Мэри это напугало, поскольку она думала, что заключенные на других кораблях не отличались от заключенных на «Шарлотте» Некоторые из них были достаточно дурными людьми. Она знала, что они охотно стянут пенни с глаз покойника[7]. Но по меньшей мере, ей было известно, с кого нельзя спускать глаз, и Мэри чувствовала себя в безопасности, зная, что капитан Гилберт никогда не позволит мужчинам-заключенным на его корабле угрожать женщинам.

Это был добрый, но в то же время строгий человек. В те редкие моменты, когда мужчины-заключенные находились на палубе вместе с женщинами, за их поведением пристально наблюдали пехотинцы. И страха оказаться снова закованными в кандалы или быть выпоротыми было достаточно, чтобы как мужчины, так и женщины вели себя пристойно.

И все же, как и на «Дюнкирке», здесь имели место запрещенные отношения, но не с офицерами, а с пехотинцами и моряками. Мэри Хейден и Кэтрин Фрайер были из числа тех, кто чаще всего преступал эту черту, отдаваясь любому, кто этого захочет. Но ни Мэри Броуд, ни Сара не последовали их примеру. Они, смеясь, говорили, что если не могут заполучить офицера, то им не нужен никто. Правда заключалась в том, что им уже не нужно было бороться за выживание. Сейчас у них имелось достаточно еды и воды для мытья, а после дня, проведенного под солнцем на палубе, приятнее вернуться на ночь обратно в трюм, чем терпеть унижения и побои пропитанного ромом моряка.

Единственным мужчиной-заключенным, которого Мэри часто видела, был Уилл Брайант. Иногда к нему присоединялся Джейми Кокс. Остальным мужчинам не разрешали подниматься на палубу надолго. Мэри не знала, происходило ли это потому, что арестанты своей численностью превосходили команду, или капитан Гилберт считал, что женщинам-заключенным и семьям пехотинцев свежий воздух нужнее. Но у Уилла были особые привилегии. Похоже, он смог добиться, чтобы ему разрешили рыбачить и пополнять таким образом рацион корабля, так что каждый день он проводил добрую часть суток на палубе. Мэри восхищалась его находчивостью и думала, что у них есть много общего.

Когда корабль бросил якорь в Санта-Крус, чтобы пополнить запасы свежей воды и провизии, команду корабля отпустили на берег, а заключенных снова заковали в цепи и задраили люки трюмов. Был июнь, стояла удушливая жара, и арестанты лежали, изнемогая от зноя, в темноте. После относительной свободы, которой они упивались раньше, это казалось невыносимым. Для Мэри это было еще более невыносимо, потому что сейчас, когда у нее вырос живот, ей стало неудобно на жесткой скамье, а от нехватки свежего воздуха ее тошнило.

Но когда они снова подняли парус, направившись в Южную Америку, в Рио, цепи сняли и им снова разрешили подниматься на палубу. Однажды днем Мэри сидела, греясь на солнышке, и услышала, как Уилл ругается из-за того, что порвал свою рыбацкую сеть. Встав, она направилась к корме, где он расположился, и предложила ему починить сеть.

Уилл стал еще более привлекательным за время плавания. Улучшенный рацион увеличил объем его тела, глаза были голубые, как небо над их головами, светлые волосы и бороду выбелило солнце, а кожа стала золотисто-коричневого цвета. А еще у него была нахальная усмешка и масса дерзости.

— Ты знаешь, как заштопать сеть? — спросил он с удивленным видом.

— А какая девушка из Фоуэя этого не знает? — рассмеялась она.

Мэри подумала, что, поскольку она сидела и проводила время с пользой, штопая сеть, никто не подошел и не приказал им разойтись. Они с Уиллом провели всю вторую половину дня вместе и болтали, в основном о Корнуолле.

— Ты так похорошела, — сказал неожиданно Уилл. — Когда появится малыш?

Мэри охватило внезапное смущение. Она не предполагала, что об этом мог знать кто-либо кроме хирурга Уайта и Сары. Если догадался Уилл, возможно, Тенч тоже знает!

— В сентябре, — пробормотала Мэри, покраснев до корней волос. — Откуда ты знаешь?

— У меня есть глаза, — рассмеялся Уилл. — Такие вещи долго не скроешь, особенно когда ветер натягивает платье на твоем животе.

Мэри начало подташнивать.

— Об этом всем известно?

Уилл пожал плечами.

— Почем мне знать. А что? Ты боишься?

— Немного, — призналась она. — Я не хочу, чтобы обо мне плохо думали, и я ничего не знаю о младенцах.

— Не беспокойся о том, что о тебе подумают другие, — сказал он с усмешкой. — Пока мы доберемся туда, дети будут у многих. А что касается того, что ты ничего не знаешь о малышах, это вполне естественно. Другие женщины тебе помогут, так что не беспокойся ни о чем.

Мэри тронуло, что он может быть таким чувствительным: она всегда думала, что у него жесткий характер. Немного позже Уилл рассказал ей, что слышал, как один каторжник на «Александере», еще одном корабле, спрятался на палубе во время остановки на Тенерифе и позже, когда наступила ночь, спустился к морю и украл лодку, привязанную к корме.

— Этот простофиля выдал себя: пошел на датский корабль и попросил, чтобы его взяли на борт. Я бы направился в город и спрятался, пока флотилия не уйдет.

— Я на «Дюнкирке» всю дорогу мечтала о побеге, — призналась Мэри. — Но сейчас в моем положении об этом нечего и думать. Но как только родится ребенок, я снова буду ждать подходящего случая.

— А я сначала посмотрю, что такое Ботанический залив, — сказал Уилл. — Если я смогу рыбачить, построить себе приличный дом и выращивать кое-какие овощи, возможно, там будет не так уж и плохо.

— Но мы не знаем, что из себя представляют заключенные с других кораблей, — поделилась своими опасениями Мэри. — Здесь все из Девона и из Корнуолла и почти все неплохие люди. Но я слышала, что женщины на «Дружбе» хуже некуда, особенно из Лондона. Их заковывают в кандалы за драки друг с другом. Как только мы сойдем в Ботаническом заливе, придется с ними уживаться.

— Держу пари, ты с любым справишься, — сказал Уилл. — Я тоже. Так что проживем.

Спустя несколько дней Тенч заговорил с Мэри. Он спросил, нравится ли ей путешествие, и объяснил, что редко появляется на палубе, потому что у него слишком много обязанностей в других местах.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Тенч, внимательно посмотрев на нее. — Хирург сказал мне, что ты ждешь ребенка.

Мэри смогла только кивнуть. Она почувствовала некоторое облегчение оттого, что ее тайна наконец раскрылась, но она боялась, что он спросит то же, что и Уайт.

— Я не сужу других, — сказал Тенч мягко, будто догадываясь, о чем она думает. — Я просто беспокоюсь о тебе. Тебе повезло, что на борту Уайт, он хороший хирург. Ты получаешь достаточно еды?

Мэри снова кивнула. Она не верила своим ушам и боялась раскрыть рот.

— Если тебе что-нибудь понадобится, приходи ко мне, — произнес Тенч, прикоснувшись к ее плечу. — Я попробую достать тебе в Рио немного фруктов. В таких долгих путешествиях всегда грозит цинга. Но капитан Гилберт, похоже, хорошо знает, что нам нужно, лучше, чем кто-либо другой.

Он ушел, и Мэри, глядя на его прямую спину, аккуратно подстриженные темные волосы и сияющие чистотой белые бриджи, пожалела, что носит ребенка не от него.


По дороге в Рио они несколько раз попадали в ужасный шторм. Корабль швыряло из стороны в сторону в бурном море, и трюмы залила вода, смывая женщин с коек. Снова и снова заключенные думали, что они погибнут, ведь каждый треск корабельных балок казался сигналом, что корабль ломается на части. Даже Мэри, не страдавшая раньше морской болезнью, почувствовала недомогание и рвала, пока в желудке уже ничего не осталось, и так ослабела, что была не в силах двигаться.

Но шторма прошли, и за ними последовал период мертвого штиля, когда корабль почти не двигался с места. Именно в один из таких дней, когда Мэри стояла у поручней на палубе, наблюдая то за остальными кораблями флотилии, то за дельфинами и морскими свиньями, Тенч предложил ей поискать себе мужа среди мужчин-заключенных.

У него не часто появлялась возможность поговорить с ней, а когда им удавалось перемолвиться словом, это всегда было лишь несколько минут. Но с того дня, как Тенч сказал ей, что знает о ее беременности, он всегда передавал ей что-нибудь каждый раз, когда видел ее. Иногда это был кусок твердого сыра или пара корабельных галет. Несколько раз он приносил яйца, сваренные вкрутую. Тенч беспокоился о ее здоровье, и этого было достаточно для Мэри. Она не хотела, чтобы он получил из-за нее выволочку от капитана.

— Ты представляешь себе, как будет в Ботаническом заливе? — начал Тенч, глядя не на нее, а на море и на стоящие на якоре остальные корабли флотилии. — Я имею в виду, ты учла, что мужчин будет намного больше, чем женщин?

Мэри покачала головой.

— По трое мужчин на каждую женщину, — продолжал он, хмурясь, будто был этим сильно озабочен. — Я подозреваю, что для вас, женщин, это может оказаться проблемой.

Мэри с изумлением поняла, что Тенч намекает на возможность насилия.

— А вы, пехота, разве не будете за нами приглядывать? — спросила она.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — сказал он серьезно. — Но даже с самыми благими намерениями мы не сможем находиться рядом с вами всюду и всегда.

Мэри передернуло. Она знала от Уилла, что многие арестанты — отчаянные парни, но и женщин таких было много. Больше всего Мэри боялась кражи еды и личных вещей, но теперь Тенч дал ей понять, что воровство будет не единственной проблемой.

— Неплохо бы тебе подумать над тем, чтобы выйти замуж, — сказал он.

На какую-то долю секунды Мэри решила, что он делает ей предложение, и ее сердце подпрыгнуло.

— Замуж? — повторила она.

— За кого-то из заключенных, разумеется, — сказал Тенч быстро. — Твоему ребенку нужен отец.

Мэри почувствовала, что краснеет, и надеялась, что он не поймет почему.

— Но я почти никого из них не знаю! — произнесла она с возмущением.