все от него. Он будет груб и немилостив. Она приветствовала его, подстраиваясь под его

жесткий ритм. Тем не менее, он был и нежен. Мерсер сделал паузу и мягко поцеловал ее

прежде, чем немного отпустить и еще раз глубоко войти. Анника схватилась за него со

стоном, который шел из тех глубин, которых только он мог коснуться.

Он прижимал ее к себе, пока она дрожала и умоляла. Анника едва узнала звук

собственного голоса, когда закричала от огромного удовольствия, которое, казалось, затянулось навсегда. Это было то, чего она хотела каждый день с того давнего дня, когда

впервые встретилась с ним взглядом.

Мерсер поднял её, оставаясь внутри нее. Он жестко обнял её за талию, и двигал её с

грубой страстью, пока ртом скользил по ее груди. Анника откинула голову назад, наслаждаясь ощущением его горячего языка на ее чувствительной плоти. Она раздвинула

бедра, насколько могла, упиваясь тем, как он стонал от возбуждения. Когда Мерсер, наконец, взорвался яростным диким оргазмом, он так сильно сжал ее, что опреденно

останутся синяки. Анника почувствовала дрожь его мощного тела и горячую струю в её

глубинах. Он снова и снова вздрагивал, поднимая ее каждый раз, пока предъявлял свои

безоговорочные права.

Когда они упали обратно на одеяло, вышедшее из моды, Мерсер опустился на нее.

Он посмотрел ей в глаза, и Анника протянула руку, проведя ладонью по его щеке. Она

любила его так сильно, почти до боли.

— Я никогда не любил ни одну женщину, — искренне сказал он ей. — Нет, не

закрывай глаза, Анника. Ты не скроешься от меня. Ты выслушаешь, — он прижался к ней

и глубоко вздохнул. — Я совершал разбои, Анни. Ты это знаешь. К тому же ты знаешь, что я имел столько женщин, что даже не могу сосчитать. И никто никогда ни черта для

меня не значил. Но, то дело два года назад в Комнате Розы со шлюхой, и тем мужчиной, которого я ударил… Может быть, я негодяй, но я не дам изнасиловать женщину. Ничего

больше не было, кроме этого, я клянусь, — он покачал головой и посмотрел в огонь, повторяясь. — Ни одна женщина никогда ни черта для меня не значила. Только ты, Анника. Ты можешь спать в постели моего брата, носить его кольцо и стоять с ним рядом, и это не изменит ничего на свете. Может быть, это проделки дьявола, но, черт возьми, я

люблю тебя, женщина.

Он поцеловал ее в беспомощной ярости, отчего она чуть не задохнулась. Его слова, хоть и грубые, были самыми честными, что она когда-либо слышала. Она была его. Она

знала, что она отдаст ему все.

Мерсер позволил ей перевернуться, и теперь она была сверху. Боли в лодыжке

совсем не чувствовалась. Это даже не имеет значения. Анника низко склонилась и взяла

его в рот, пробуя на вкус мускусный рай их соития. Он застонал и выдохнул ее имя. Он

быстро снова стал твердым, когда она провела языком по всей его длине. Когда он был

готов, он показал ей, как хотел, поставив ее на колени, чтобы он смог войти в нее сзади.

Мерсер довел ее туда, куда только он мог привести. Она извивалась и кричала, и

пока он заполнял ее, она открывала себя насколько могла. Она почти забыла первобытную

природу страсти, которая всегда бурлила в ней, когда она была с Мерсером. Он напомнил

ей. Но это было большее. Для нее всегда больше. И теперь она поняла, как это было с ним.

Она не хотела думать о предстоящих днях неизвестности. Она только хотела лежать в

объятиях любимого и чувствовать, как он гладит ее кожу, пока снова не будет готов взять

её. Она знала, что это будет совсем скоро.

— Все изменилось, — прошептала она, легко постанывая, когда он в очередной раз

погрузился в нее.

— Все, — согласился он, уже двигаясь в бешеном темпе. — И ничего.

Глава 17.

Раздор-Сити, штат Аризона

Наши дни

Он думал, что первое, что испытает, когда страдания его отца закончатся, будет

чувство облегчения. В течение нескольких дней он следил за его борьбой и понял, что

устал от долгого ожидания неизбежного. Он был при его кончине, рядом с братом, когда

Габи аккуратно приложила палец к шее Священника Маклеода и кивнула.

— Он ушел.

Усышав рыдания Дженсена, Мэддокс не почувствовал облегчения. Вместо этого он

был убит горем, в сочетании с бурлящей скорбью, пока он ждал, когда тело отца унесут.

Он не плакал, даже когда Габи, нежно обняла его и прошептала: — Сочувствую, Мэдди.

Он молча ждал, когда выносили Священника Маклеода, он прошептал «прощай».

Похорон не было. В то время, пока Священник был еще способен, он позаботился о

немедленном кремировании без дополнительных услуг.

Тремя днями позже Мэддокс смотрел за тем, как солнце нырнуло за Возвышенность

Скорпиона и задавался вопросом, почему, черт возьми, он до сих пор в Раздоре. Он мог

правдиво ответить на свой вопрос, еще до того, как услышал ее голос снаружи, наигранно

ругающей сына за его грязные руки.

Дом Габриэлы был затоплен до подоконника. Ущерб от разлива реки был нанесен

всем домам в низине, но все равно потребуется время, чтобы завершить все ремонты.

Габриэла осталась в доме, в то время, как Мигель проводил время то тут, то в доме

Дженсена.

Если Дженсен и был в курсе того, что происходило между Мэддоксом и Габриэлой, он мало что мог сказать. На следующий день после смерти Священника он посмотрел на

Мэда в упор и сказал: — Ты надолго залип?

— До тех пор, пока мне нравится, — холодно сказал Мэд, перебрасывая пачку

сигарет из руки в руку.

Дженсен сузил глаза, но не стал настаивать. Мэд чувствовал, что его брат предпочел

бы видеть, как он сейчас уезжает, но от Дженсена это на хрен не зависело.

— Эй, Мэд, — высунулся Мигель из задней двери с озорной улыбкой на лице. —

Мама сазала, что обед готов.

— Иду, — ответил он.

Мэддокс смотрел на нее, пока усаживался на свой стул. Габи наклонилась и достала

стеклянную форму из духовки. Он застонал, увидев ее сочную задницу, когда его тело

отреагировало, на желание. Он мог бы схватить ее прямо там, но за столом сидел ребенок, пил молоко и смотрел на него.

Мигель улыбнулся с усами от молока.

— Эй Мэд, можешь взять меня завтра в поход?

— Завтра, — сказал Мэддокс, открывая пиво. — Тебе не надо в школу?

Мигель закатил глаза.

— Не в субботу. Ты всегда забываешь о субботе.

— Да, эт точно? — Мэддокс сделал большой глоток пива и попытался расслабить

огромный узел в штанах, когда наблюдал за Габриэлой уголком глаза. — Конечно, малыш. Если твоя мама верит, что я не дам тебе провалиться в открытую шахту, я в игре.

Габи поставила горячее энчиладас на стол. Она бросила прихватки к раковине и села

за стол. Когда она улыбнулась, Мэддокс вновь поразился, какую власть она над ним

имела. Он знал, что она не была самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел

или, черт, даже когда-либо трахал, но теперь он не мог думать ни о ком другом.

— Я доверяю тебе, Мэддокс, — сказала она, выгнув бровь, как будто поняла, где он

витал.

Мэддокс пил пиво и спокойно ел свой обед. На мгновение он уставился на салфетку

на коленях и ощутил странное чувство нереальности. Сколько лет прошло с тех пор, как

он сидел за столом во время семейной трапезы? После смерти Тильди, Священник и его

мальчики перебивались фаст-фудом. Пока он задумчиво жевал и наблюдал, как Габи

улыбается своему сыну, он задавался вопросом, насколько все изменилось. Возможно, это

даст ему право на каждую ночь. Или, возможно, ему это не понравиться и он все равно

сбежит.

— Мэдди? — спросила Габи, нахмурившись, а Мигель посмотрел на него. — Что не

так?

— Ничего, — он покачал головой. — Еда горячая, вот и все. Так, Мигель, будешь

штурманом. Откуда мы начнем наше завтрашнее приключение?

Глаза Мигеля просияли.

— Возьми меня снова на кладбище. Это потрясающе! Я пытался поговорить с папой

об этом, но я не думаю, что он действительно слушал. Ты и мой папа действительно

ходили туда все время, пока были детьми? Могу ли я когда-нибудь прокатиться на байке

сзади? Эй, что собираетесь делать с прахом?

Мэддокс смеялся и пытался не отставать отвечать.

— Да, твой отец и я путешествовали в ад и обратно, когда мы были мальчишками. Я

думаю, что твоя мама про байк ответит отказом.

— Ты правильно прочитал мои мысли, — с удовольствием подтвердила Габриэла.

— Что касается праха Священника, — Мэддокс замолчал. — Я действительно не

знаю, малыш. У твоего отца, возможно, есть идеи, но я не думаю, что старику уже до

этого есть дело. Что было, то прошло.

— Что было, то прошло, — задумчиво повторил Мигель, кивая, как будто он

тщательно осознал эту нить мудрости.

Мигель рано просыпался и поздно засыпал. По ночам, он был с ними, Габи всегда

настаивала на том, что он должен крепко заснуть, прежде чем она позволит Мэддоксу

прикоснуться к ней. Вообще-то ребенок знал, что его дядя Мэд спит на диване в гостиной, в то время как его мама спит одна в спальне через зал. Мэддокс не заходил в комнату

Священника. Дверь была закрыта, в тот самый момент, когда его безжизненное тело

унесли.

Мэддокс нервничал, пока стоял в темноте. У него было искушение, запрыгнуть на

свой байк и просто уехать. Может быть, он через час развернется и вернется к Габи или, может быть, он будет ехать, пока не достигнет западной границы штата, где его ждал мир

Отступников.

— Привет, — сказала Габи, целуя его в шею. Она могла двигаться, как стелс ( прим.