Ирина Надеждина - Полюбить таким…

– Вообще, – он наморщил лоб, стараясь сообразить, какого же числа у него начался кашель. – Где-то пятнадцатого сентября.

– А вы знаете, какое сегодня число?

– Если я здесь два дня, то первое декабря.

– Всё правильно. Вы не пытались лечиться за всё это время?

– Как вам сказать? – объяснять ей всё было бы слишком долго. – В некотором роде. Случилось так, что я остался один в лесу и выбирался к лесничеству очень долго. Когда я пятнадцатого ноября туда вышел, то уже почти не мог дышать. Лесник меня травками с неделю поил, в бане парил. Легче мне стало настолько, что я смог добраться домой. Дорога заняла пять дней.

– А ещё полтора месяца?

– Понимаете, я был в тайге с геологической партией до двадцать восьмого сентября.

– Тогда почему вы остались там ещё на столько? – она удивленно посмотрела на Олега.

– Я сорвался с обрыва. Меня посчитали мертвым. Я был до первого октября без сознания.

– Да… – она внимательно смотрела на Олега. – Странная история. Если всё это так, то вам невероятно повезло.

– В чем?

– Вы в рубашке родились. Сорваться с обрыва и остаться живому. Добираться, как я поняла, по морозу до жилья полтора месяца и снова остаться живому. И добраться сюда, с таким жутким плевритом, это тоже было чудо. У вас было настолько много жидкости в легких, что непонятно, как вы дышали.

– Добраться к вам, чудом уже не было. Разве что «скорая» по дороге куда-нибудь врезалась.

– Слава Богу, обошлось без этого. Я имею в виду вашу дорогу от лесничества до дома.

– Тогда вы правы, я родился в рубашке.

– Кстати, если вы сорвались с обрыва, какие-то повреждения у вас ещё были?

– Наверное, – Олег почувствовал, что начинает уставать. – По всей видимости, у меня было сотрясение мозга: были сильные головные боли, головокружение и рвота. Ещё спиной ударился. Спина у меня болела тогда, болела у лесника, по дороге домой и болит сейчас. Но это терпимо. Руки-ноги остались целы. Обморозился, как вы заметили, но, кажется, это уже почти отошло.

– Завтра, если вы будете хотя бы в таком же состоянии, я обязательно вызову нейрохирурга и травматолога для консультации.

– Может быть, так обойдемся? – Олегу не хотелось, чтобы его снова начали допрашивать с пристрастием.

– Олег Леонидович, не капризничайте, – она примирительно улыбнулась. – Я училась у вашего отца и думаю, что за то, что я не приглашу консультантов, он меня не похвалит.

– Тогда можно вы им скажете, что я ничего не помню или меня долго расспрашивать нельзя?

– Почему? – она удивилась.

– Я устал.

– Обещаю вам, что расспросами вас утомлять никто не станет. И я вас не буду больше сегодня утомлять. Отдыхайте. Если к вечеру не станет хуже, я обещаю пустить к вам Марину Сергеевну и Оксану Леонидовну. Пока я пускала только Леонида Владимировича. Он уехал не особенно давно.

– Спасибо, – Олег попытался ей улыбнуться.

Валентина Федоровна ушла, оставив его одного. Олег закрыл глаза и почти сразу провалился в сон. На той грани, когда уже почти совсем спишь и не можешь открыть глаза, заботливый женский голос спросил у него:

– Олег Леонидович, нужно поесть. Вас покормить?

– Потом… – промурлыкал он сквозь сон, повернулся на бок и зарылся головой в подушку.

Проснулся Олег, когда за окнами начало смеркаться. В палате горел свет. Он настолько крепко спал, что даже не почувствовал, как ему заменили наклейку на груди. Зато, выспавшись, он почувствовал себя значительно лучше. Даже приступ кашля был не таким изнуряющим. В палату заглянула медсестра. Это была совсем молоденькая девчонка, у которой на лбу большими буквами было написано «какую бы мне шкоду сделать?», а выглядеть она хотела страшно серьезной.

– Как вы себя чувствуете, Олег Леонидович? – спросила она, ну, очень строго.

– Вполне прилично, – Олег старался не рассмеяться.

– Сейчас температуру нужно измерить. Потом я приду и сделаю вам уколы.

– Без уколов никак нельзя? – спросил он, когда она сунула градусник ему под мышку.

– Конечно же, нельзя, – назидательно ответила она. – Вы напрасно боитесь.

– Я не боюсь. Просто я не люблю уколы.

– Ну, любите вы их или нет, а делать всё равно придется.

– Там Валентина Федоровна обещала мне свидание с родственниками. Она не передумала?

– Нет. В шесть часов. Сейчас четверть пятого. Недавно ушел Леонид Владимирович. Ему позвонила Валентина Фёдоровна, когда вы пришли в себя. Он сразу же приехал, но вы уже уснули, а он не разрешил вас, ни в коем случае, будить. Может быть, вас покормить? – забота из неё выплескивалась через край.

– Если я разрешу себя покормить, мы уколы замнем?

– Олег Леонидович, вы прямо, как ребенок маленький! Не замнем.

– Очень жаль. Тогда и кормить меня не нужно.

– Это почему же? – она насторожилась.

– Во-первых, я уже в состоянии поесть сам. Во-вторых, в шесть прибудут моя матушка и сестрица, и тоже возжелают покормить меня, как дитя малое. В-третьих, если очень честно, то я просто не хочу. Ваши уколы меня не напугали, и совесть ваша может быть чиста.

– Вполне убедительно. Давайте градусник.

Потом она сделала Олегу три укола, и они познакомились. Её звали Наташа. Она уже не пыталась быть такой строгой и даже позволила себе улыбнуться. Потом она оставила Олега в покое до прихода мамы, Оксаны и Макса, пообещав вечером ещё наделать в нем дырочек. Олегу было жаль, что он проспал и не увидел отца.

Олег старался не уснуть, чтобы не прозевать, когда приедут мама и Оксана. Минуты тянулись невероятно долго, как в школе, когда урок не выучен и звонка всё нет и нет. «Нужно будет попросить, чтобы мне принесли часы и что-нибудь почитать, иначе, я рискую здесь свихнуться не хуже, чем в тайге в метель», – подумал он.

Их голоса Олег услышал издали. Они шли по коридору и о чем-то негромко разговаривали. Если бы он мог, он бы вскочил и, как мальчишка, побежал им навстречу. Сердце у Олега забилось, как у пойманной птицы. Дверь палаты открылась и вошли мама, отец, Оксана и Макс. Вот это был сюрприз – все вместе! Мама больше не плакала. Отец и несколько располневшая Оксана присели на стулья, мама на край кровати, а Макс оперся о спинку кровати.

– Как дела? Выспался? – улыбнулся отец.

– Как сытый удав, – пошутил Олег. – А вы как?

– Да мы-то нормально, – мама ласково погладила его по лицу. – Как ты себя чувствуешь?

– Почти здоров. Домой хочу.

– О, значит дела наши в гору! – отец рассмеялся. – Марина, я же тебе говорил, что чуть легче станет, в себя придет и домой сразу начнет проситься!

– Па, я дома с первого мая не был! – возмутился Олег. – Те несколько часов я в учет не беру.

– Теперь будешь. Скоро будешь. Чуть-чуть нужно подлечиться. И больше ни с какими партиями ты не уйдешь.

– Теперь не уйду. На работку мне передали, что я, вроде как, не умер?

– Передали, трудоголик! – кивнул Макс. – Я карты передал и блокноты с записями. Правильно?

– Правильно.

– Там ещё кисет был, – он лукаво улыбнулся.

– Ну? – Олег выжидающе смотрел на Макса.

– Так я его дома оставил. Правильно?

– Правильно, – Олег улыбнулся. – Это не для работы, это для удовольствия.

– Знаешь, на работе все в полном шоке. Один малый, Гена, кажется, не своим голосом орал в кабинете у начальника, что он всем с первой минуты твердил, что ты живой. Спрашивал, пускают к тебе в больницу или нет. Я сказал, что когда будут пускать, сообщу.

– Ты позвони и передай ему от меня большой-большой привет.

– Позвоню. Там и начальство к тебе рвется и следователь. Пока только нас вот пустили. И то, Леонид Владимирович словцо замолвил.

– Следователь? – Олег удивленно посмотрел на Максима.

– Макс, – Оксана строго посмотрела на мужа.

– Постой, постой, сестричка, – остановил её Олег. – Макс, папа, что произошло?

– Понимаешь, Олег, – отец нахмурился, – ведь в то, что ты сорвался с обрыва, поверил только один рабочий из партии и в поселке, потому, что не знали истинного положения дел и ваших отношений с Артёмом. Здесь в это поверило начальство Управления, но те, кто был в партии продолжали всем доказывать, что это не так. Ребята, кроме Гены, не утверждали, что ты жив, но и не были уверенны на сто процентов, что мертв, а, тем более что сорвался с обрыва без посторонней помощи. Мы, сам понимаешь, не поверили даже в то, что ты погиб… как ни старался доказать это Артём. Он же не думал, что ты вернешься. Позавчера приехала Вера. Она часто приезжала к нам, после всего этого. Артема я попросил не появляться. Она тоже подозревала что-то неладное. От нас она узнала, что ты вернулся. Знаешь, она даже заплакала от радости. Дома она рассказала Артёму. Он избил Веру, решив, что она дурачит его. Вовремя на шум зашел кто-то из соседей, и Вере удалось выбежать из квартиры. Она вернулась к нам. Через несколько часов появилась милиция. Артём повесился на лестничной площадке с очень интересной запиской в кармане. В своей смерти он просил винить нас.

– Дерьмо! – с отвращением произнес Олег. – И умереть нормально не смог! Что теперь будет?

– Да ничего, – успокоил его Макс. – Просто ребятам нужно собрать материалы для отказника. Так что, не волнуйся. Анекдот хочешь, по теме?

– Валяй.

– Умирает старый кляузник. Собрал детей и говорит старшему сыну: «Сынок, у тебя было всё, ты был ответственным торговым работником, но я тебя оговорил, написал на тебя кляузу. Тебя сняли с работы, посадили. За это время ушла твоя жена, дети от тебя отказались. Но, теперь, я каюсь. Прости!». Сын расчувствовался и простил его. Тогда обращается он к среднему сыну и говорит: «Сынок, ты был директором завода. Я написал на тебя кляузу. Тебя сняли с работы, ты остался тоже без всего. Прости, я каюсь!». Средний сын тоже расчувствовался и простил. Ну, обращается он к дочери: «Доченька, ты была младшенькой. У тебя всё было хорошо, но я стал писать письма твоему мужу, что ты распутница. Он бросил тебя, забрал детей. Прости меня, деточка!». Дочь тоже простила. Тогда папаша и говорит: «А теперь, дети, моя последняя просьба: когда я умру, переверните меня задом вверх, вставьте мне свечку и зажгите». Дети начали негодовать, нехорошо, мол. А он – не откажите в последней просьбе. Ну, воля умирающего – закон. Помер он, детки просьбу выполнили, сидят и плачут. Тут звонок в дверь. Открывают. Стоит милиционер и говорит: «Такой-то здесь проживал? Нам сигнал поступил – здесь над покойником глумятся».