Мэри какое-то время не могла ответить. Она молча с трепетом смотрела на своего ребенка. У девочки были густые черные волосы. Она была багрово-красной при слабом свете фонаря и колотила по воздуху своими маленькими кулачками. Мэри казалось невероятным, что этот сердитый маленький комочек вырос внутри нее.

— Я назову ее Шарлоттой, — произнесла она наконец. — Как корабль. — Тут перед ней всплыло лицо Грэхема, нежно склонявшееся над ней той ночью, когда, вероятно, был зачат их ребенок, и добавила: — Шарлотта Спенс.

— Спенс? — спросила Сара. — Что это за имя?

Мэри не рискнула ответить на этот вопрос.

— Можно мне теперь попить? У меня пересохло в горле.


Чарльз Уайт вернулся поздно ночью в свою каюту из трюма, где он констатировал, что ребенок Мэри благополучно появился на свет. Он налил себе стакан виски и уселся писать свой дневник.

«Восьмое сентября, — начал он. — Мэри Броуд. Родила чудесную девочку».

Он с минуту сидел и не мог думать ни о чем другом, случившемся в тот день. Мэри, которая лежала, качая своего ребенка, в этом грязном зловонном трюме, полностью заняла его мысли. Его часто вызывали на роды на протяжении многих лет — и светские дамы в шикарных домах, и крестьянки в лачугах, — и он помогал им всем. Его всегда волновало появление новой жизни. Сейчас он чувствовал угрызения совести из-за того, что бросил Мэри на произвол судьбы. Она была, безусловно, хорошей женщиной, выделялась среди своих подруг благодаря уму и спокойным, сдержанным манерам.

Возможно, он не стал ей помогать потому, что знал: маловероятно, что ребенок проживет больше чем несколько недель. Детская смертность была достаточно высока и на суше, но на корабле с крысами, вшами, гнилой водой и всевозможными болезнями, которые затаились, поджидая очередное ослабевшее тело, у новорожденного ребенка оставалось мало шансов. На корабле произошло уже достаточно много смертей, большинство из-за болезней, занесенных каторжниками с других плавучих тюрем. Но до Ботанического залива оставался еще долгий-долгий путь.

А когда они прибудут, положение станет еще хуже. Необходимо строить дома, возделывать и засевать землю. Аборигены, возможно, окажут враждебность, а погода будет беспощадной к ним. Вряд ли все это является идеальной средой для того, чтобы растить маленьких детей.

Но Уайт решил, что Мэри станет отличной матерью, ведь у нее было так много замечательных качеств. Он снова подумал, кто отец ребенка, и решил, что это Тенч, поскольку тот находился на «Дюнкирке» с Мэри. Он явно ждал новостей о ней, и его глаза зажглись, когда Уайт рассказал ему о новом пассажире. Тенч поинтересовался, каковы пол и имя ребенка и хорошо ли себя чувствует Мэри.

И все же Уайту казалось, что Тенч не мог стать любовником каторжницы. Это был честный молодой человек, с врожденным чувством собственного достоинства, больше интересовавшийся справедливым обустройством мира, чем флиртом с женщинами. Но он питал какие-то чувства к Мэри Броуд, в этом нет сомнения. И это вполне понятно, если даже такой закоренелый старый холостяк, как Уайт, заинтересовался ею.

Чарльз тяжело вздохнул. В этой грандиозной идее — опустошить корабли-тюрьмы и послать всех неблагонадежных граждан на другую сторону света — было очень много слабых мест. Никто в точности не знал, какой климат в этой стране и какие там аборигены, и неизвестно, пригодна ли там земля для возделывания. Это была игра с большой ставкой не только на жизни заключенных, поскольку в Англии почти никто о них не беспокоился, но и на жизни тех, кого послали охранять в стране порядок.

Капитан Артур Филип, командующий всей флотилией, самолично высказывал беспокойство по поводу недостаточности провианта, инструментов и одежды на грузовых кораблях и о плохом их качестве. Кроме того, среди заключенных было мало квалифицированных ремесленников.

Чарльз мрачно уставился на незаполненную страницу дневника. Если бы все заключенные оказались такими, как Мэри Броуд и Уилл Брайант, — умными, находчивыми людьми, возможно, этот проект имел бы шансы на успех. Но к несчастью, большая часть каторжников были отъявленными негодяями, отбросами английского общества. По сути, идея оказалась обречена на провал еще до того, как ее привели в исполнение.


Через пять недель, когда корабль подплывал к Кейптауну, Мэри стояла у поручней с Шарлоттой на руках и восхищалась красотой пейзажа.

Заходящее солнце делало небо розово-лиловым. Все одиннадцать кораблей шли сейчас близко друг к другу, и их паруса волновались на ветру. Море было бирюзового цвета, и косяк дельфинов прыгал и нырял вокруг «Шарлотты», будто устраивая особенное представление. Уже несколько дней они видели дельфинов, а еще китов, и это зрелище никогда не надоедало Мэри.

— А ты даже не смотришь, — нежно упрекнула она крепко спавшую Шарлотту, которая была завернута в одеяло, подаренное Тенчем.

Ужасы, пережитые во время родов, уже почти забылись. У Мэри было достаточно молока, и Шарлотта чувствовала себя прекрасно. Мэри уделяла ей все свое внимание.

Она никогда не думала, что сможет испытывать столько чувств к своему ребенку. Мэри редко клала ее, поскольку боялась, что другие женщины засунут малышке свой грязный палец в рот или уронят ее, если возьмут на руки. Один из моряков сделал для ребенка маленькую колыбельку, но, хотя Мэри ставила ее на палубе днем и клала туда ребенка, завесив куском полотна от солнца, по ночам она слишком беспокоилась из-за крыс и крепко держала Шарлотту на руках.

Капитан Гилберт сказал, что девочку можно покрестить, когда они доберутся до Кейптауна, поскольку на борт флотилии взойдет священник. Это тронуло Мэри: она ожидала, что к ребенку арестантки будут относиться с презрением, как будто он не совсем человеческий.

— Я полагаю, мы сможем увидеть Стол-Гору завтра утром, — неожиданно произнес за ее спиной Тенч. Мэри не услышала, как он подошел. — Она и выглядит как стол, — продолжал он. — У нее плоская вершина, а когда она окутана дымкой, кажется, будто это скатерть, по меньшей мере, мне так говорили. Я раньше не был в Кейптауне.

— Ты сможешь изучить его, — сказала Мэри с тоской. — Увидеть животных и все остальное. Она знала, что Тенч любит все исследовать и записывать в своем дневнике, где он был и что видел. Мэри никогда не встречала людей, которые бы с таким энтузиазмом смотрели на новые незнакомые места.

— Ты не всегда будешь заключенной, Мэри, — проговорил он мягко. В его голосе прозвучало сочувствие. — Когда поселение в Ботаническом заливе начнет процветать, а твой срок подойдет к концу, перед такой женщиной, как ты, откроются неограниченные возможности.

— А ты к тому времени уедешь домой, — ответила Мэри, пытаясь сохранить непринужденный тон.

— Думаю, что да, — сказал Тенч. — А ты будешь частью новой общины, и я не сомневаюсь, что ты выйдешь замуж. Возможно, у маленькой Шарлотты появится братик или сестричка. — Он наклонил голову к девочке, которую Мэри держала на руках, и поцеловал ее в лобик. — Выходи за Уилла Брайанта, Мэри, вы будете хорошей парой.

С тех пор как родилась Шарлотта, Тенч никогда не упоминал об Уилле, но то, что он явно держал этот факт в голове, доказало Мэри, что он говорил на этот счет совершенно серьезно.

— Ну и как мне это сделать, даже если предположить, что это хорошая идея? — спросила она.

Тенч на мгновение задумался.

— Я бы открыл все карты. Указал ему на преимущества человека, у которого есть жена. Особенно такая, как ты.

Мэри ответила полуулыбкой.

— Если бы я была дома, я бы считалась незавидной невестой, Я плохо готовлю, не умею шить и не гожусь для всяких женских дел.

— В Ботаническом заливе нет особой необходимости в ведении домашнего хозяйства, — возразил Тенч с грустной усмешкой. — Там будут процветать только самые жесткие, только те, которые смогут адаптироваться лучше других. В тебе есть стержень, Мэри, да и решительности тебе не занимать. Уилл знает это, он восхищается тобой. Я не думаю, что его придется долго уговаривать.

— А как бы поступил ты, если бы женщина предложила тебе жениться на ней? — спросила она, улыбаясь, будто это всего лишь шутка.

— Ну, это смотря, какая женщина, — рассмеялся он. — Если бы она оказалась богатой и красивой, я был бы польщен.

— Значит, простая девушка-арестантка не имеет никаких шансов? — спросила она, стараясь изо всех сил представить это как шутку, но все равно ей не удалось скрыть обиду в голосе.

Тенч не ответил, и Мэри стало стыдно.

— Извини, я смутила тебя, — сказала она.

К ее удивлению, Тенч повернулся к ней и мягко прикоснулся ладонью к ее щеке.

— Я сказал, что был бы польщен, если бы меня попросила богатая и красивая девушка. Но я точно так же гордился бы, если бы это оказалась девушка-заключенная, которая мне нравится. Но я не принял бы предложение ни от одной из них, — произнес он, глядя ей прямо в глаза. — Не потому, что она мне безразлична, и не потому, что я считал бы ее ниже себя, а просто потому, что я не из тех, кто женится, Мэри. Я слишком много хочу увидеть. Я не создан для семейных уз.

— Ты можешь окончить жизнь одиноким стариком, — сказала Мэри, чувствуя комок в горле и сдерживая слезы.

— Да, это так, но, по меньшей мере, я не обреку свою жену на одиночество, пока буду ездить по свету, — ответил Тенч и улыбнулся. — И не оставлю детей без отца.


Крещение Шарлотты состоялось на четвертый день стоянки в Кейптауне. Преподобный Ричард Джонсон взошел на борт в воскресенье утром и провел службу для команды и заключенных всей флотилии.

Мэри была единственной заключенной без кандалов. Ей сняли их на время службы, но потом должны были немедленно надеть. Она поработала над своей внешностью, вымыв волосы, так что они засияли, и надела серое хлопковое платье, которое ей подарил Грэхем на «Дюнкирке». Ей бы хотелось, чтобы оно было не таким помятым, поскольку ей пришлось спрятать его в трюме, когда выдавали широкие бесформенные платья из грубой материи для женщин-заключенных.