– Я всегда помнил о них, – ответил Павел, когда девушка призналась, что уже и не надеялась увидеть их снова. – Ты так хотела выиграть у меня…

– О! – рассмеялась Дарья. – Сейчас эти мысли неуместны: я давно не играла и, должно быть, уже позабыла о способах ведения игры!

– Ну ведь вспомнить нетрудно, правда? Я, например, уверен, что у тебя все получится, – подбодрил девушку Павел, раскладывая доску и расставляя фигуры. Одной из них не хватило, но влюбленные, помня об обстоятельствах этой потери, предусмотрительно промолчали об этом. Недостающую фигуру с успехом заменил маленький гладкий камешек, найденный тут же.

Как и в прежние времена, Дарья играла белыми, а Павел – черными фигурами. Партия началась. Сражение длилось около часа. Дарья не знала, поддавался ли Павел или ей случайно повезло, но вскоре королю Павла пришлось ретироваться с шахматной доски. Дарья победила.

– На этот раз вы играли в полную силу… Павел? – на его имени Дарья запнулась. Было непривычно называть барина вот так просто, по имени.

– Я всегда вел честную игру, – серьезно ответил он.

– Признайся… Павел… В тот раз ты играл вполсилы? Я не верю, что… ты… мог проиграть мне.

Павел таинственно улыбнулся и раскрыл свои объятия. Дарья не преминула воспользоваться приглашением и прильнула к нему. «Какая это радость, – подумала она, – обнимать любимого, быть с ним рядом, мечтать о счастливом будущем!»

Поддавшись порыву, девушка поцеловала его и тихонько шепнула о своей любви.

Он провел рукой по ее волосам и произнес:

– Дарья, зимой мне нужно уехать в Петербург. Мы с отцом продали часть земель, и на вырученные деньги я хотел бы открыть свое дело в столице.

Заявление поразило Дарью своей неожиданностью. Она не ослышалась? Павел оставляет ее?

– В Петербург? – растерянно пробормотала Дарья, чувствуя, как краски жизни меркнут вокруг.

– Петербург – большой город, сулящий большие возможности.

– Ты покинешь меня? – дрожащим голосом спросила Дарья.

Павел обнял ее за плечи и поцеловал в висок.

– Любимая, я даже в мыслях этого не допускаю!

Девушка облегченно вздохнула. Слова Павла вдохнули в нее свежий ветер, ветер перемен к лучшему.

– Я бы не вынесла разлуки, – призналась она, склоняясь к плечу любимого.

– Мы всегда будем вместе, – горячо пообещал Павел, нежно обнимая ее за плечи. – Дарья… ты будешь… моей женой? – с нескрываемым волнением спросил он.

Сердце в груди Дарьи будто подпрыгнуло.

– Мы вместе уедем в Петербург, – продолжал молодой человек, – и мне понадобится твое присутствие рядом.

Влюбленные пробыли вместе до наступления сумерек. Павел говорил о Петербурге, Дарья рассказывала о своей жизни. И все это нередко прерывалось объятиями, поцелуями и признаниями в любви.

Время пролетело незаметно.

Ночью Дарья долго не могла заснуть. Неожиданное счастье не давало ей покоя. Перед глазами одна за другой представали радужные картины жизни рядом с любимым человеком. Видит Бог, лучшего развития событий она и не желала!


А ранним утром Дарью разбудил громкий стук в дверь.

– Кто там? – удивленно спросила она.

– Дарья, это я, Павел!

Девушка спешно накинула платье, пригладила волосы и отворила дверь. Павел быстрыми шагами вошел в комнату. У него был взволнованный вид.

– Что случилось? – забеспокоилась Дарья.

– Моя мать… она… при смерти…

– Как? – поразилась девушка.

– Вчера за ужином я сообщил семье об окончательном разрыве с Еленой Ширшовой, о своей любви к тебе, о планах на дальнейшую жизнь. Матушка восприняла новости холодно, не произнесла ни слова в ответ. А ночью Лизавета Карповна разбудила всех и сообщила, что она мается в лихорадке.

Павел не скрывал своей боли, и Дарья всячески старалась его успокоить:

– Но, возможно, в болезни барыни нет ничего серьезного…

– Я бы и сам хотел надеяться, но доктор…

Юноша замолчал, и это молчание все сказало за него. Судя по всему, жизнь Екатерины Андреевны действительно находилась в опасности.

Павел обнял Дарью и, словно в поисках утешения, зарылся лицом в ее волосы. Они молчали, но девушка чувствовала, что ей предстоит услышать еще кое-что.

– Дарья, – сказал он, – моя мать желает тебя видеть.


Молодые люди прибыли в поместье, и Лизавета Карповна, встретив их, немедленно проводила в покои барыни.

В комнате Екатерины Андреевны было угрожающе тихо, окна наглухо закрыты и зашторены, преграждая путь дневному свету. Лишь единственная свеча в медном подсвечнике освещала внутреннее убранство. В кровати с балдахином недвижно лежала барыня. Она была очень бледна. «Мрачная картина», – подумала Дарья и в то же мгновение почувствовала острое желание вырваться на свежий воздух, туда, где жизнь бьет ключом.

– Матушка спит, – вполголоса произнес Павел.

– Сын? – откликнулась Екатерина Андреевна на его голос.

Услышав ее слабый, но по-прежнему властный голос, Дарья невольно вздрогнула.

– Да, матушка, я здесь, – Павел присел на краешек кровати и взял руку матери в свою ладонь.

– А… Дочь Педро… Она…

– Да, матушка, Дарья здесь.

Усилием воли девушка заставила себя подойти к кровати и взглянуть в лицо барыни. Глаза больной смотрели на нее без всякого выражения, словно пред ней была пустая стена.

– Оставь нас… сын.

Павел безропотно поднялся.

– Я буду ждать тебя в гостиной, – шепнул он Дарье и вышел, оставив ее наедине с умирающей.


Когда дверь за ним закрылась, на Дарью навалилась тягостная атмосфера темной комнаты, в которой затаилась болезнь, одержавшая победу над барыней.

Дарье стало жутко. Она подошла к окну, чтобы раздвинуть шторы и впустить в комнату хоть немного дневного света, но барыня коротко приказала:

– Не смей!

– Дневной свет будет полезен вам, Екатерина Андреевна.

– Мне не нужен дневной свет.

– Но свеча скоро догорит.

– Тебе страшно? Чего ты боишься? Ты же видишь, я не в силах подняться с постели.

Дарья промолчала.

– Подойди.

– Вы хотели меня видеть?

– Мой сын, – барыня прикрыла глаза, – сильно огорчил меня…

– Он очень переживает за вас, Екатерина Андреевна.

– Павел должен был жениться на Елене, – продолжала хозяйка дома, – но попался в твои сети. Ты околдовала его, и он сам не понимает, что делает.

– Ваш сын – взрослый человек. Позвольте ему самому выбирать свое будущее.

– Ах вот как ты заговорила! Да, теперь ты его невеста, а когда была обычной служанкой, то и рта не смела раскрыть.

Екатерина Андреевна закашлялась и потребовала воды. Дарья взяла с прикроватного столика стеклянный графин, наполнила стакан водой и помогла больной сделать несколько глотков.

– Ты красива, – сказала барыня, откинувшись на подушки и пристально взглянув на гостью. – Прекрасные волосы, милые черты, великолепная фигура… как у Анны, твоей матери.

Упоминание о ней укололо Дарью.

– Вы убили ее, – горячо выпалила Дарья, чувствуя, как в душе закипает ярость.

Но Екатерина Андреевна словно и не слышала слов девушки.

– Тришкина была выскочкой. Она охмурила моего Педро. Как я любила его!

– Анна Тришкина была моей матерью! – воскликнула девушка, не в силах сдерживать свои чувства.

– Мне нужен был только Педро… – барыня устало склонила голову

– Зачем вы хотели видеть меня?

Больная открыла глаза и некоторое время смотрела на девушку, словно изучая.

– Хотела спросить, чем ты завлекла моего сына? Чем?

– Вы бредите, Екатерина Андреевна!

Дарья взяла себя в руки и попыталась успокоиться. Проявить хоть малую долю снисхождения было необходимо, все же перед ней мать Павла, которая, вероятно, доживает свои последние дни.

– Хочу рассказать тебе историю своей жизни. – Неожиданно сказала барыня. – Я не знала ни горя, ни страданий до того самого момента, пока не появился Педро. Красивый, загорелый мужчина… Он появился – и я потеряла покой. Но он не любил меня. Любил лишь свою Анну, какую-то горничную! Я так страдала, я унижалась перед этим конюхом, только бы он заметил меня. Унижалась перед конюхом! Я, его госпожа! Смешно! Какой позор! – барыня скорбно усмехнулась, но потом ее лицо стало серьезным и она печально процедила: – Скоро, очень скоро, я отправлюсь к нему. Но, боюсь, и там, для меня не найдется места возле него. Оно занято. Горничной.

– Прекратите, Екатерина Андреевна! – возмутилась Дарья, видя, как барыня убивает себя своей собственной одержимостью.

– Ты счастлива. Тебя любит тот, кого любишь ты. А я несчастна. Я любила – и меня отвергли.

Воздух в комнате словно накалился. Дарья почувствовала, что начинает задыхаться.

– Разрешите мне уйти, Екатерина Андреевна!

– Да, непременно. Но сначала я хочу открыть тебе один секрет. – Она выдержала короткую паузу и продолжила: – Я приняла дозу яда: разбавила его в горячем молоке и выпила. Именно так умерла твоя мать, Анна Тришкина. Именно так умру и я, и, быть может, это сблизит меня с Педро.

С этими словами барыня натянуто улыбнулась и закрыла глаза. Ее рука поднялась, словно для того, чтобы перекреститься, но не прошло и секунды, как она безжизненно свесилась с кровати.

Дарья, как ошпаренная, выскочила в коридор. Как она могла говорить такие кощунственные слова: «Я умру как Анна Тришкина, и, быть может, это сблизит меня с Педро»! Гнев и жалость разрывали сердце девушки на части. Ноги сами привели ее на кухню. Увидев кухарку Марфу, девушка бросилась к ней и заключила в объятия. Слезы текли по ее щекам оттого, что соскучилась, и оттого, что не могла в себе сдерживать горькие чувства от встречи с барыней. Марфа также до слез обрадовалась, увидев Дарью.

Она усадила девушку за стол и первым делом поинтересовалась:

– Мы тут слыхали, что ты теперь невеста Павла Ивановича?

Дарья без утайки рассказала ей о причинах побега и о том, что случилось после. Кухарка ахала и качала головой, а когда Дарья закончила свой рассказ, обняла ее и вздохнула: