— Скажи мне еще раз, Габриэла, — настаивал он.

Она повернулась, прижимаясь к нему грудью и обвивая руками его шею.

— Тебя, — захныкала она, целуя его в угол челюсти, когда он схватил ее длинные волосы, еще мокрые от дождя. — Я хочу только тебя, Мэддокс, — сказала она и нашла его губы.

Он на мгновение потерялся в пьянящем танце языков, а затем отстранился. Это было не совсем то, что он хотел от нее услышать.

Ее джинсы были узкие. Он грубо стянул их с бедер. — Что ты хочешь от меня? — она тяжело дышала, но глаз с него не спускала. Она молча смотрела на него и дрожала.

Мэддокс стянул с неё белье, разрывая ткань. Он не собирался быть нежным. Он чувствовал, что она так или иначе не хотела от него нежности. Засунув один палец внутрь нее. Это рассказало ему, насколько она была готова. Он освободил член и прижался к ее медовому центру.

— Это, то что ты хочешь?

— Да, — прошептала она, положив руки ему на плечи, глаза были полузакрыты.

— Что?

— Да, — сказала она более четко. Ее полные губы сомкнулись, когда она посмотрела на него с уверенностью. — Черт возьми, Мэддокс Маклеод, я хочу тебя, — она окончательно стянула джинсы и скользнула на кровать.

Мэддокс опустился сверху, раздвигая её ноги. — Знаешь, сколько женщин я перетрахал?

Она поморщилась. — Мне все равно.

Он был прямо напротив её входа. Она выгнулась к нему, постанывая, пытаясь по-быстрее ощутить его внутри.

— Так и есть, — сказал он ей. — Потому что под всем тем неважным трахом была и есть только ты, Габриэла. А теперь у меня ты сама.

Он быстрым толчком вошел в нее, и она задохнулась, ее колени уперлись его ребра, ногти впились в спину. Мэду пришлось постараться удержать себя, чтобы не перейти черту. Она ощущалась в тысячи проклятых раз лучше, чем в его самых откровенных фантазиях. Она скользила и извивалась, достигнув оргазма за минуты. Мэддокс решил, что у неё было не много любовников. По факту, у неё всего-то был один.

Когда она еще стонала от удовольствия, он спросил ее. — Сколько?

Он вошел глубже, и она задохнулась, впиваясь зубами в его плечо. Мэд стиснул зубы, борясь с самим собой. Он еще не хотел кончать.

— Что? — простонала она, сильнее прижимаясь к нему.

Он входил сильнее, глубже. — Ничего, детка, — он был на грани. Это было неизбежно. — Габи, бл*ть, я сейчас кончу.

— Мэддокс, — воскликнула она. — О, Боже, я не выдержу. Я люблю тебя.

Он больше не мог сдерживаться. Он излился глубоко в ней в момент, который казался бесконечным. Он ударил в стену кулаком, с хрустом в костяшках, оставляя вмятины на поверхности, пока пульсирующая волна за волной поглощала его. Габриэла крепко сжимала его, все время, и он познал её так, как никакую другую из его женщин. Когда он в конце выдохнул, то крепко прижал её к своей груди. Она снова сказала их, слова произнесенные в первый раз. Он не сказал их в ответ. Он только гладил ее волосы и слушал дождь, когда она вздохнула и заснула в его объятиях.

Он не был уверен, сколько времени прошло. Он только понял, что было поздно, и дождь ослаб. Мэддокс сидел у отца и прислушивался к тишине времени. Он слышал, как Габи тихо вошла в комнату, а затем почувствовал ее руки на своих плечах.

— Он вообще просыпался?

— Один раз, — сказал Мэддокс. — Он действительно очнулся на минуту. Он знал какой сейчас год и что пришел конец. И знаешь, что он сказал, Габи? Он сказал, что не против. Я сидел здесь, пытаясь это представить. Как будто идешь по туннелю к концу жизни и не особенно волнуешься, что все кончено.

Мягкие руки Габи, обернулись вокруг него. — Это все, что он сказал?

Мэддокс откинулся назад, окунаясь в ее тепло. — Он сказал, что Тильди его ждет. Но не выглядело так, что он взволнован. Он просто сказал, что моя мать подождет и что будет позже. Он выпил немного воды, а затем снова заснул.

Габриэла обняла его еще крепче, и он развернул её, усадив к себе на колени. Она прижалась к нему так, что заставило его подумать о Грее и Промиз. Мэддокс хотел, чтобы Грей был недалеко, чтобы поговорить. В момент, когда он наконец взял Габи де Кампо, Мэд был зол на самого себя. Он всегда задавался вопросом, каково это быть с женщиной, которая значит для тебя все, и теперь он понял. И вообще-то ему не понравилось это знание. Это изменило его мир.

— Мэдди? — осторожно спросила Габриэла, как будто прочитала его мысли. Его мать называла его так, когда он был очень маленьким. И больше никто, кроме Габи. С тех пор никто. Когда он не ответил ей, она вздохнула и положила голову ему на плечо. Она была завернута в затхлое старое одеяло, которое лежало на его постели, скорее всего, нетронутое, за минувшие десять лет.

Габи больше не пыталась подтолкнуть его к разговору, что было хорошо, потому что Мэд не знал, что сказать. Он знал, что то, что он чувствовал к ней, не было похоже ни на что, что он когда-либо испытывал к кому-либо еще. Он понимал, что скоро снова возьмет ее в своей старой спальне, оголяя ее и прося даже больше, чем она уже дала. Он понимал, что ей чертовски понравиться это почти так же, как и ему. Он просто не знал, что, черт возьми произойдет после.

— Я думаю, шторм закончился, — сказала она, слегка пробежав пальцами по его обнаженному плечу.

— Может быть, — сказал он, прислушиваясь. — Может быть и нет.


Глава 16.

Раздор-Сити, Территория штат Аризона

1890


Лиззи Пост была мертва уже неделю, все это время шли дожди. Анника выглянула в неприкрытое окно скромного домика, который служил школой. Позади нее дети сидели на бочках, которые они использовали как стулья и складывали суммы на своих маленьких счетах.

Пока она смотрела на бассейн воды на суровой пустынной земле, она не могла не задумываться, о свежей могиле на ранчо Лиззи Пост. Казалось бы, вся злость небес открылась и излилась на землю, которая, заключила в себя её тело, которое похоронили несколько дней назад.

Анника не могла вспоминать похороны, не воспоминая ссоры с Джеймсом. На протяжении недолгой службы она осторожно бросала взгляды на Мерсера. Он не озаботился одеться в траурную одежду, но его скорбь была высечена в суровых линиях его лица. Джеймс все равно понял, где были ее мысли.

Они только что вернулись в мрачную тишину своего дома, когда Джеймс обратился к ней с суровым осуждением.

— Все еще он, так?

Даже сейчас, когда Джеймс сказал это, Анника увидела, насколько это было открытой раной для него. Она открыла рот, чтобы отрицать это, отрицать все это. Вдруг Джеймс яростно схватил ее, что на него было не похоже.

— Черт возьми, ты моя жена, — прорычал он, зажимая ее. И когда он поцеловал ее, она что-то почувствовала. Прошло много времени, с тех пор как он целовал ее, и невольная реакция ее тела была неизбежна. Если бы он так держал и только целовал ее, она бы охотно раздвинула ноги и пустила бы его внутрь. Она почувствовала, как он хочет её. Его большие руки грубо расстегивали пуговицы на платье, и вдруг он зашелся в бешеном кашле.

Тогда Анника поняла, что это вовсе не Джеймса она была представляла внутри себя. Мерсера. Когда Джеймс отвернулся и продолжил болезненно кашлять, она к тому же вспомнила слухи о посещениях мужа Комнаты Розы. Ей нужно было узнать.

— У тебя есть другие женщины, Джеймс?

Он прекратил кашель, пытаясь сделать глубокие вдохи. — Что с этого, Анника? — его голос был таким усталым. — Мне больно дышать, и моя жена вместо меня хочет моего брата.

Анника потрясла головой. Она должна плакать. Она должна бить по его груди кулаками. Это не правильно. Это уже не был уверенный в себе представитель закона, который познакомился с ней на станции в день, когда она приехала в Раздор-Сити.

— Что с тобой случилось Джеймс Долан?

Он не ответил. Она в любом случае не знала, есть ли у нее право на ответ. Джеймс устало надел шляпу на голову и побрел к двери. — Я не вернусь сегодня ночью, — сказал он. Он не вернулся и на следующую ночь тоже. Что касается Мерсера, Анника не была с ним наедине со дня похорон Лиззи Пост.

Анника вынуждена была вернуться мыслями к детям. Шел дождь под уклоном, достаточным, чтобы попадать в комнату. Она натянула кусок мешковины на торчащие в оконной раме гвозди чтобы задержать большую часть дождя. Это большее, что она могла сделать.

Когда она заметила, что Дези де Кампо, смотрит на нее с любопытством, ей удалось слегка улыбнуться. Она не должна перед своими учениками позволять показывать, как ей тяжело на сердце. Дези улыбнулся и поднял руку.

— Да, Дези?

— Я закончил свои суммы, миссис Долан. Могу ли я выйти в туалет?

— Конечно, — Анника вручила ему лишний кусок мешковины. — Используй это, чтобы укрыться от дождя.

— Миссис. Долан! — закричала маленькая Хуанита Гарсия, — у меня в ногах вода!

Анника посмотрел вниз. Вода действительно заливала пол. Смутно она поняла, что Дези выбежал в дверь и распахнул ее. Она смотрела в замешательстве на воду, которая покрывала ее туфли. Что-то было не так. Дождь не может так быстро прибавить воды.

— Я думаю, что плотину прорвало! — закричал Дези.

Анника поспешила к двери. Ее лошадь, Мисти, был привязана под затененным навесом, пока вода продолжала подниматься. Мисти рванула упряжь и повозка на половину повернулась в воду. В пятидесяти ярдах она увидела Хасаямпу, обычно спокойную и мелкую, вышедшую из берегов, настолько, что рельеф окружающей поверхности был неразличим.