– Нел? – спросил Назир, кивнув на дверь кабинета.

– Босс ожидает вас, – прошелестела секретарша, окинув Михаила Константиновича совершенно безразличным взглядом, будто это был пакет с документами.

Назир открыл перед Михаилом Константиновичем дверь кабинета и пропустил его вперед. Они оказались в кабинете с изысканной черной офисной мебелью, прекрасно контрастировавшей со стенами, облицованными светлым деревом, и светло-серым ковровым покрытием пола. За приставным столом для заседаний вполоборота к вошедшим сидел широкоплечий круглолицый мужчина. Сам же хозяин кабинета сидел за письменным столом и воодушевлено орудовал пилочкой, полировал ногти на правой руке. Сзади него, как изваяния, стояли два телохранителя. Михаилу Константиновичу показалось, что телохранители, как две капли воды, похожи друг на друга и на Игоря, сопровождавшего его к кабинету Назира. Кроме того, и мужчина, сидящий у стола для заседаний, и сам хозяин кабинета показались ему неуловимо знакомыми. «Нервы сдают», – решил про себя Михаил Константинович.

– Босс, вот господин Шарф-Эгердт, – представил Назир Михаила Константиновича.

– Проходите, – кивнул хозяин кабинета, не взглянув на них.

– Позвольте представиться, Шарф-Эгердт Михаил, друзья называют просто Мишей, – Михаил Константинович, подойдя вслед за Назиром к столу, протянул руку.

– Разданов Олег Леонидович, – хозяин кабинета счел достаточным перестать подпиливать ногти и посмотреть на своего гостя. – Присаживайтесь.

Чувствовалось, что он не только не собирается отвечать на рукопожатие, а и от занятия своего отрываться не хочет. Михаил Константинович совсем растерялся. Он сел на отодвинутый для него Назиром стул и растеряно смотрел на Разданова. Перед ним сидел мужчина, на вид, лет тридцати пяти, в умопомрачительном деловом костюме, светло-голубой рубашке и сером галстуке с теневым рисунком, на безымянном пальце левой руки у него был перстень очень тонкой работы с гематитовой вставкой. У мужчины были русые волосы, резкие черты лица, большие глубоко посаженые зеленые глаза, горбинка на носу и маленький, чуть заметный, шрам на нижней губе. Взгляд у него был холодный и не то презрительный, не то насмешливый.

– Мой помощник, – кивнул Разданов в сторону круглолицего, – Геннадий Викторович Ткачев.

– Михаил Шарф-Эгердт, – повторил Михаил Константинович, уже не пытаясь протянуть руку, поняв по взгляду Ткачева, каким будет результат.

– Вас Шарфиком никогда не дразнили? – на губах Разданова появилась ледяная улыбка.

– Н-нет… – Михаил Константинович попробовал взять себя в руки. – Фамилия немецкая. Мой дед был обедневшим дворянином, потом революция…

– Угу, – кивнул Разданов и снова начал ногти подпиливать. – Вы местный?

– Нет. Я из Херсона.

– Что у вас там? Помидоры? Из самого Херсона или пригорода? – он внимательно начал рассматривать подпиленные ногти, будто пытаясь найти хоть какой-то изъян.

– Какая разница, Олег? – Михаил Константинович хотел, во что бы то ни стало, разрядить обстановку.

– Олег Леонидович, – поправил его Разданов, быстро взглянув на него. – Ладно, к делу. Мы теряем время. Вы знаете, господин Шарф-Эгердт, что фирма «Новый день» – серьезная фирма, и работаем мы только с солидными состоятельными клиентами, способными дать гарантии? У нас не благотворительный фонд и мы не имеем дел с нищими.

– Да, я знаю, что фирма солидная. А с нищими я и сам дел не вожу, и дочь свою приучаю общаться с людьми нашего круга, – Михаил Константинович подчеркнул «нашего круга».

– У вас есть дочь? – Разданов снова перестал заниматься своими ногтями и, слегка сощурившись, посмотрел на него.

– Да. Двадцать пятый год, зовут Александра, Аля. Занимается международной экономикой.

– Впрочем, я больше мальчиков люблю, – Разданова сдержано улыбнулся.

– У вас сын?

– Вы не поняли, – его улыбка стала насмешливо-снисходительной. – Я мальчиков люблю. Молодых мальчиков, лет двадцати, пассивных. Детей у меня, слава Богу, нет. От них столько шума и с ними столько мороки! Впрочем, как и от женщин. Ну да ладно, это не сейчас. Сейчас к делу. Назир говорил, у вас есть какие-то предложения.

– Да…

– Я вас внимательно слушаю, – он снова начал подпиливать ногти.

Стараясь говорить уверенно, Михаил Константинович начал излагать свои предложения, как предупредил его Назир, называя цифры, на которые следовало бы опираться. Разданов слушал, не глядя на него. Иногда он кивал или переставал подпиливать ногти и нажимал несколько клавиш на клавиатуре включенного компьютера, после чего возвращался к прежнему занятию. Ткачев и Назир молчали. Назир вообще отошел к окну и смотрел на улицу. У Ткачева весь вид выражал легкую досаду, будто его оторвали от важных дел ради каких-то незначительных мелочей. Телохаринтели так же и продолжали стоять, как изваяния. Михаилу Константиновичу начало казаться, что на самом деле они не живые. Обстановка давила.

– Вот, кажется, и всё, – наконец закончил он.

– Кажется или всё? – Разданов снова быстро посмотрел на него.

– Всё, – Михаил Константинович почувствовал, как на лбу выступают бисеринки пота.

– Прекрасно! Назир сказал об условиях договора? – Разданов отложил пилочку и дунул на ногти.

– Не совсем. Сказал, что условия очень жесткие.

– Назир, мальчик мой, ты меня неприятно удивляешь. Ты же прекрасно знаешь, как мы работаем с клиентами, – покачал головой Разданов.

– Я исправлюсь, босс, – повернувшись, с раскаяньем произнес Назир. – Я понадеялся на то, что это мой знакомый.

– Это ничего не меняет. Ты готов поручиться за него на все суммы?

– Нет.

– Тогда я объясню, в чем состоит жесткость условий, – Разданов теперь в упор смотрел на Михаила Константиновича. Взгляд у него был очень тяжелый. – Мы составляем договор и составляем обязательно. По черному мы не работаем. Так вот, мы составляем официальный договор, в котором оговариваются особые условия, а именно неустойки. В случае провала сделки нам выплачивается неустойка в размере суммы вложения в сделку, предполагаемой суммы прибылей и к этому двадцать процентов страховых. Вот эта сумма, нижний ряд цифр.

Разданов повернул экран монитора. От увиденного у Михаила Константиновича перехватило дыхание. Такой суммы он не ожидал – это была приблизительная стоимость его предприятия, квартиры, машины, дачи. У него пересохло во рту.

– Да… но это же всё… – запинаясь, произнес он.

– Милейший, три минуты назад вы меня уверяли в том, что гарантируете прибыль и мне, и себе, а теперь на вас лица нет. Вы что, кидануть меня решили? Так принцип кидани ближнего своего со мной не играет, – Разданов сощурился. Лицо приобрело жесткое выражение. – Я же предупредил, что рад сотрудничеству, но только не с нищим. Что происходит?

– Но…

– Назир, кого ты ко мне привел? – с насмешкой спросил Разданов, повернувшись к Назиру. – Ты, мальчик, в благотворительную организацию вступил? Фонд помощи малоимущим?

– Я согласен! – Михаил Константинович постарался сказать это уверенно, но получилось чуть ли не моляще.

– Ладно. Тогда сейчас составляем договор. Это займет пятнадцать минут, – кивнул Разданов. – Назир, будь любезен, сходи к экономистам, пусть всё подготовят. Вы правильно все цифры назвали? Уточнения будут? Я имею в виду не червонец.

– Правильно.

– Иди, Назир. Скажешь, пусть от меня перетащат. Мы подождем. А, когда поставим подписи под документами, решим, как нам отметить это событие. Вы не против, ребята? Не каждый день выгодные сделки заключаются.

– С дорогой душой, – Ткачев улыбнулся.

– Жаль, что Максима сегодня не будет.

Назир вернулся через четверть часа с договором. За эти четверть часа Разданов и Ткачев не проронили ни слова. Разданов снова воодушевлено занимался своими ногтями, а Ткачев рисовал слоников, взяв лист бумаги и достав из кармана пиджака ручку. Можно было подумать, что о присутствии Михаила Константиновича все забыли. При появлении Назира Разданов несколько оживился. Он взял договор, пробежал глазами текст, видимо, остался доволен, и поставил свою подпись. Михаил Константинович подписал договор, не читая.

– Лихо подписываете, господин Шарф-Эгердт, не глядя! – улыбнулся Разданов. – Так и приговор себе подписать недолго. Что ж, забирайте свой экземпляр, и с завтрашнего дня мы с вами партнеры. Теперь я предлагаю поехать и отметить.

– Куда поедем? – Ткачев оторвался от рисования слоников.

– В «Фудзи». Вы любите японскую кухню, господин Шарф-Эгердт? – поинтересовался Разданов.

– Вообще-то да. Своеобразно, – кивнул Михаил Константинович. На самом деле, он имел о японской кухне приблизительно такое же представление, как эскимос о правилах выращивания бананов в Тринидаде.

– Чудесно. Тогда мы можем ехать прямо сейчас. Назир, Гена, готовы?

– Да, только одеться нужно, – ответил Назир. – Миша у меня в кабинете куртку оставил.

– Встречаемся у входа, – Разданов поднялся из-за стола, давая понять, что остальным стоит сделать то же.

Михаил Константинович поехал в своей машине, а Разданов, Назир и Ткачев в машине, ждавшей их у двери офиса.

Сначала в салоне висела гнетущая тишина. Олег курил и смотрел в окно, Гена куда-то перед собой. Назиру тоже ничего не оставалось делать, как рассматривать полупросевшие серые сугробы у края дороги. Первым заговорил Гена:

– Ну, что, доволен? Потешился?

– Почти, – Олег выпустил дым колечками. – Сейчас мы ещё в ресторане поразвлекаемся.

– Цирк ты, конечно, красивый устроил! – Назир повернулся к Олегу и Гене.

– Там друг наш не потерялся? – поинтересовался Олег.

– Нет. Перед машиной с телохранителями едет.

– Назир, ты на меня не обиделся?

– Не обиделся, не волнуйся. Ты Валере сказал, чтобы кассету убрал?

– Конечно. Что заказывать будем?

– Мужики, а давайте прикольнемся, змею закажем, – предложил Гена.

– Без проблем! – рассмеялся Олег. – Посмотрим, что это чудо делать будет.