страдания на его лице. Это было сильнее, чем собственничество. Ему было больно. С его

следующими словами Анника поняла, насколько больно.

— Я любил тебя, — сказал он ей. Его голос прозвучал, как удар. Как будто он только

что понял истину слов, которые произнес. И потом он исчез.

Анника не могла дышать. Она опустилась на краешек брачного ложа и подтянула

старое одеяло Джеймса к груди. Ее муж сидел рядом с ней, низко склонив голову, его

лицо ничего не выражало. Она позволила ему взять ее за руку. Однажды и только

однажды, Анника молча проклинала себя в безрассудной глупости. Она подняла голову, поклявшись никогда так снова не делать.

Что сделано, то сделано. Господи, помоги, она опустила руки с Мерсером и вышла

замуж за его брата. Причины были ничтожны, когда произошло то, чего не отменить.

Жаль, что усилия тщетны и бессмысленны.

Глава 13.

Раздор — Сити, штат Аризона

Наши дни

По прогнозу ожидался дождь. Мэддокс открыл тонкие льняные шторы в комнате

Священника, когда услышал, что и правда пошел дождь. Он посмотрел на небо, которое

было темно — серого цвета. Этот дождь не был кратковременным и яростным летним

муссоном. Этот был холоднее, долговременнее. Он был отголоском урагана из

Мексиканского залива, который до сих пор «покусывал» даже такие глубинки.

Мэддокс потянулся. Спина болела от того, что он просидел все утро. Он

действительно должен отрыть стул поудобнее, чем металлический кусок дерьма рядом с

кроватью Священника. Мэд положил книгу на стул и побрел на кухню. Он читал вслух

«Страх и ненависть» Хантера С. Томпсона. Старик всегда любил Томпсона. Мэд верил, что где — то в беспомощном теле до сих пор живо его сознание.

Он почти схватил пиво, но передумав, решив вместо него выпить стакан воды. В

дверь постучали, либо Габриэла, либо хоспис. Мэддокс открыл.

— Почему бы тебе просто не воспользоваться своим ключом?

Ее волосы были влажными. Мэд ощутил запах дождя, когда качнулись темные

волны её волос в хвостике. Он бросил ей кухонное полотенце.

— Спасибо, — криво улыбнулась она, растирая влажные кончики между пальцами.

— Это твой дом, Мэд. Полагаю, что ты, возможно, не захочешь, чтобы я заваливалась

сюда без предупреждения.

Мэддокс пожал плечами, внезапно разозлившись. Она была чертовски красива.

Поцелуй двумя днями ранее, тяжким грузом висел на душе. Мэддокс не был так

взволнован поцелуем, с тех пор, как был еще ребенком. Ему нужно было на что — то

переключиться. — Черт, меня это не волнует, Габи. На самом деле это не мой дом, — он

поставил стакан на стойку и вернулся к постели отца.

Мэддокс поднял книгу и снова положил ее. Устойчивый стук дождя убаюкивал. Его

веки тяжелели.

В комнату вошла Габриэла. Она прислонилась к дальней стене и ничего не

говорила.

Несколько минут послушав дождь, Мэд повернулся к ней. — Мигель в школе?

— Да, — кивнула она, затем наклонилась и посмотрела в окно. – Вероятно будет

лить весь день, и завтра тоже.

— Угу, — сказал Мэддокс, потеряв интерес, — много дождей.

— Может быть для реки достаточно плохо, затопит.

Он возразил: — Черт, они говорят это каждый раз, когда по прогнозу есть больше

четверти дюйма.

— Так и есть, — согласилась она.

Мэддокс видел, что она мешкает и смотрит в пол.

— Дженсен будет чуть позже, — сказал он. Они установили перемирие, Мэд и его

брат. Они почти не разговаривали, осторожно избегая друг друга в молчаливом согласии, им нужно дать их отцу обрести покой.

— Я знаю, — кивнула Габи.

Мэд встряхнул головой. Конечно, она и Дженсен должно быть часто разговаривают.

Они ведь воспитывают сына. Он задавался вопросом, рассказала ли она Дженсену об их

страстном поцелуе на кладбище. И пришел к выводу, что нет.

Габи вздохнула. Она не сдвинулась со своего места у стены. Мэддокс посмотрел на

гладкую бежевую майку на ней. Хлопок растянулся на груди, которые со временем стали

больше. Он задумался, также ли они хороши на вкус, как десять лет назад.

— Мэд? — спросила она тихо. — Хочешь поговорить?

— Что, здесь?

— Здесь, — она пожала плечами. — Здесь хорошо.

Он нахмурился и посмотрел на отца. Каждый его вдох был борьбой. Конец этой

борьбы был не за горами.

Хотя он понимал, что это ничего не изменит, он все равно сказал. — Я не хочу его

беспокоить.

Габриэла перевела взгляд. Мэд видел, как ее лицо смягчилось, когда она посмотрела

на отца с нежностью. — Я думаю, что он заслуживает это услышать. Я думаю, что он

хотел бы узнать, чем все это закончилось.

— Это закончилось давным давно, Габс.

Она вздохнула. Не в первый раз Мэддокс задавался вопросом, как часто она

действительно думала о нем в течение последнего десятилетия. Видимо, для нее это было

неизбежно. Она была здесь, в этом самом месте, откуда она поклялась сбежать. И

компанию ей составили его отец и брат. И, конечно, его племянник. Он не позволил ей

сорваться с крючка. Она сделала с его сердцем то, что все прое*нное время в мире не

сможет его исцелить.

— Прости, Мэд. Ты опять заставляешь меня это говорить?

— Опять было бы круто.

— Прости, — прошептала она, с жалостью. — Ты когда-нибудь задумывался, как

все выглядело, с моей стороны?

Мэддокс смотрел в книгу, не видя слов. Он ждал, когда она продолжит.

— Я имею в виду, Иисусе, Мэддокс, мы были детьми. Мой мир перевернулся, и я

должна была заканчивать среднюю школу в этом странном месте. Я даже никогда по-

настоящему не была с парнем до этого. А потом пришел Мэд Маклеод. Горячий плохой

мальчик в Раздор-Сити. — она улыбнулась, рассеянно играя с кончиками черных волос. –

Ты же был таким, знаешь. Конечно, знаешь. Каждая девушка в округе Марикопа хотела

кусочек тебя.

Мэддокс захлопнул книгу. – Так много девушек кругом, — насмешливо сказал он.

— Чудачки, — она закатила глаза. Потом стала серьезной. – Много достойных. И ты

вроде не был парнем, который говорил о своих чувствах. Иногда я не понимала, что, черт

возьми, происходило в твоей голове. Никто не понимал.

— Херня. Ты не можешь это отпустить

Она кивнула, её мысли были далеко, пока она смотрела в окно на дождь,

наполняющий поверхность бассейна пустыни. — Ты же знаешь, Мэд, ты мог бы оттрахать

меня десятками способов, а потом посмеяться над этим. Я знаю, с другими у тебя было

именно так. — Ты действительно хочешь отругать меня за местных вишневых давалок

после всего?

— Нет, — сказала она, печально посмотрев на него. — Это не приходило мне на ум

до поры до времени, ты никогда не относился ко мне иначе, чем по-хорошему. Конечно, тогда уже было слишком поздно.

Мэддокс все еще не был в настроении облегчить её состояние. Он посмотрел на нее:

— Снизошло озарение, сеньорита де Кампо.

Она проигнорировала его сарказм. — Ты должен знать, что не Дженсен сделал

первый шаг. Я. Он не трогал меня, пока я не попросила.

— Дженсен, — проворчал Мэддокс. — Мой собственный чертов брат. Понимаешь,

я даже не знаю, кто из вас хуже. Он уложил тебя в постель, зная, что я был там, откуда не

смогу ничего сделать. А ты? Ты могла бы выбрать любого другого гребанного парня, Габи.

— Нет, — печально сказала она. — Я не могла. Он был самым близким, через кого я

могла бы получить тебя.

— Ладно, это прекрасно, — он бросил книгу на пол и сделал два шага к ней. Глаза

Габи расширились, и она прижалась к стене, пока он сердито смотрел на неё сверху вниз.

Ее грудь задела его, и он заметил, как она, тяжело дыша, смотрела на его губы. Он схватил

в охапку её черные волосы и дернул, достаточно грубо. Краткий испуг в ее глазах

сменился чем-то еще. Он мог сказать, что ей понравилась вспышка боли так же, как ей

нравилось и то, как его руки грубо шарили между ее ног. Е**ть все это, он мог взять ее

прямо там. Прямо там, в той же комнате, где умирал его отец, он мог спустить эти

влажные джинсы по ее бедрам и приплюснуть ее к этой стене, пока она будет извиваться, и просить о большем. Он знал, как сделать, чтобы это произошло. И тогда он оставит ее

без слов, пусть это и почти убьет его, но удовлетворенный тем, что он получит что-то из

своего прошлого. Что-то вроде мести. И тогда, возможно, она уйдет из его мыслей.

— Мэддокс, — прошептала она, проводя губами по его щеке, и в ее голосе было так

много горя, что он закрыл глаза, оставив все мысли о мести.

Габриэла уже однажды сделала огромнейшую глупость. Мэддокс тоже был не без

вины. Он сделал много глупых вещей. Но она повзрослела. Она растила сына и в течение

десяти лет отсутствия Мэда, она оставалась рядом со Священником, словно дочь. Она не

заслужила какого-то грязного траханья. Мэддокс в любом случае должен вести себя

лучше. Да, для него не было лучшего времени, чем это.

Стук в дверь разрушил момент. Мэддокс оттолкнулся от нее и не оглянулся, пока

шел к двери. Эллен, веселая брюнетка, которую назначил хоспис к Священнику, послала

ему стандартную сочувствующую улыбку, когда он открыл дверь.

Задав ему несколько тихих вопросов, на которые он дал односложные ответы, Эллен

направилась в комнату Священника, чтобы проверить своего пациента. Он слышал, как

она обменялась приветствием с Габи, которая тихо появилась, связывая волосы в новый

хвост.

Мэддокс проигнорировал ее, отвернулся и открыл в гостиной виниловые жалюзи,