пикули, — сообщила Десима из буфетной, моя руки.

Эдам разводил огонь. Он обернулся, когда она снова вошла; его лицо не выражало ничего, кроме реакции на ее слова. Должно быть, она неверно поняла его намерения, ее подвело богатое воображение.


Они поднялись по лестнице с нагруженными подносами, остановившись на площадке при звуке голосов. Эдам заглянул в дверь комнаты Бейтса.

Грум сидел в кровати; его нога была накрыта простынями. Рядом с ним в кресле свернулась Пру, на полу лежала кипа журналов.

— Это просто глупость, — говорил Бейтс. — Зачем они полезли в замок среди ночи?

— Как иначе они могли добыть бумаги и доказать, что он законный наследник? — горячилась Пру.

— Ну, он просто болван — это все, что я могу сказать, — проворчал грум.

— О, милорд, мисс Десси, я не видела, что вы здесь, — заволновалась Пру.

Бейтс густо покраснел, глядя на улыбающегося Эдама.

— Приятное разнообразие в сравнении с вашими обычными спортивными новостями, Бейтс, — с интересом промолвил Эдам. — Как любезно со стороны мисс Пруденс развлечь вас.

— Это самый нелепый набор чепухи, какой я когда-либо слышал, — пробормотал Бейтс.

Эдам сжалился над пыхтящим грумом.

— Думаю, дамы, вам следует извинить нас.

Десима помогла Пру подняться и тактично увела ее из комнаты, шепча ей на ухо.

— Почему же он не сказал мне? — прошептала в ответ Пру на площадке. — Как будто я не выносила ночные горшки джентльменов с незапамятных времен.

— Сомневаюсь, что Бейтс привык к подобному вниманию. Идем. Я принесла твой ланч, а потом ты отдохнешь.

Десима отошла взять поднос, но задержалась послушать, что говорят мужчины.

— Почему вы так долго терпели, старый дурень? — сказал Эдам.

— Я и так не знал, куда себя деть, когда лежал в постели в одной рубашке, а она вошла с пачкой журналов, — оправдывался Бейтс.

— Очевидно, с вами она чувствовала себя в полной безопасности, — утешил его Эдам. — Со зрелым, респектабельным мужчиной вроде вас.

Слышал ли Бейтс нотки смеха в его голосе? Вряд ли — он был слишком смущен тем, что его застали с увлечением слушающим готический роман.


Улыбаясь, они спустились готовить пищу для себя.

— Кажется, Пру простила Бейтсу неловкое обращение с ней, — заметил Эдам, отрезая кусок стилтона.

— Более вероятно, что они заключили перемирие, потому что смертельно скучают, — возразила Десима. — Обычно она считала, что все мужчины принадлежат к низшей расе, и с трудом сохраняла почтительность к хозяевам мужского пола.

— Да, я помню, что она думает об аристократах. А каково ваше мнение о мужчинах, Десима?

— Я думаю, было бы легче принимать мнение мужчин о себе как о царях всего сущего, не будь многие из них высокомерными, задиристыми и абсолютно бесполезными.

— Я ждал, когда вы скажете «исключая присутствующих», — после паузы промолвил Эдам.

Десима улыбнулась. Эдам выглядел не то чтобы обиженным, но придал лицу выражение «джентльмена, держащегося с достоинством».

— Я снимаю с вас все эти обвинения, хотя должна сказать, что иногда вам неплохо удается роль царя всего сущего.

— И ваше дурное мнение о мужчинах — причина, по которой вы до сих пор не замужем?

Десима уставилась на него. Разве одного взгляда на нее не достаточно, чтобы понять, почему она не замужем? Он казался склонным флиртовать с ней, значит, не находил ее отталкивающей, но, скорее всего, флирт был просто автоматической реакцией на женщину, с которой он оказался взаперти и в отсутствие других развлечений.

Она хотела ответить честно, но здравый смысл одержал верх. Если бы Десима перечислила свои недостатки, мужчина с хорошими манерами счел бы обязанным не согласиться с ней, а ей не хотелось вступать в спор на столь чувствительную тему.

— Конечно. Боюсь, жизнь с Чарлтоном не помогла мне составить высокое мнение о мужчинах и супружеской жизни. И у меня теперь абсолютно независимая жизнь, которую я не могла бы вести, выйдя замуж.

— А вы ничего не упускаете, думая о браке?

— Вы имеете в виду детей? Но…

Он разглядывал ее с усмешкой.

— Но что, если они станут походить на отца?

— Да, но я бы не вышла замуж за мужчину, чьи дети могли бы… — Она оборвала фразу. — Вы совсем меня запутали. Думаю, я неплохая тетя, а племянники хороши тем, что их могут забрать в тот момент, когда они станут утомительны. Что с вами?

— Я пытался вспомнить, где я кое-что оставил. Разговор о детях напомнил мне. — Его чело прояснилось. — Конечно! Оставьте тарелки — давайте вернемся во двор, пока еще светит солнце.

— Я только загляну наверх.