Что было дальше?

Я пошла в душ. А в душе приключилась оказия: я выругалась матом! На весь корпус. Тихонько, то есть. Что же я за слова прокричала! Помню. Но не буду повторять. А почему я так истошно орала? Сама виновата. Признаю. Ведь висело давеча на входе в пансионат объявление, что в этот день будут вести сантехнические работы, и не будет горячей воды.

А я, полусонная, встала под душ и крутанула оба вентиля на смесителе. И сквозь оба потекла под напором, холодная вода! Эти засранцы коммунальщики, по горячему стояку тоже запустили холодную воду.

В результате моего дикого крика весь корпус узнал, что кто — то «имел» кого — то. Потом соседка по номеру в пансионате — женщина в летах и явно строгих правил с неодобрением посмотрела на Анжелу в фойе. Старая карга и так всюду ходила и вынюхивала, кто, чем и с кем занимается.

Как — то, например, Анжела уловила за дверью некое шуршание. «-Наверное, кот шурудит!» — решила она тогда и в силу игривости характера захотела немного шугануть хвостатого.

Девушка тихонько поднялась с пола, где на коврике делала гимнастику лежа, и как была босая, так и подкралась к своей же двери. Резко опустив ручку вниз, молниеносно распахнула деревянное полотно и резко зашипела:

— Ш — ш — ш — ш!

Вместо испуганного кота, Анжела чуть ли не поймала в руки падающую соседку.

— Бан…бан…бан, — только и шипела старая карга с вздернутым носом Леокадия Антоновна. Анжела растерялась. Троекратное повторение «бан» запутало окончательно.

— Вы ищите свой бант, Леокадия Антоновна? — глупо поинтересовалась журналистка.

Старуха стояла на четвереньках в проеме двери и не могла откашляться, она только протявкала:

— Банд…Банд…

Анжела знала, что у части женщин в столь древние годы случаются не просто провалы в памяти, а временные перемещения мыслей из настоящего в прошлое. Вполне вероятно, Леокадия Антоновна еще во Вторую Мировую войну ловила в числе чекистов некие банды в Ленинграде (сама она уроженка Питера — сама проговорилась как — то). Анжела и предположила:

— Что? Банд? Банда? Вы что здесь, у меня под дверью, какую — то банду уголовников ловите?

Услышав подобное предположение бабка так сильно кашлянула от негодования, что после сумела четко произнести:

— Бандитка! Бандитка! Вот ты кто! Бандитка!

— А чего это вы обзываетесь?! — сжала губы журналистка. — Это вы у меня под дверью шуршали, Леокадия Антоновна, а не я у вас. Зачем?

— Ох! Ох! Чуть меня не угробила, Душегубка! — бабуся откашлялась.

— А чего вы, Леокадия Антоновна делали под моей дверью?! — в свою очередь возмутилась молодая женщина. И неожиданная догадка заставила ее добавить с ехидством: — Подслушивали, подглядывали в мою замочную скважину?

Следует сказать, что внимательному глазу действительно было что посмотреть и подсмотреть в номере журналистки. Ведь совсем недавно оттуда вышел высокий, светловолосый юноша. Невооруженным взглядом наблюдатель мог видеть, что парень выжат, как лимон. Устал. Истончен. Иссушен.

Потенциальный наблюдатель легко мог бы понять, что молодая женщина и блондин отнюдь не в бирюльки играли в номере, а в основном, кувыркались на широкой кровати, елозили на тумбе, в кресле и использовали прочие предметы обстановки во время занятий любовью.

В номере Анжелы раздавались охи, стоны, скрип и громыхание мебели, и, конечно же, бывшая чекистка (а их бывших, как известно, не бывает), Леокадия Антоновна Арникова не могла пропустить столь пикантное шоу за стенкой. Несмотря на старческую глуховатость, когда надо, ее слуховой аппарат срабатывал отменно.

Леокадия Антоновна заслышав бурные отзвуки сексуального характера в номере соседки — известной тележурналистки — мигом выпорхнула в коридор. Время клонилось к обеду, в корпусе санатория народу почти не было. Все устремились в столовую. Чекист Арникова проворно прильнула к широкой, еще советского производства, замочной скважине в двери комнаты Анжелы. И, надо признать кое — что очень пикантное старушке увидеть удалось. Не только подсмотреть, но и отчетливее услышать.

Да, в номере творился жаркий секс. Даже бабуся это признала. Если в коридоре появлялся некий человек, то Арникова тут же делала вид, что поправляет себе тапочки на ногах и на время отходила от заветной двери. Как только незваный гость исчезал из коридора, то бдительное ухо снова оказывалось у замочной скважины. Ухо сменял глаз. Старушка знала толк в слежке, но как только Живчиков засобирался уходить (а блондином оказался именно Тимур), Леокадия Антоновна скрылась в своем номере. Ее правда, волновал один вопрос: похоже на то, что тележурналистка не с одним блондином там кувыркается?! Слишком бурно там у них всё, молодых, происходит! Наверняка, есть там некто третий. Самец. Но это, правда, только версия и она должна быть проверена.

Живчиков ушел, а Леокадия Антоновна переждала уход парня в своем номере, куда скрылась как только процесс затих. Хлопнула дверь номера Токаревой, застучали шаги по коридору. «Один ушел» — сообразила Ариникова. Спустя три минуты она вновь зашуршала у двери комнаты Анжелы. Именно это шуршание и услышала девушка, и приняла за попытку прорваться внутрь со стороны местного кота.

Кота, напомню, за дверью, не оказалось. А вот бабуся — филер — пожалуйста!

Повторюсь: Арниковой было, что подсмотреть в номере тележурналистки. Читатель вполне разумно может осудить Анжелу, ведь будучи в официальном браке с Алмазовым, она изменяла ему. В защиту молодой женщины автор хотел бы заметить, что не она первая в их с мужем союзе ринулась в омут неверности. Продолжая любить Живчикова с одной стороны, но понимая бесперспективность продолжения с ним отношений, Анжела, выйдя замуж за приятного, надежного, удобного мужа, разорвала все контакты с Тимуром. Живчикову она так прямо и заявила: я тебя очень любила, но ты все испортил, теперь я замужем и не в моих правилах изменять законному супругу. А Живчиков действительно все испортил, распустив руки. Анжела сказала, что не в ее правилах поддерживать какие — либо отношения с бывшим парнем, когда дома ждет муж.

Живчиков тогда хватал ее за запястья, целовал, пытался удержать, но на тот момент исход партии был решен: Анжела и ее мама выбрала Германа.

Молодая жена и в мыслях не допускала, что начнет двойную жизнь, что будет таиться, врать мужу, будет не верна ему, что будет разрываться между двумя мужчинами. Один — солидный, спортивный, средних лет, устойчивого социального и психологического состояния. Другой — студент, блондин, раздолбай, язва, безалаберный и весь какой — то разобранный в делах и в жизни вообще. Но, умеет говорить красиво, способен на витиеватые комплименты. Умеет создать романтическую атмосферу, вести разговоры по душам.

Умеет быть живым, образно говоря. Но хитер и далеко не всегда искренен. Скользкий, как лис. Язвительный. В целом, какая- то гремучая, едкая, романтическая и привлекательная смесь одновременно.

Но больше всего Анжела любила в студенте его глаза. Светло — голубые, бездонные глаза. Такого же цвета, как в безветренный июль тихая вода Черного моря. Светло — синяя и прозрачная. Живчиков умел делать глупое выражение лица, когда в очередной раз опростоволосится, к примеру, и начинал хлопать ресницами. Как будто шторки на окнах, они то открывали, то закрывали эти голубые и якобы невинные глаза.

Анжела глядела на мягкие реснички любимого и просто таяла. Она готова была целовать эти ресницы, эти глаза. Она готова была прыгнуть в эту синеву.

Но так было до замужества. По мере того, как время шло и она не встречалась с Тимуром, храня верность Герману, потихоньку растворялся в памяти и образ светло — синих глаз и мягких ресничек.

Верность…Не она первая начала этот процесс коррозии семейной жизни. Как это было? Анжела налила себе чашечку кофе из кофейника и тот день, что перевернул их с Германом вполне пристойную, семейную жизнь всплыл перед ее взором в деталях.

Тогда она ездила в командировку в Питер на международный симпозиум работников руководящего состава СМИ по вопросам внедрения интернет — телевидения в общее медиа — пространство. Анжела, как руководитель и ведущая телепрограммы «Азбука безопасности» выступила на симпозиуме с амбициозной речью. Суть ее сводилась к тому, что интернет — телевидение — это ближайшее будущее, и тот, кто это понимает сейчас, вскоре будет на коне, по сравнению с конкурентами. Герман на международную встречу не поехал.

Анжела на приеме по случаю юбилея одного из западных медиамагнатов (день рождение тот праздновал в российской культурной столице) активно потребляла великолепное итальянское шампанское. Она просила официантов о холоде.

— Добавьте мне побольше льда в бокал!

Чего — чего, а льда официантам не было жалко и желая угодить красивой женщине, они сыпали замерзшие в морозильниках кубики воды в огромных количествах.

В результате горло Анжелы воспалилось, она попыталась выступать на сцене для ораторов, но все попытки вести членораздельную речь проваливались. Кашель душил ее голосовые связки. Пришлось возвращаться домой за день до официального закрытия симпозиума. И вот тогда Анжела получила один из самых сильных ударов по психике и вере в целостную семью. Мужа она не предупредила о приезде и с удивлением обнаружила, что в квартире в полпервого ночи никого нет. Она вышла на балкон и со своего сотового позвонила Герману на его сотовый, а тот с раздражением вякнул в трубку:

— Да дома я! Сплю! Завтра на работу!

Анжела поразилась. Он ей говорит, что сейчас спит дома, но она уже полчаса дома и мужа в квартире нет. Молодая женщина хотела было сказать, что вернулась раньше с симпозиума и находится дома, где никакого мужа не наблюдает. Ну, разве что, если тот превратился в фантома. Или приобрел где — то шапку — невидимку.

— Извини, дорогой! Я просто хотела пожелать тебе спокойной ночи, — выкрутилась молодая женщина.