— Тут столько женских вещей! — ахнула Лиза, когда мы вошли в спальню.

Я небрежно махнул рукой, хотя именно сейчас понял, что Леонарда вовсе не считает, будто мы разошлись навсегда. Оказывается, она ждала меня на Новый год, на Рождество. Колдовство, видно, не заменяет мужа. Проблема!

И в подтверждение моих мыслей она позвонила:

— Саша, радость моя, обещай мне сейчас же ради нашего мальчика и моего спокойствия, что ты пока не будешь ходить в свой ужасный «Обелиск».

— Ладно, ладно, — быстро ответил я. — Пока не буду.

Лиза с удивлением перебирала эксклюзивные и будто старинные платья Леонарды, пропахшие душистым табаком.

— Все это можно выбросить, — неуверенно заметил я.

— Но чьи они? — удивлялась Лиза.

— Не видишь разве? Моей прабабушки. Сейчас уж такие не носят.

Лиза осторожно взяла одно, кремовое, и приложила к себе.

— Да… — вздохнула она, глядя в зеркало. — А жаль. Но ведь оно совсем новое?!

— Новое? — глупо изумился я и продолжал: — Была у меня жена. Сегодня. Это ее платья.

— Сегодня? Жена? — растерянно повторила она.

— Я не знал… — смешался я. — Да она и не жена.

Лиза глядела на меня, и мне стало больно. Я ждал, что вот сейчас она попросит: отвези меня назад. Куда назад? В конспиративную квартиру?!

Но она только молча смотрела на меня.

— Когда-то у меня была жена, Таня, — косноязычно объяснил я. — Но теперь она Леонарда.

— Леонарда… — эхом отозвалась Лиза. — Какое странное имя. И странные платья. Кто она, Леонарда?

— Не в том дело, — бился я. — Хотя смешно сказать кто: приворот мужей и отворот-поворот разлучницам-злодейкам. — Я невольно усмехнулся.

— Нет, кроме шуток? — допытывалась Лиза. — Твоя жена колдунья?

Она все стояла с кремовым платьем. Я подошел к ней, вынул из ее рук это платье и, скомкав, отшвырнул в угол.

— Ты моя жена, — поставил я точку в разговоре. — Но разве ты колдунья?

Потом уже мы лежали в темноте и болтали ни о чем, наслаждаясь нашей неожиданной свободой. Лиза, прильнув ко мне, водила пальцем по моему лицу, а я, обняв ее, глядел в потолок и видел там ее счастливо закрытые глаза.

Уснули мы незаметно и, кажется, одновременно.


Мне снилась Лена. Она собиралась в школу в длинном кремовом платье, отделанном венскими кружевами и бисером. Я наблюдала за дочкой через приоткрытую дверь своей комнаты, но выйти не могла — возле Лены, запихивая в портфель какие-то бумаги, топтался Карташов. Когда они, наконец, ушли, на меня напало жуткое беспокойство. Во-первых, Лену в таком виде не пустят в школу, а во-вторых, по дороге Карташов наболтает ей про меня каких-нибудь гадостей. Или еще хуже, втянет девочку в свой водоворот. Надо срочно связаться с ней. Но я никак не могла вспомнить номер Лениного мобильного. Беспокойство стало нарастать — я проснулась. Нет, слава богу, ее номер я еще не забыла. Хотя зачем мне сотовый? Я позвоню с городского на городской. Лена, наверное, уже дома.

Не думая о том, что время совсем раннее, а день сегодня выходной, я бросилась к телефону. Конечно, Ольга предупреждала меня: надо терпеливо ждать, пока Лена сама разберется в ситуации. Но вдруг она уже разобралась, а я все не звоню. С кем она поделится своими открытиями?.. Мои телефоны ей неизвестны.

— Лена, — позвала я в трубку. — Ты уже вернулась?

— Мама… Мам, это ты?.. Мам…

Я чувствовала: на том конце провода разыгрывается целая буря. Может быть, Лена уже поняла, что к чему, а может, еще только пытается понять и сейчас даже звук моего голоса будет для нее аргументом за или против.

— Мам, как хорошо, что ты позвонила…

— Вы ведь только вчера вернулись. Я не хотела беспокоить тебя. Как съездили?

— Да обыкновенно! Мы же не первый раз в этом пансионате… Вообще-то хорошо.

— Ну, еще какие новости?

— Больше никаких. Ты когда к нам приедешь?

— На днях, наверное…

— Приезжай скорее, пожалуйста. — Ленка закашлялась, но я различила тихий всхлип. — Мы по тебе очень соскучились.

— Я тоже соскучилась… А знаешь что? У меня теперь есть мобильник. Заскучаешь — звони. — Я продиктовала номер.

— Тебе его… Александр Васильевич подарил? — спросила дочь без тени иронии.

— Да, Александр Васильевич.

— Когда ты меня с ним познакомишь?

После этой фразы я не сомневалась: Ленины мозги встали на место. Ольга оказалась великим знатоком жизни и детской психологии.

— Я думаю — в ближайшее время, завтра-послезавтра. Я тебе скоро еще позвоню.

— А я — тебе, — обрадовалась дочь. — Ты как, справляешься с телефоном?

— Немножко. Только самые примитивные функции. Могу послать сообщение…

— Ну, ты молодец!

На столе в гостиной валялись коробки и пакеты. Вчера мы с Сашей так радовались внезапной встрече, так волновались, сами не зная почему, что не сумели ни поужинать толком, ни тем более убрать все в холодильник. С опозданием я занималась этим сейчас.

Из гостиной в кухню можно было попасть, пройдя просторный холл, но еще в первый раз, когда Гришка писал с меня парсуну, я заметила в стене узкую арочную дверь. Тогда я решила, что это декорации, но сейчас убедилась: дверь можно использовать по ее прямому назначению. Наверное, Саша с Леонардой предпочитали обедать в гостиной. Здесь у дивана стоял яркий, причудливой формы стол, а на кухне в углу только маленький круглый столик.

Наспех присев у такого, с утра можно выпить кофе. Одной, ну максимум вдвоем. А у них с Леонардой подрастал восьмилетний сын — об этом мне простодушно поведал Гришка. И вообще, у них было все… и еще совсем недавно. Я даже не предполагала, до какой степени недавно, пока не увидела вчера в гардеробной ее шелковые, переливающиеся стеклярусом платья. Может, они стали ей не нужны. Или проще оказалось нашить новые, чем возиться со старыми. И почему у Саши вырвался странный смешок, когда он упомянул о злодейках-разлучницах? Возможно, уходя из дома, Леонарда просто хотела что-то доказать мужу, но в разгар воспитательного процесса появилась я. Тоже злодейка-разлучница в ее персональной судьбе.

Впрочем, ее судьба, ее платья — не мое дело! А вот их сын…

Третья комната в квартире принадлежала ребенку. По сравнению с двумя другими она была самой неинтересной, безликой, напоминала картинки из журналов: шкафы вдоль стен, где-то между ними встроенная кровать, у окна столы: письменный и компьютерный. Когда мебель была расставлена, взрослые словно спохватились: накупили чудовищных мягких игрушек, ростом, должно быть, с самого мальчика, какой-то детской техники с сиренами и мигалками, на окна повесили яркие шторы, на пол постелили ковер. От этого комната уютней не стала.

А потом мальчика разыграли как карту в сложном споре взрослых: вырвали из этой искусственно сконструированной, но ставшей уже привычной для него среды… По замыслу Леонарды, Саша должен был почувствовать, что значит разлука с собственным сыном. Он и почувствовал, конечно. Но зачем мне судить о ее замыслах?! Я могу лишь кое-что предположить, но это бесполезное занятие.

Не важно, чего хотела добиться Леонарда, покидая дом и увозя с собой сына. Для Саши она в прошлом. Он сказал мне вчера об этом, и еще добавил: живи здесь, ты моя жена… Я ни минуты не сомневалась в искренности его слов, как и его чувств ко мне, но что он скажет, если в одно прекрасное утро увидит в комнате своего сына мою почти взрослую дочь. Правда, Ольга и здесь утешала меня: он будет рад вашей девочке. Но рад — этого мало. У Лены непростой характер, она станет смотреть на отчима с критичностью подростка и болезненно скучать по отцу… Я вступала в полосу новых проблем, не успев покончить со старыми. Словно напоминание о них, раздался звонок моего мобильного.

— Ты где пропадаешь? — оживленно спросил Карташов. — Почему трубку не берешь?

— В магазин иду. — Я поспешно открыла балконную дверь, чтобы он слышал шум улицы.

— Хватит по магазинам болтаться. К часу давай ко мне.

— К двум, — привычно взбрыкнула я.

— К часу, а то не успеете.

— Я чего-то не поняла.

— Не поняла? Мы сегодня с тобой в последний раз встречаемся. Наконец, этот дятел очкастый разродился. Доведем дельце до ума — и на свободу.

— Да? — спросила я, ощущая нарастающую тревогу. Какую судьбу уготовили мне добрые люди из историко-патриотической организации «Обелиск»?.. Может, сегодня я вообще в последний раз вижу этот мир — не только Карташова.

— А тебя тут «тринадцатая» зарплата ждет. Так что давай к часу. И не опаздывай! — внушительно закончил беседу Карташов.

После разговора я заглянула в спальню.

— Что ты делаешь? — спросил Саша, и я поняла, что он еще не совсем проснулся.

— Пытаюсь навести порядок в твоем доме и говорю по телефону.

— И с кем же ты говоришь?

— С Леной. И с Карташовым.

Кроме кровати в комнате не на что было присесть, и, поколебавшись, я села на край. Саша обнял меня за плечи, и через мгновение я уже лежала с ним рядом, погружаясь в атмосферу тепла и сонной разнеженности. Глаза у меня стали закрываться сами собой — ночью мы спали от силы часа три.

— Саш, ты не представляешь! Он сказал: увидимся сегодня в последний раз. Иннокентий дал новое распоряжение. Скоро все кончится!

— Чем кончится?

«А действительно, чем? — промелькнуло у меня. — Иннокентий доведет до конца свою кошмарную игру?»

— Не знаю… Не знаю чем… Но я чувствую — ехать надо.

— Выходит, что надо, — немного помолчав, ответил Саша. — Ты мне только звони, сообщай, как развиваются события. Возьми мой телефон.

Спать сразу расхотелось. Я вспомнила, что приехала сюда в спортивном костюме, и значит, прежде чем появиться у Карташова, должна побывать на конспиративной квартире — переодеться. Гришку лучше пока ни во что не посвящать — не пугать раньше времени.