Ленка вообще была очень впечатлительной, к тому же она любила отца. Но как ни странно, я ни на минуту не усомнилась в своей правоте. Я просто не могла по-другому. Но разве такое объяснишь ребенку? Разве она такое поймет?

— По-разному ведь бывает в жизни, Лена. Иногда — очень тяжело. А потом все забывается, проходит…

— Ты просто хочешь оправдать свой гнусный поступок… А Наташа, бабушка — они будут просто в шоке от вашего развода.

— Ну, Лен!.. Это тяжелый период, но надо его пережить.

— Это нам тяжело! А ты даже не потрудилась вылезти из постели, чтоб соблюсти элементарные приличия!

Фраза звучала слишком по-взрослому, чтобы ее автором была Ленка. Наверно, она услышала это от отца… Я отодвинулась и замолчала.

— Нечего строить из себя обиженную!

— Я не строю — я думаю, кто тебя этому научил. Папа?

— Но он ведь прав.

— А ты никогда не обращала внимания, что он тоже приходит домой в разное время?

— Что тут особенного? Задерживается на работе.

— Ты уверена?

— Абсолютно!

Раньше мне казалось: дочь догадывается обо всем, молчит только из деликатности, а внутренне сочувствует мне. Но ничего подобного… Четырнадцать лет — она совсем еще ребенок. И такие сложности на ее бедную золотистую головку!

Нет, на сегодня с нее ударов достаточно. Если еще начать рассказывать об отце…

— Ну, будем считать, что я действительно повела себя некорректно. — При воспоминании о своем «некорректном» поступке я все-таки не смогла сдержать счастливой улыбки. — Зато я поступила честно. Ничего не скрыла от вас с папой. Можно меня извинить? Хотя бы чуть-чуть?

— Все равно видно, что ты ни капельки не раскаиваешься, — настаивала Елена.

Но я почувствовала: голос у девочки потеплел. Нельзя было упускать благоприятного момента.

— Может, попьем чаю?

— Давай, что ли, попьем, — согласилась она.

Сразу после чая позвонил Карташов и в приказном порядке потребовал встречи.

— Непременно сегодня!

Слушая его, я думала о том, что как раз непременно сегодня мне надо объясниться с мужем. И с Карташовым хорошо бы поговорить начистоту. Конечно, Саша сказал, что это преждевременно и опасно. Но зато так соблазнительно!

— Я перезвоню попозже, уточню время, — ответила я капризно.

— Ну, не в двенадцать же часов! — буркнул Карташов. Он был не готов к разговору в таком тоне.

— Я перезвоню, — прощебетала я.

Мне стало ужасно смешно. Столько лет знакома с этим Карташовым, и даже не предполагала в нем ничего человеческого. А он, оказывается, может смутиться, растеряться… И наверное, испугаться. Впрочем, испуганным я его уже видела — тогда в «Обелиске». Вот и выходит, Карташов — самый обычный человек, никакой не монстр. И Лешка не монстр. Огорчается, ревнует. А временами мне казалось, мой муж — каменная глыба… В общем, выходило у меня — мир состоит из слабых, уязвимых людей. И все по-своему достойны жалости.

Я сидела перед зеркалом и наносила на лицо медовую маску, когда муж вернулся с работы. Не здороваясь, он вошел в мою комнату, сел в кресло и заговорил привычным брезгливым тоном.

Такой тон всегда подавлял меня — действовал как удав на кролика. Но сейчас я отчетливо поняла: тон лишь следствие слабости и уязвимости. За брезгливостью пряталась ревность, а за ревностью, может быть, и любовь. Когда-то Лешка любил и ревновал меня, но проявить эти чувства было ниже его достоинства. Я жаждала любви и участия. Он предлагал мне брезгливость. Я замкнулась — мы разошлись.

Мы разошлись давно.

— Теперь нам надо обсудить только формальности, — радостно объяснила ему я. — Ни о чем больше я говорить не собираюсь.

— Прекрати паясничать! — Он злился, но тоже как-то неловко, так же, как выражал недовольство Карташов.

— Главный вопрос — квартира.

— Продадим, купим две.

— Две какие?..

— Зависит от того, с кем останется Лена.

— А с кем останется Лена?

— Надо у нее спросить.

К разговору о формальностях мы не готовы. Не такое-то это простое дело — формальности! А больше нам вроде говорить не о чем. Муж, однако, находит тему.

— Ты опять куда-то собираешься?

— Да, к Карташову.

— Брось свои глупые россказни! Думаешь, я поверю?

— Это твое глубоко личное дело, — ответила я и взглянула на часы. Пора было смывать маску.

Тягучая липкая смесь сходила с лица, оставляя на щеках мягкую молодую кожу. «Нежная забота каждый день», — гласила надпись на упаковке. Вот что нужно абсолютно всем — нежная забота! И коже, и душе… Ну, пусть не каждый день… Но чем больше — тем лучше! С нежной заботой невозможно переборщить. А пропорционально ее количеству будут и результаты.

Выключив воду, я посмотрела в зеркало. Каштановые волосы эффектно подчеркивали матовую бледность лица, окруженного нежной заботой. Но главное — выражение глубокого спокойствия, умиротворения — словно и не было грустного объяснения с Еленой, разговора с Лешкой, предстоящей встречи с Карташовым.

В дверь ванной постучали.

— Тебя к телефону, — услышала я подчеркнуто враждебный голос дочери. — Бойфренд!

По идее, должен был звонить Карташов, но оказалось действительно Саша. Мой бойфренд. Нам необходимо встретиться. Через двадцать минут он будет ждать у моего подъезда.

— И пожалуйста, захвати загранпаспорт.

— Что случилось? — спросила я, но из трубки уже понеслись короткие, отрывистые гудки.

Нужно было срочно собираться, а в комнате застывший, словно окаменевший, сидел Лешка. Он молча внимательно наблюдал, как я достала из бюро паспорта, российский и заграничный, перелистала и спрятала в сумочку.

— Выйди, пожалуйста, я должна переодеться.

— Одевайся! Я тебя видел всякую.

— Ну, это было давно, — протянула я с улыбкой.

— А что ты смеешься?

— Вспомнила хорошее время! Мы были молодыми, счастливыми…

— Лиза! — Он неожиданно встал, шагнул ко мне. — Все можно вернуть.

Я отрицательно покачала головой:

— Мы теперь уже совсем другие.

— Где ты взяла этого, на джипе?

— На работе познакомились.

— Следила за ним?

— За его другом.

— А они вычислили тебя? — Лешка засмеялся, без иронии, просто весело, как будто и вправду вернулись прежние годы.

Он стоял рядом, совсем близко, но — как будто за стеклянной витриной. Я совсем не чувствовала его. Эмоционально он был мне недоступен, находился вне зоны действия моей сети. Или я — вне его.

— Иди, а то я опоздаю.

Он молча вышел из комнаты, а я бросилась лихорадочно рыться в шкафу, выискивая среди вьетнамского барахла мало-мальски приличный свитер.

Саша застал меня врасплох. Что я могла выбрать для встречи с ним из своего убогого гардероба? Но с другой стороны, мужчины редко оценивают непосредственные достоинства вещи. Им важно общее впечатление. Немного успокоив себя этим, я надела горчичного цвета свитер, бежевые расклешенные джинсы и болотную демисезонную куртку. Все-таки на улице уже второй день дождь.

Дождь был до того сильным, что, пробежав расстояние от подъезда до машины, я успела намокнуть, а беспорядок на голове — утратить всякую художественность… Саша гладит меня по мокрым волосам, говорит. Я не слушаю — ощущаю каждое его слово.

Весь день он думал обо мне. Но особенно грустно ему стало в пробке у Краснохолмского моста. Он вспоминал, как хорошо нам было вместе, но когда наша следующая встреча — большой вопрос…

— Уже сейчас.

Да, сейчас. Но он не может довольствоваться минутными встречами в машине.

— Я тоже не могу.

— Пока нельзя позволить себе большего. И, кстати, давай паспорт.

— Зачем?

— Ты забыла? Мы едем в Швейцарские Альпы.

— В Швейцарские Альпы? Я думала, ты шутишь.

— Абсолютно серьезно: мы едем в Швейцарские Альпы встречать Новый год.

— Вдвоем?

— Нет, целой компанией. Тебе понравится.

Еще бы мне не понравилось — в ШвейцарскихАльпах, с ним… Я задумчиво смотрю на Сашу.

— Ты не хочешь ехать?

— Ты с ума сошел. Конечно хочу. Просто не ожидала.

Тридцатого декабря — вылет из Москвы. Но до этого…

— До этого нам лучше не встречаться.

— Не встречаться?!

Так посоветовал частный детектив: ни встречаться, ни созваниваться.

— Но у нас — великолепный предлог, — напоминаю я. — Парсуна!

— Парсуну надо заканчивать по новому адресу. Взять у Карташова ключи от квартиры и помнить, что там прослушивающие устройства.

— И что дальше?

— Гришка должен переехать туда в интересах его же безопасности.

— А мне тоже туда переехать?

— Ты понимаешь… без этого никак. Тяжко, конечно… Но пока мы будем водить Карташова за нос, у нас будет реальный шанс раскрыть их карты. Если же у нас сейчас ничего не выйдет, к Гришке они все равно кого-нибудь подошлют, а ты будешь продолжать трудиться в интересах правосудия. — Саша нахмурился. — Для пущей убедительности можете поговорить о чем-то таком романтическом… в том смысле, что он хочет жить только с тобой…

— В общем, эксклюзивный выпуск шоу «За стеклом» — специально для Карташова… А неужели Гриша захочет в этом участвовать?

— Сегодня он встречается с детективом… Если откажется, пусть пеняет на себя! К нему приставят невесть кого и невесть что с ним сделают.

— Но что же будет с нами?

— Знаешь, я подумал, мы можем встречаться где-нибудь в городе. Например, завтра пообедать вместе…

Саша рассказывает про ресторан, расположенный неподалеку от их конторы. Там почти кабинетная система. Встречаемся без четверти три.

Потом он везет меня к Карташову. На машине получается на удивление быстро — пятнадцать, даже десять минут. И столько же занимает прощание. Мы сидим рядом в темноте, и я думаю о том, что, не будь этих глупостей с Карташовым, Гришкой и парсуной, мы могли сейчас поехать к нему, провести вместе вечер, а потом и ночь — в круглой комнате с белыми шелковыми шторами. Кровать стоит здесь посередине, и с непривычки я чувствовала себя на ней как на острове. На острове любви.