Рассеянный солнечный свет лился сквозь листву над головой. Ники вытянула длинные ноги, закрыла глаза и предалась размышлениям. Она думала о родителях. Ники знала, что мать с отцом не переставали удивляться, почему после Деверо она не увлеклась всерьез ни одним мужчиной. Одно время они даже полагали, что она все еще любит Чарльза. Сказав им, что это не так, она не покривила душой. Причина того, что она никому не отдавала предпочтения, была проста. За два с половиной года она не встретила никого, кто бы заинтересовал ее по-настоящему, по крайней мере надолго.

«Однажды, — думалось ей, — мой принц явится ко мне. Нежданно-негаданно. И уж конечно, совершенно смутит и покорит меня. Словом, все будет так, как полагается. Будет и дрожь в коленях, и сердцебиение, и все такое прочее». Она невольно усмехнулась своим мыслям.

Между тем нельзя было сказать, что она недовольна жизнью. Она успешно продвигается по службе, любит свою работу; когда хочется, она может поехать к родителям; еще есть близкие подруги, с которыми у нее много общего. Есть и друг, Клиленд Донован. Он внимателен и заботлив, она очень дорожит им.

Ники вдруг поняла, как огорчена, что Кли не смог приехать на выходные. Было бы здорово увидеться с ним. Вот если бы он составил ей компанию в этом райском уголке. Ведь если они и бывают вместе, так обязательно на войне или в какой другой горячей точке планеты. В такие минуты они оба испытывают огромное напряжение, всецело поглощены своим делом, лезут из кожи вон, лишь бы сделать все наилучшим образом, раздобыть информацию в самых невероятных обстоятельствах, не говоря уже о том, что им приходится противостоять ужасу, происходящему на их глазах, и страху, неизбежно дающему о себе знать.

Как бы было прекрасно, если бы они для разнообразия отдохнули вместе и немного развеялись. Но он не смог приехать, или же не захотел, или занят чем-то. Ничего не поделаешь.

Теперь мысль о возможности провести несколько дней с матерью и отцом в Нью-Милфорде выглядела особенно привлекательной. Если она уедет с фермы в понедельник утром и доберется до Марселя, а оттуда до Парижа, может быть, ей удастся взять билет до Нью-Йорка уже на вторник. Там она сядет за руль и в среду пополудни уже будет в Коннектикуте. Надо будет попросить Гийома заказать машину. Этьен приедет и заберет ее.

Порешив на этом, Ники вытащила из кармашка блузки очки для чтения и взяла книгу. Это была биография Роберта Капы, написанная Ричардом Уэланом. Она нашла ее в библиотеке наверху. Книга оказалась захватывающей. Стоило Ники начать ее читать, как она поняла, почему Кли так привлекала эта личность. Рассказ о жизни Капы захватил ее целиком. Пролетел час, потом другой.

Появилась Амелия. Она плыла по садовой дорожке, с подносом.

— Пожалуйста! — воскликнула она, останавливаясь рядом с шезлонгом. — Я приготовила ваш любимый лимонад, мадемуазель. — Женщина взяла кувшин и наполнила бокал.

— Спасибо, Амелия, — сказала Ники, принимая напиток. — Это как раз то, что мне нужно. Здесь становится жарче с каждой минутой.

— Еще бы. Солнце коварно, надо быть осторожнее, — предупредила ее экономка и поспешила обратно в дом.


Ники подняла глаза от книги как раз в ту минуту, когда Кли дошел до середины садовой дорожки, ведшей к бассейну.

Он стоял и с улыбкой смотрел на нее. Секунду спустя Ники просияла и отбросила книгу.

— Кли! Откуда ты?! — воскликнула она и, подбежав к нему, в дружеском порыве заключила его в объятия. Он ответил ей тем же, затем они вернулись к бассейну.

— Как тебе удалось сбежать? — спросила сияющая Ники.

— Жан-Клод перетасовал заказы и скинул мою долю на других, — соврал Кли. — Он решил, что я устал и мне надо отдохнуть. Я вылетел вчера последним самолетом из Парижа в Марсель. А когда прилетел, ехать сюда было уже поздновато, да и не хотелось беспокоить вас на ночь глядя, так что я остановился в гостинице. Этьен только что привез меня.

— Я так рада! Это просто замечательно, что ты здесь! — сказала Ники с восторгом. — А то я что-то заскучала.

Кли взглянул на нее, кивнул, но промолчал.

— Я сегодня чуть было не отправилась в Арль, — продолжала Ники, — но Амелия отговорила меня… — Тут она осеклась и покачала головой от неожиданно пришедшей в голову мысли. — Она знала, что ты приезжаешь. Так вот почему она все толковала о погоде: не стоит, мол, тащиться в город по этакой жаре.

— По правде говоря, она совершенно права насчет погоды, в городе сейчас действительно невыносимо, гораздо хуже, чем здесь, — заметил Кли. — Но Амелия и в самом деле знала, что я еду. Когда я разговаривал с ней вчера, то попросил ее ничего не говорить. Хотел тебя удивить.

— В чем немало преуспел! — Ники рассмеялась и упала в шезлонг. — Ну что ты стоишь, раздевайся!

Кли посмотрел на нее в изумлении и рассмеялся.

— Что-что?

— Тебе, наверное, жарко. В плавках будет получше?

— Да-да, конечно. Пойду переоденусь. После долгой поездки неплохо окунуться и выпить бокал шампанского со льдом. Сейчас вернусь с бутылкой «Периньона».

11

— Подумать только, Ник, мне было всего четыре года, когда Капа погиб во Вьетнаме, — сказал Кли и долго молча смотрел на нее, не отводя глаз. Потом тихо добавил: — Он единственный человек, которого мне всегда по-настоящему недоставало, хотя мы и не были знакомы.

Ники промолчала.

— Мне так хотелось познакомиться с ним, стать его другом, — продолжил Кли все так же вполголоса. — Я действительно страдаю оттого, что никогда не знал его. Ты понимаешь, о чем я? — Он рассмеялся чуть натянуто и пробормотал: — Бьюсь об заклад, ты думаешь, что я спятил.

— Да нет, ты все очень хорошо объяснил. У тебя в душе тоска, сожаление, что ты родился слишком поздно и не встретил человека, который, как ты считаешь, много значит для тебя, хотя ваши жизненные пути не пересеклись.

— Да.

— Капа был замечательным фотографом и по всем меркам выдающейся личностью, — продолжала Ники. — Я начала читать его биографию. Там говорится, что, по воспоминаниям фотографа Евы Арнольд, Капа обладал обаянием, легкостью, изяществом. Когда он входил в комнату, казалось, зажигался яркий свет. Она вспоминает, что все стремились быть поближе к нему, приобщиться к его кипучей энергии. В нем была, как бы это сказать, искра божия, что ли. Именно искра, божий дар, Кли. По другому не скажешь.

— Я тоже читал об этом. Там еще есть изумительная характеристика, данная Капе Ирвингом Шоу.

— Да-да. — Ники улыбнулась. — Капа, наверное, казался тебе таким романтичным, когда ты рос, а его жизнь наверняка представлялась заполненной приключениями и ужасно захватывающей.

— Вот именно, — признался Кли. — Но если честно, мне хотелось попасть на войну и делать фотографии задолго до того, как я впервые услышал о Роберте Капе. И все же он был моим вдохновителем очень во многом. — Кли устроился в кресле поудобнее, положил нога на ногу, помолчал, а потом спросил: — А ты, когда ты решила стать военным корреспондентом?

— Тоже в детстве, еще совсем маленькой. Должно быть, мне хотелось походить на отца.

— Может, ты и теперь по этой же причине занимаешься этим делом? Я имею в виду, после стольких лет работы?

— Нет, вовсе не поэтому. Я делаю то, что делаю, потому что хочу, чтобы люди видели, как творится история. Хочу видеть все собственными глазами и рассказывать об увиденном как можно точнее и правдивее. Хочу сообщать людям новости.

— Думаю, что в выборе дела жизни мы руководствовались схожими причинами. Я лишь надеюсь, что мои снимки не менее правдивы и точны, чем твои репортажи.

— Так оно и есть. — Ники испытующе посмотрела на него. — А тебя не посещает мысль когда-нибудь покончить со всем этим?

— Не думаю, что смогу решиться на это. — Кли пожал плечами и усмехнулся. — В конце концов, все может случиться — когда я, к примеру, стану слишком стар и неповоротлив, чтобы увертываться от пуль. А как ты?

— Я чувствую то же самое. А тебе не кажется, что страх — порой забавная вещь, в том смысле, что мы чувствуем его одинаково. И ты и я вроде не из боязливых, страх накатывает, когда все уже позади. Не кажется ли тебе, что все журналисты сделаны из одного теста?

— Нет, не кажется. Некоторые чувствуют страх во время работы, а другие, вроде нас с тобой, падают замертво после. Джо Гласс из лондонской «Санди таймс» как-то сказал мне, еще когда мы были в Ливане, что он чувствует огромную усталость после того, как попадет в переплет. Мы с тобой счастливчики, Ник, переживания обрушиваются на нас много-много позже.

— Ты слишком рискуешь, Кли, лезешь в самую свалку.

— Я рискую с умом. Ты-то сама ненамного лучше.

— Вот уж нет. Я гораздо осторожнее, чем ты, что бы вы там с Арчем на мой счет ни думали.

— Хотелось бы надеяться.

На лице Ники появилось задумчивое выражение. Немного помолчав, она сказала с расстановкой:

— В Пекине мы нарушили наше золотое правило, тебе не кажется?

— Что ты имеешь в виду? — заинтригованный, Кли нахмурился.

— Мы привязались к Йойо, а нам никак нельзя позволять нашим чувствам по отношению к героям репортажа брать верх. Это чревато многими опасностями. Когда мы ведем рассказ, надо оставаться чуть в стороне, сохранять непричастность, просто делать свое дело. Чтобы не исказить истинное положение вещей.

— Порой нелегко оставаться в стороне, — откликнулся Кли. — Мы с тобой ведь не такие толстокожие, а? Да и Арч, и все остальные относились к Йойо точно так же. Ну как можно было оставаться равнодушным к этому мальчишке, он ведь особенный, не такой как все, разве нет?

— Пожалуй, ты прав.

Ники откинулась на софе. Помолчав, она осторожно спросила: