С удивлением смотря на него, она не смогла удержаться от вопроса:

— Но почему именно ты, почему я могла читать твои мысли, почему передо мной открывалось твое, а не кого-либо другого сознание? Мне казалось, что я могу читать мысли Лукаса. Когда я взрослела, превращаясь из девочки в юную женщину, я была уверена в этом.

— Тогда ты ошибалась, — спокойно пояснил Руперт. — Это должно было быть мое сознание. Видишь ли, дело в том, что мы с тобой родственники, — вдруг заявил он и торопливо добавил: — Нет-нет, не близкие. Просто троюродные, а может, даже четвероюродные брат и сестра. У нас был общий предок — прапрадядюшка. Его звали Альберт и считали в семье черной овцой. Его лишили наследства и выгнали из дома без единого пенни, и, насколько мне известно, вполне заслуженно. Он опозорил наше имя и весь наш род. Все это записано в семейных анналах, и я исследовал этот вопрос после того, как ты сбежала из Хокс-хилла.

— Мы — родственники? — уставившись на Руперта, ошеломленно произнесла Джессика, пытаясь свыкнуться с этой мыслью и понять смысл того, что только что рассказал ей Руперт.

— Мы даже похожи друг на друга. Разве ты не замечала? У нас одинаковые глаза и волосы, — каким-то странным, отрешенным голосом говорил Руперт.

Несмотря на то, что она внимательно слушала признания Руперта, стараясь осмыслить каждое его слово, какая-то часть ее сознания была поглощена мыслями о Лукасе. Что она наделала? О Боже, что же она наделала?

— Лукас не поможет тебе, Джессика, — услышала она глухой голос Руперта — в нем явственно звучали нотки удовлетворения. — Ему потребуется не один час, чтобы найти способ выбраться из склепа. Поверь мне, уж я-то точно знаю.

Джессика вдруг встрепенулась, и в глазах ее вспыхнули ярость и негодование.

— Ох, нет, не беспокойся, — неожиданно сказал он, — я не читаю твои мысли. Я просто догадался, что ты думаешь о нем и, разумеется, жалеешь о том, что сделала. Видишь ли, в нашей семье только женщины обладали неким даром ясновидения. Назовем это так за неимением более точного определения, ты согласна? А вот мы, мужчины, были наделены повышенной чувствительностью, правда далеко не все, однако это особая сила, и, как нетрудно себе представить, мой дед был этим напуган, полагая, что это нечто отвратительное. И я с ним соглашался, полностью разделяя его мнение. Эту тайну мы тщательно охраняли, ведя уединенный образ жизни.

Он не был похож на убийцу. Даже в этой оранжерее, где все происходило, словно в мрачном кошмаре, он предстал перед ней все таким же любезным, обаятельным, очаровательным мужчиной, каким она знала его всегда.

Люди всегда были так глупы. Они смотрели на него — и считали его именно тем, кем он хотел казаться. Никто никогда не подозревал его в убийстве. Он был слишком умен для них.

Перед внутренним взором промелькнуло воспоминание: Руперт рядом с Беллой — олицетворение преданного супруга. Всем было известно, как Руперт баловал Беллу. Ни один мужчина так сильно и преданно не любил свою жену, как Руперт Хэйг Беллу.

— Уже пора, Джессика, — голос Руперта нарушил стройную картину, возникшую в ее мозгу.

Убив однажды, он мог совершать это снова и снова. На самом деле он непременно должен был сделать это опять.

Дрожь пробежала по телу Джессики, но она усилием воли подавила нервный трепет и как можно спокойнее произнесла:

— Белла должна была стать твоей следующей жертвой. Ты собирался убить собственную жену. И ты убил бы ее, если бы я вдруг не вернулась в Хокс-хилл.

Почему она так поздно догадалась об этом? Ведь это было не так уж и трудно. Она приготовилась сразиться с ним, со своим дьявольским кузеном, и страх, казалось, покинул ее.

— Совершенно верно, — кивнул Руперт, и очаровательная улыбка появилась на его лице. Он был явно доволен собой, поэтому без всякого опасения открывал ей все свои тайны. — Но ты и представить себе не можешь, какой ужас я пережил, когда ты внезапно вернулась. Три года я думал, что тебя либо нет в живых, либо ты находишься так далеко, что не представляешь для меня никакой угрозы. А потом в моем мозгу стали возникать странные ощущения, словно кто-то дергает за веревочки, и это встревожило меня. Я хорошо помню тот день, когда я настроил свое сознание на мысли о том, как мне убить Беллу. И я никогда не забуду того странного ощущения, будто я сам с собой разговариваю вслух.

Нужно все тщательно спланировать. На этот раз не должно быть никаких ошибок. Он сделает так, чтобы все приняли это за несчастный случай. Два убийства, произошедшие в небольшом кружке людей, могут здорово растревожить осиное гнездо, а этого никак не следует допускать.

— О да, я помню, — отозвалась Джессика ясным голосом. — Это было во время вечерни. Я поняла, что мой Голос опять собирается совершить убийство, но это было все, что я знала.

— Когда мне сказали, что ты лишилась памяти, я обрадовался, надеясь, что ты потеряла также свои ясновидящие способности или хотя бы они в значительной степени утратили свою силу, по крайней мере настолько, чтобы ты стала для меня не опасной… — Руперт вдруг громко расхохотался, сощурил глаза и окинул Джессику презрительным взглядом. — Но ты была неосторожна, моя дорогая кузина. Однажды ты сама передала мне одну свою мысль. Ты пыталась наладить со мной контакт, не так ли? Но потом испугалась…

— Ты прав, — спокойно подтвердила Джессика. — Я тогда шла по тропинке через хокс-хиллский лес, думая про то, как был убит мой отец. Я тогда поняла, что выдала себя. А почему, ты не знаешь? Что я такое сделала, что обнаружила себя?

— Ты думала или видела дом на вершине холма, — медленно изрек Руперт, вспоминая собственные ощущения, — дом состоятельного человека. Ты передала мне его образ, и я увидел Хэйг-хаус твоими глазами. Но я с трудом узнал его. Он был другим, я не видел его отчетливо и думал о нем не как о собственном доме, а как об особняке богатого человека. И тогда я понял, нет, я тогда уже знал наверняка, что ты пробралась в мое сознание. После этого случая я стал осторожнее, бдительнее, я все время был настороже. Ты представить себе не можешь, насколько это утомительно.

Он замолчал, думая о чем-то своем, а Джессика вспомнила, как, стоя на дорожке, вдруг почувствовала его присутствие и осознала, что открылась для него: в голове у него роились те же мысли, что и у нее. Затаив дыхание, она волевым усилием запретила себе думать о чем-либо, чтобы он не смог обнаружить ее присутствия. Но один из образов, который передался ему от Джессики, был ему знаком, и он остановился, чтобы осмыслить эту картину. Значит, вот в чем было дело: она видела Хэйг-хаус, не подозревая, что это дом ее Голоса.

— Тебе не удалось закрыться от меня, — сказала Джессика. — Я почувствовала твой гнев и ярость в ту ночь, когда сбежала от мистера Стоуна.

— Да, это так, — с сожалением признал Руперт. — В минуты сильнейших потрясений, когда эмоции захлестывают меня и я не в силах справиться с ними, мое сознание остается беззащитным. В него легко проникнуть, и именно из-за этого я отложил осуществление моих планов, связанных с Беллой, до тех пор, пока не разберусь с тобой.

Она внезапно вздрогнула, словно проснулась от гипноза.

— Но почему, Руперт?! Почему ты делаешь это?! — в отчаянии вскричала она. Он ответил ей мягко и тихо:

— У нас нет времени, чтобы углубляться в обсуждение этого вопроса. Да и не думаю я, что вообще сумел бы объяснить тебе все это. Ты бы скорее всего ничего не поняла. — Он сделал паузу, а затем продолжил: — Но ты должна понять, что я не могу оставить тебя в живых. Однако обещаю убить тебя безболезненно, насколько это, разумеется, будет возможно. Ты видишь, как я к тебе отношусь? На самом деле я тебя люблю. И то, что я должен сделать, я сделаю без злобы. Просто у меня нет выбора.

Она вся напряглась, пытаясь остановить его.

— Тебе не удастся выйти сухим из воды, — сказала она. — Лукас знает, что я побежала сюда. Он перевернет Хэйг-хаус вверх дном и не успокоится, пока не отыщет меня.

— Я знаю, — ответил Руперт, — но не стоит заранее беспокоиться. Я очень умный, очень смышленый человек. Это будет самый обычный несчастный случай: падение с отвесной скалы в момент, когда у тебя помутился рассудок. Я, разумеется, ничего не утаю от властей. Я скажу констеблю, что ты была здесь, и Лукас, когда наконец выберется из склепа, подтвердит мои слова. Ты была не в себе, ты говорила бессвязно и вела себя как безумная.

Он настежь открыл дверь оранжереи, пропуская ее вперед.

— У тебя есть один-единственный шанс остаться в живых, — неожиданно заявил он. — И состоит он в том, что ты доберешься до склепа и выпустишь Лукаса из подземелья до того, как я остановлю тебя. Я дам тебе фору. Но если поймаю тебя, то сломаю тебе шею.

Если бы Руперт производил впечатление сумасшедшего, если бы кричал и вел себя агрессивно, ужас, охвативший Джессику, не был бы столь велик. Она могла бы преодолеть и угрозу, исходившую от сумасшедшего, и собственный страх. Но Руперт не был сумасшедшим. Он был красивым, обаятельным, образованным, умным мужчиной и… хладнокровным убийцей.

Паника, волной захлестнувшая Джессику, казалось, парализовала ее разум и волю. Она не поверила ни одному слову Руперта. Он не оставит ей ни малейшего шанса на спасение. Она не сможет убежать от него. Облизнув пересохшие губы, охрипшим от волнения голосом она спросила:

— А если я откажусь бежать?

— Тогда мы покончим с этим прямо здесь, — спокойно заявил он. — Конечно, из-за этого у меня возникнут определенные неудобства. Мне придется тащить тело на утес. Но туман сегодня достаточно густой, и никто ничего не заметит. На твоем месте я бы не надеялся, что тебе помогут слуги, которые придут тебе на помощь, если ты их позовешь или наткнешься случайно на кого-то из них. Они поверят мне, если я скажу им, что у тебя приступ истерии и временное помрачение рассудка, и не будут мне препятствовать увести тебя подальше от дома.

Закончив свои объяснения, он неподвижно постоял с минуту, а когда она по-прежнему не сдвинулась с места, вздохнул и сказал: