Маргарет Йорк - Поместье Даунтон: Хозяйка

Они отправились на Стрэнд-стрит, где Анна с изумлением прочитала на углу с Катрин-стрит вывеску: «Континентальное сыскное бюро».

– Вы намерены кого-то разыскать, миледи?

– Я намерена вывести мистера Симпсона на чистую воду!

В бюро их встретили и тут же проводили в отдельную комнату, чтобы даже случайный посетитель не увидел графиню Грэнтэм. На Коре была шляпка с вуалью, но осторожность все равно не мешала.

В комнате их уже ждал солидный прилично одетый мужчина, с первого взгляда внушивший обеим женщинам доверие. Провожатый указал на него:

– Позвольте представить вам мистера Карсона. Именно он будет изображать покупателя рояля. Конечно, если вы, миледи, согласны.

– Здравствуйте, мистер Карсон. Я рада, что вы решили помочь. Об оплате договорились?

– Да, мистер Бишоп все оговорил, миледи.

Вмешался человек, который встречал их в конторе:

– Миледи, как только они обо всем договорятся и назначат время передачи денег, мы известим мистера Бишопа телеграммой о болезни его родственника. После получения этой телеграммы постарайтесь не позволить мистеру Симпсону уехать из Даунтона. Это все, о чем мы просим.

Уже на Стрэнд-стрит Ана осторожно поинтересовалась у Коры:

– Этот мистер Карсон должен помочь разоблачить мистера Симпсона?

– Да, Анна. Как он тебе?

– Весьма солидный мужчина. А в чем там дело? Ой, простите, миледи, я сую нос не в свои дела.

– Мистер Симпсон купил рояль на деньги графа и теперь пытается его продать, чтобы выручить немалые средства. Мистер Карсон – подставной покупатель. Пойдем посмотрим ленты, мне и правда нужно многое купить и вернуться домой к обеду, чтобы не вызвать подозрений у мужа.

– А почему обо всем нельзя говорить графу?

– Он не верит в виновность мистера Симпсона, но обещал уволить его, если я представлю веские доказательства.

– По-моему, в Даунтоне все были бы рады увольнению мистера Симпсона. Даже его милость.

– Но его милость не желает ничего слышать о вине управляющего. Все, больше не говорим об этом. И ни слова даже Томасу!

– Да, миледи.

Вернувшись в Грэнтэмхаус, она нарочно разложила на своей кровати купленную мелочь, чтобы Роберт видел, что они с Анной провели столько времени именно в дамских магазинах.

Больше разговоров о ферме в Даунтоне или воровстве мистера Симпсона не было.

Это могло бы насторожить Роберта, но помешали другие дела, в том числе работа Коры в дамском Комитете Йорка, занятия благотворительностью и подготовка обещанного Невиллом праздника. Ремонт Найт-Хилл заканчивался, скоро можно будет устраивать бал, который так ждали все дамы Йорка.

Весна окончательно вступила в свои права. Пока отсутствовала Эдит, Кора занималась парком и садом, аптекарским огородом, обожаемым роялем и акварелями.

Рядом с золовкой ей невольно приходилось рисовать то, что привлекало взор Эдит. Та считала себя художницей, а потому ее мнение было непререкаемо, и если Эдит безапелляционно заявляла, что пейзаж достоин быть перенесенным на холст, они несколько дней изучали именно тот пейзаж.

Кора предпочитала акварели или просто графику, потому работала много быстрей Эдит, писавшей маслом. Это приводило к тому, что картина художницы еще была далека от завершения, когда ее подмастерье, как Эдит именовала невестку, уже могла похвастать весьма симпатичным пейзажем на листе картона.

В том не было бы ничего плохого, если бы Эдит не заявляла, что акварель Коры давит на нее.

Кора нашла выход, она стала писать другие виды, поворачиваясь в противоположную сторону либо отходя подальше, а закончив свою работу, бралась за книгу. Замечания Эдит о том, что настоящие художники работают маслом и только маслом, Кора пропускала мимо ушей:

– Я не художница, Эдит! Я рисую акварели для собственного удовольствия. Не обращай на меня внимание.

Но не обращать не получалось. Эдит, явно одаренная от природы, попросту не была приучена кропотливо работать, она быстро загоралась, легко начинала очередной пейзаж, но столь же быстро остывала и обнаруживала новый прелестный вид, который нельзя пропустить. Потому незавершенная картина отправлялась в угол мастерской на верхнем этаже, а на холсте появлялись контуры новой.

Писать день за днем один пейзаж Эдит была неспособна. Слишком нетерпеливая, она и на пианино играла посредственно, потому что учить гаммы и этюды ей казалось невыносимо скучным. Слушая, как Кора, прекрасно владевшая инструментом, снова и снова пробегает пальцами по рядам клавиш, разрабатывая руки, Эдит удивлялась:

– Кора, ты же прекрасно играешь и без того!

– Чтобы поддерживать руки в форме, необходимо играть не только Шопена, но и гаммы. Профессиональные пианисты тоже по многу часов проводят за скучными гаммами и арпеджио.

– Я бы так ни за что не смогла.

Кора мысленно ворчала, пока Эдит была рядом, но стоило девушке уехать, начинала скучать. Кора и Эдит проводили так много времени вместе, как могли только две молодые особы, чтобы не ссориться.

Зато теперь у Коры было больше времени для общения с мужем, что благотворно сказалось на их отношениях.

В отсутствие Эдит Кора и Роберт частенько сидели, обсуждая прочитанные книги, это было просто замечательно! Роберт не мог понять, почему раньше такое не приходило в голову? Конечно, интересы у супругов были разными, но нашлись и такие произведения, о которых можно поговорить.

Они с удовольствием спорили о новом популярном герое Артура Конан Дойля Шерлоке Холмсе. Уж слишком тот оказывался наблюдателен и ловок в раскрытии преступлений. Роберту прислали только что вышедший «Знак четырех», но Коре больше нравился «Этюд в багровых тонах». Роберт не понимал ее привычку читать быстро и практически не отрываясь на другие занятия, сам он смаковал произведение, если оно приходилось по вкусу, или сразу откладывал книгу в сторону, если начало не привлекало.

– Я не могу думать ни о чем другом, Роберт, пока не прочитаю все до конца. Именно потому я не люблю журнальные варианты. За них можно приниматься, только собрав все выпуски вместе.

Стояла прекрасная весенняя погода, и супруги много гуляли. Опираясь на руку мужа, Кора вышагивала медленно и важно, счастливо озираясь по сторонам. Природа не просто проснулась, она расцвела буйным цветом.

– Роберт, ты замечал, что самая яркая зелень именно весной? То ли потому, что летом к ней просто привыкаешь, то ли действительно все полно жизненных сил… И первые цветы пусть не самые яркие, но самые красивые.

– Философ ты мой! – смеялся в ответ муж.

Роберт рассказывал об окрестностях, утверждая, что небольшой мостик через ручей на лесной дорожке построили еще римляне, как и мост через Фосс.

– Они все делали на века, если уж клали камни, то так, чтобы лежали тысячи лет. Возможно, в этом значительная часть силы Римской империи?

– Все же развалившейся.

– Невозможно бесконечно расширяться, рано или поздно лопнешь. К тому же, если хочешь стоять века, не допускай к себе чужого. Варвары развалили Римскую империю не снаружи, своими военными походами, а изнутри, отчасти в качестве ее рабов.

Они обсуждали все подряд – Римскую империю и лесные цветы, мостик через ручей, Шопена, героев Конан Дойля и оперы Вагнера, стряпню Нэнси и вальсы Штрауса, даже лошадей, в том числе и упущенную красавицу, так понравившуюся Эдит… Запретной темой был только сосед и его поместье Найт-Хилл.

Возможно, это оказалось главной ошибкой. Поговори Роберт и Кора откровенно, объясни он причину своего беспокойства за нее, а она свое отношение к Генри Невиллу, скольких последующих ошибок можно было избежать! Но не поговорили, не объяснили, стараясь друг для друга и своей семьи каждый сам по себе, причем с совершенно противоположными целями.

Как много семей, как много пар на земле не сложились, либо погибли или превратились в едва живой союз именно из-за недосказанности, недопонимания. Как часто любовь, искренние чувства губит эта проклятая недоговоренность! Кора и Роберт тоже оказались на той тонкой грани, когда действия супругов, направленные на сохранение семьи, по сути стали ее разрушать.

Однажды разговор зашел о приданом Коры, Роберт упомянул, что не тронул и доллара из этой суммы, она лежит на счету в банке и приносит неплохие проценты.

– Почему, Роберт? Ты должен вложить эти деньги в Даунтон.

– Кора, в Англии система майората – имения неделимы и наследуются только по мужской линии. Все, что будет присоединено, вложено в Даунтон, станет его неотъемлемой частью. Таков закон и такова воля моего отца по завещанию.

– Ну и что? Я тоже неотъемлемая часть Даунтона. Или ты так не считаешь?

– Вложенное нельзя будет отделить от поместья.

– Я не собираюсь ничего отделять! Роберт, неужели я действительно до сих пор чужая для Даунтона?

У Коры от обиды едва не потекли слезы. Роберт нежно поцеловал ее в глаза.

– Дорогая, ты прежде всего неотъемлемая часть меня. И, конечно, Даунтона, – попытался он свести все к шутке. – Вон сколько всего насажала – и не выкорчуешь.

Конечно, ее убедили не слова, а этот поцелуй. Иногда нежное прикосновение бывает куда более убедительным, чем самые страстные объятья или горячие ласки. На сердце стало тепло…

– И все же я хочу, чтобы ты присоединил приданое к Даунтону.

– Для этого ты должна подписать бумаги…

– Так подпишу! Давай завтра съездим в Лондон и подпишем. Пока я еще не переваливаюсь, как уточка, – рассмеялась Кора.

– Ты прекрасно переносишь беременность, – улыбнулся муж.

– Да, плохо было только сначала. Помнишь, как я из-за постоянной рвоты решила, что умираю?

Они вспоминали его болезнь из-за ранения в Африке, то, как Кора днем и ночью выхаживала мужа, обещав Богу свою жизнь взамен его, если это нужно, как потом паниковала, приняв первые признаки беременности за приближение расплаты…