Осень дарила в тот год ласковое тепло с сухими ветрами, которые вытрясали из маковых коробочек крошечные черные семена, разбрасывая их по золотистым хлебным полям и увядшим лужайкам. У магазина и в пабе велись разговоры о войне, о темной туче, нависшей с востока, о Польше и о грядущей беде, но Димити не обращала на эти слухи никакого внимания. Ничто из всего этого не имело значения, тем более в Блэкноуле. Разве что-нибудь могло проникнуть в их глушь из того огромного далекого мира, который ей обещал показать Чарльз? Ей осталось лишь дожидаться, говорила она себе. Ей нужно только еще немного потерпеть, и тогда начнется настоящая жизнь, ведь существовать вечно в таком подвешенном состоянии попросту невозможно.

Однажды Димити застала Селесту в саду сидящей в шезлонге, расставив ноги, – совсем неизящно, словно ее кто-то случайно оставил в этой позе, а сама она не побеспокоилась о том, чтобы принять более элегантное положение. Солнце было бессильно согреть ее или вдохнуть в нее пламя жизни. Волосы были чистыми и причесанными, но сама она все равно казалась наполовину мертвой. Сухожилия на шее выступали под кожей, и Селеста выглядела больной и какой-то оголенной. Можно было подумать, что она не в себе и на нее не стоит обращать внимания. Димити прошлась по дому, не нашла нигде Чарльза и уже собиралась уйти, когда Селеста с удивительной силой cхватила ее за руку:

– Послушай-ка, Мици Хэтчер. Ты думаешь, я потеряла память. Это действительно так, и мне трудно многое вспомнить. Но кое-что я не забыла. Когда я тебя вижу, то нутром чую, как что-то меня предостерегает. Это как если бы я смотрела вниз с обрыва и вдруг заметила, что ноги заскользили к самому краю. Угроза– вот что я ощущаю, когда ты попадаешься мне на глаза. В твоем присутствии я не чувствую себя в безопасности. – Не выпуская запястья Димити, женщина пристально на нее смотрела. Девушка попыталась высвободить руку, но не смогла. Хватка Селесты оставалась железной. – Это сделала ты, не так ли? – сказала она, и Димити обмерла, ощутив, как ее сжали тиски леденящего страха.

– Что? Нет, я…

– Да! Это ты виновата! Я заметила, как ты смотрела на Делфину, на плечи которой легло все бремя случившегося, и хранила молчание. Я видела, как ты позволила ей взять вину полностью на себя. Но если бы не ты, она никогда не стала бы собирать полевые травы. Если б не ты, ей такое и в голову бы не пришло. И если бы ты не предала моих девочек и не начала охотиться за их отцом, она никогда не пошла бы в поле одна и не сорвала что-то ядовитое. Ты не меньше виновата в ее ошибке, чем она. Не думай, что тебе удастся прожить жизнь, не взяв на себя часть этой ноши. Ты должна ее разделить! – Она отбросила от себя руку Димити, и девушка почувствовала, как по лицу потекли слезы. Это были слезы облегчения, но Селеста неверно их истолковала и, как ни странно, посмотрела на Димити довольным взглядом. – Ну вот. Так-то лучше. Я не замечала, чтобы ты плакала по Элоди, но теперь увидела, как ты плачешь хотя бы из жалости к себе.

– Я никогда не хотела причинить вред Элоди, – ответила Димити. – Я не думала, что она погибнет!

– Но это случилось. Моя девочка мертва. Моя маленькая Элоди никогда не вернется назад… – Голос изменил Селесте, и какое-то время единственными звуками, которые раздавались, были ее прерывистое дыхание и далекий шелест морских волн. – Как бы мне хотелось… – тихо проговорила она несколько минут спустя. – Как бы мне хотелось повернуть время вспять, чтобы мы никогда не приезжали сюда, в это место. Как бы мне этого хотелось… Помоги встать.

Димити протянула руку, на которую Селеста оперлась, поднимаясь с шезлонга. Они покинули сад и пошли через поросшие травой поля в сторону моря.

– Подведи меня к самому краю утеса. Я хочу взглянуть на океан, – велела Селеста, и Димити повиновалась. Теперь женщина шла куда более уверенным шагом, и дрожь в теле ослабла.

Димити вскоре поняла, что во время прогулки Селеста не нуждается в сопровождающих, но та все равно продолжала крепко держать руку Димити в своей. Решительный взгляд Селесты был устремлен вперед. Внезапно Димити ощутила тревогу, хотя не могла сказать почему. Угроза– так только что сказала Селеста. Они подошли к обрыву, пляж находился далеко внизу. До него было футов шестьдесят. Димити остановилась, но Селеста сурово проговорила:

– Нет! Ближе. Я хочу посмотреть вниз. – Они направились к самой кромке и шли, пока не оказались всего в нескольких дюймах от нее. Дальше оставался один только ветер. Сильный спазм сжал горло Димити.

Они стояли бок о бок и смотрели вниз, на пляж, где несколько отдыхающих купались или сидели на берегу, а дети играли вокруг них. Селеста указала на темноволосую девочку, которая копалась в песке у самой воды:

– Посмотри туда! Почему бы ей не оказаться моей дочерью? Почему бы ей не быть моей Элоди, живой и здоровой, забавляющейся на этом пляже? – Она сделала долгий дрожащий вдох, а затем издала тихий стон. – Если бы только это было правдой. Если бы. Ах, разве не проще сделать всего один шаг вперед, Мици? Разве не проще вообще перестать жить? – Димити попробовала отойти от края, но Селеста не двигалась с места.

– Нет, Селеста.

– Тебя не посещают подобные мысли? Ты что, не ощущаешь никакой вины за то, что случилось? Ты счастлива и готова продолжать жить теперь, когда моей дочери больше нет? А мне кажется, что гораздо проще шагнуть с обрыва. Упасть и отправиться к ней. Куда проще. – Она смотрела на темноволосую девочку внизу с невероятным напряжением, раскрыв рот, и ее потерявшая здоровый оттенок кожа поблескивала на солнце.

– Пойдем отсюда, Селеста! У вас есть дочь!

– Делфина? – Селеста искоса взглянула на Димити. – Она, конечно, моя дочь, но разве могу я любить ее как прежде? Где взять для этого силы? Она не хотела ничего плохого, но принесла беду. Большую беду. И она никогда не нуждалась во мне так, как нуждалась Элоди. Она всегда больше любила Чарльза.

– Она любит вас, – сказала Димити, а затем внутренне ахнула, ибо что-то пронзило ее лишенную мыслей голову, как случалось всегда, когда она думала о Делфине. Боль оказалась такой сильной, что она покачнулась, опасно наклонившись в пустоту перед ними.

Селеста заметила эту произошедшую в ней перемену, и даже как будто улыбнулась Димити.

– Ты все поняла. Сама видишь, насколько это проще.

Димити действительно это почувствовала. Все долгие годы жизни выстроились перед ней вереницей, и она догадалась, что эта пустота станет теперь постоянной спутницей, потому что боль никогда не пройдет. То, что сделано, уже не изменишь. Ее сны теперь будут наполнены тьмой. И огромный яркий мир навсегда станет далекой, несбыточной мечтой. Единственной компанией останется общество презирающей ее Валентины. Чарльз, как и прежде, несвободен и, возможно, будет таковым до конца дней. Но именно мысль о нем ее спасла. Она вошла в кровь девушки как волшебное лекарство.

– Нет! Отпустите меня! – Она всем своим весом повисла на руке у Селесты, пытаясь вырваться, и, когда ей это удалось, плюхнулась на траву. Она сидела и смотрела.

Селеста по-прежнему стояла на самом краю обрыва. Та сила, с которой Димити вырвалась, заставила ее потерять равновесие. Селеста вскинула руки, словно крылья. Хрупкие и неокрепшие крылья, которые не смогут спасти ее, если она упадет. Она балансировала, ноги скользили к самому краю, земля осыпалась под ними, а когда она повернулась, чтобы взглянуть на Димити, ветер подхватил ее волосы, приподнял и закрыл ими лицо, точно темной завесой, завесой печали. «Ну и пропадай, если тебе так хочется», – подумала Димити. Она оставалась неподвижной и молча смотрела, вцепившись пальцами в траву и ощущая под собой ободряющую твердость земли. Ветер со всех сторон обдувал Селесту, искушая ее обещанием полета. Но затем ее широко раскрытые глаза остановились на Димити, в них появилось жесткое выражение, и женщина сделала шаг назад. Димити осознала, что смотрит на нее затаив дыхание. На этот раз Селеста улыбнулась скупой улыбкой, в которой не чувствовалось ни удовольствия, ни веселья.

– Ты права, Мици. У меня есть еще одна дочь. И у меня есть Чарльз. И моя жизнь еще не закончилась, хотя часть меня и желает свести с ней счеты. Но я остаюсь. Я должна остаться. – Эти слова походили на звук хлопнувшей двери, но мысли, теперь толпящиеся в голове Димити, и смятение чувств превратили девушку в плохо соображающую тугодумку. – Возможно, ты предпочитаешь, чтобы я умерла. Я это чувствую, когда на тебя гляжу. Но скоро это будет уже не важно. Здесь я не останусь. Это место похоже на открытую могилу. – Селеста стояла над Димити, но, казалось, не видела ее. Потом она поднесла руки к лицу и вдохнула. Странный, чужеземный жест. – Je veux l’air de désert, où le soleil peut allumer n’importe quelle ombre [101], – произнесла она так тихо, что почти все слова потерялись в шуме ветра, кроме одного, которое Димити расслышала хорошо. Désert. Пустыня. Это слово она знала. Димити еще долго не могла подняться на ноги, а когда наконец она это сделала, Селеста была уже на полпути к дому. Тонкая прямая фигурка, одиноко идущая вдаль без ее помощи.

Два дня спустя Димити шла через деревню, когда Чарльз вылетел из магазина и побежал прямо к ней. Он схватил ее за плечи и затряс – еще раньше, чем успел заговорить.

– Ты ее видела?

– Кого? Что случилось?

– Селесту, конечно, глупая девчонка! – Он снова ее тряхнул, на этот раз не так сильно. Он был в смятении, и его переполняли противоречивые чувства. Гнев, страх, разочарование, пренебрежение.

– Нет, я не видела ее с понедельника! Клянусь! – воскликнула Димити. Внезапно он отпустил ее и схватился за голову. Этот жест он теперь делал часто. – Селеста уехала? – спросила Димити.

– Не знаю… Понятия не имею, куда она подевалась. В понедельник была сама не своя… Вела себя так странно, когда я вернулся из города. Заявила, что ей нужно срочно уехать. Я сказал, что следует подождать несколько дней, окрепнуть… Но она возразила, что ждать не может. А я сказал… что ей придется. Теперь она исчезла, и я нигде не могу ее найти! Тебе она ни о чем не говорила? Например, о том, куда хочет поехать? – Димити вспомнила, как Селеста стояла на краю утеса с расставленными в стороны руками, с развевающимися волосами, готовая полететь, готовая упасть. Димити покачала головой, не решаясь заговорить, не доверяя своему голосу. Это место похоже на открытую могилу. – Мици! Ты меня слушаешь?