В холодном свете утра начался прилив. Он разбудил, когда начал лизать ей ноги ледяной рябью. Димити почесала лицо, зудящее от соли, и встала, покачиваясь. Она снова пошла наобум, как это было накануне, пока ноги сами не привели ее к началу дорожки, ведущей в «Литтлкомб». Там она остановилась, разглядывая приятные глазу очертания этого небольшого коттеджа. Машины рядом с ним не было, в саду Димити тоже не увидела никого. Все окна были закрыты. Дом Чарльза. Именно здесь она увидела его в первый раз, и здесь он ее впервые нарисовал. Здесь он спал, здесь ел. И теперь он наверняка здесь. Димити почувствовала себя бесплотной, нереальной, и ее голову вдруг наполнила радостная легкость. Правда, теперь к ней примешивалось что-то еще. Нечто безымянное, поднявшееся из глубин давешней бездны, чтобы остаться с ней. Едва ковыляя на израненных ногах, она прошла к двери, ведущей на кухню.

Димити постучала громко, решительно. Вот сейчас Чарльз откроет ей дверь и подхватит на руки. Обнимет за талию, как это случилось в переулке в Фесе, и она почувствует твердость его тела, прикосновение жестких губ. Ощутит их вкус и растворится в Чарльзе. Тогда все будет в порядке. Никого не останется на свете, кроме них. Когда Селеста открыла дверь, хмурясь и вытирая руки полотенцем, Димити заморгала, сбитая с толку. Лицо Селесты потемнело.

– Димити. Зачем ты пришла? Почему ты не хочешь смириться? – спросила она. Димити открыла рот, но не нашла слов. Из ее горла доносился лишь шорох вдыхаемого и выдыхаемого воздуха. – Скажи честно, ты действительно думаешь, что он оставит дочерей, чтобы жить с тобой? Ты на это надеешься? – В ее ровном голосе слышался гнев. Димити продолжала молчать. Она чувствовала слабость. Все словно подернулось дымкой и казалось нереальным. – Его здесь нет. Я говорю это на тот случай, если ты надеялась его здесь застать. Он уехал с девочками в Суонедж покататься на осликах на пляже, пройтись по магазинам и вообще развлечься.

– Я хотела… – начала Димити, но замолчала, сама не зная, что именно ей могло быть нужно. Женщина, стоявшая перед ней, имела все то, чего она никогда не получит. Но где-то в дальнем уголке сознания Димити ее презирала. – Я принесла это вам. Всем вам, – сказала она, указывая на собранные травы.

– Нам ничего не нужно. – Селеста коснулась носком туфли корзинки на крыльце, уже полной зелени. – Делфина сегодня встала пораньше и все собрала. Без тебя. Она оставила мне эти травы, чтобы я приготовила себе на обед суп.

– Вот как…

Перед глазами Димити все расплывалось, и она мучительно боролась за то, чтобы не утратить способность думать. В ушах стоял звон, и голос Селесты, казалось, доносился издалека. Димити, щурясь, глядела на марокканку и удивлялась тому, что когда-то считала ее красивой. Теперь Селеста представлялась ей мрачной и жестокой женщиной, которую следовало бояться и ненавидеть. Упрямая парша, болячка, которая отказывается заживать.

– А теперь послушай меня. С этим нужно покончить. – Селеста резко выдохнула через нос. – Оставь нас в покое, – проговорила она и закрыла дверь.

Димити покачнулась. Земля у нее под ногами казалась мутным пятном, от одного вида которого мутило, и внезапный приступ тошноты вдруг наполнил ее горло отвратительно кислым вкусом. Будь он свободен, он был бы со мной. Она закрыла глаза и представила себе, как Чарльз ищет и спасает ее, когда она лежала на земле в Фесе, а эти дикари были готовы разорвать ее на куски. Вспомнила его поцелуй в переулке, прикосновение руки, когда он помогал ей встать. Похожие на свадебную беседку цветущие ветви, нависшие над их головами, когда они сидели рядом друг с другом у гробниц Меринидов. Ту пустынную страну, где все было чудесным и восхитительным, словно во сне. Димити открыла глаза и посмотрела вниз, на корзинку Делфины. Там лежали дикий чеснок и петрушка, сельдерей, любисток и тмин. Это была славная добыча, все листики выглядели молодыми и нежными, и среди них не оказалось ни одного, который успел бы стать жестким или горьким. А тмин вообще был редкой находкой, причем очень вкусной. Делфина проявила себя прилежной ученицей. Димити долго стояла, глядя на корзинку. Затем она посмотрела на растения, собранные ею и сложенные в шаль, висящую на онемевшей руке. Вес их внезапно показался ей чрезмерным. Она поставила узел с травами к своим ногам и низко нагнулась к нему. Чеснок, петрушка, сельдерей, любисток, тмин. Кровь стучала у Димити в висках, больно и настойчиво. Зелень, наполовину скрытая свисающими прядями волос, поплыла перед глазами. Чеснок, петрушка…В шали была еще цикута, она же болиголов. Тщательно разобранные на пучки листья, стебли и сладкие толстые корни. Димити едва могла дышать от боли в голове. Наконец она распрямила спину и пошла прочь неровной, шаткой походкой. И как-то так вышло, что болиголова в ее шали больше не оказалось. Он перекочевал в корзинку Делфины.

10

Через два дня после того, как Илир подрался с Эдом Линчем в пабе, Зак начал паковать вещи. Когда он укладывал каталоги в сумку, один из них выскользнул из рук и упал на пол. Зак так часто его рассматривал, что переплет разошелся, и теперь брошюра сама раскрылась на портрете Денниса, того молодого человека, который привел его в Блэкноул. Точнее, Зака привели сюда Деннис и Делфина, исчезнувшая дочь художника. Он вспомнил портрет, висящий на стене галереи, и все те часы, которые провел, изучая его и наслаждаясь им. Зак был уверен, что ему удастся выяснить, куда она подевалась. Димити Хэтчер должна об этом знать. Она откроет ему секрет, ведь он привез ей целых два телячьих сердца и очаровал старушку при помощи ее портретов работы Обри, которых она прежде не видела. Однако предстояло выбрать между Обри и Ханной Брок, замешанной в мошенничестве, затронувшем его кумира, которому Зак сохранял исключительную, хоть и несколько абстрактную, преданность. Ханна не допускала Зака в свою жизнь, лгала и, возможно, не испытывала к нему никаких чувств. Вскоре ему придется уехать из Блэкноула, и он знает, куда и зачем поедет. Скоро, но не сейчас. С его губ сорвался вздох облегчения, когда он временно приостановил исполнение своего намерения.

«Дозор» был тихим и безжизненным, в пустых окнах не наблюдалось и намека на присутствие кого-то внутри. Зак стоял у северной стены под небольшим окном и не сводил с него глаз. За ним находилась та самая комната, из которой доносились странные звуки. Одно из стекол было разбито в углу. В центре целого созвездия трещин виднелось небольшое отверстие, – похоже, кто-то однажды бросил в него камешек. Было видно, что внутри висят бледные занавески, не то наполовину задернутые, не то не до конца раздвинутые. Одна из занавесок слегка шевельнулась от ветра, и это внезапное движение заставило Зака вжать голову в плечи и подбежать поближе к стене, прежде чем он понял, что всему виной обыкновенный сквозняк. Не в этой ли комнате находится то, что Димити Хэтчер хотелось бы спрятать? Что-то или кто-то? Тут он услышал донесшийся из окна тихий шелест сухой бумаги. Словно перевернули страницу. Или взяли карту из колоды. Заку показалось, будто у него на голове зашевелились волосы, и он поспешил отойти от окна.

Он постучал несколько раз в дверь, но ответа не последовало. Зак не понимал, где Димити может находиться. Он представил, как ее взгляд уплывает вдаль и она уходит в себя, растворяясь в мыслях о прошлом. Он вспомнил о ее странностях, оберегах и заклинаниях. Вспомнил о кухонном ноже, который она держала в руке, и о том, как свет в коттедже иногда горел всю ночь, словно хозяйка никогда не спала. Вспомнил, как кровь осталась у нее под ногтями и запачкала потрепанные митенки. Слегка задрожав, Зак снова постучал, уже потише, будто испугавшись, что может ее разбудить. На этот раз он услышал звук отодвигаемого засова.


На Димити наползало иссиня-черное нечто, заполнившее всю комнату, словно огромная волна, вздыбившаяся и смертоносная, только и ждущая, чтобы на нее обрушиться. Димити съежилась и увидела крыс. Корчащихся крыс с глазами навыкате, у которых напряженные тела дергались в предсмертных конвульсиях. Крыс, съевших отравленную приманку из цикуты, приготовленную Валентиной. Димити ходила из комнаты в комнату, шепча все заклинания, которые знала, но угрожающая темнота не отступала. «Что случилось с Селестой?» – расслышала она вопрос Зака и обернулась, удивляясь тому, как он смог пробраться внутрь. Сколько времени он здесь провел, подслушивая? Но нет, это было лишь запоздалое эхо вопроса, заданного им прежде. Интересно, прозвучал его голос только что или давно? Теперь она этого никак не могла вспомнить. Время начало вести себя странно. Граница между днем и ночью стала размытой. Димити больше не могла спать по ночам и лишь иногда забывалась прерывистым сном в дневные часы, когда это было безопасно. Слишком много гостей, слишком много голосов. Элоди делала стойки на руках у стены гостиной. Валентина смеялась, издеваясь над ней, и тыкала в нее пальцем. Делфина тоже являлась – с грустными-прегрустными глазами. И теперь еще это страшное черное нечто, которое то ли не имело имени, то ли отказывалось себя назвать. Но, глядя на корчащихся крыс, скребущих пол в углах комнаты, Димити понимала, что это такое, и боялась его больше всего на свете. Это было то, что она сделала. Страшное и ужасное.

Она хотела подняться наверх, к запертой комнате, распахнуть дверь и прилечь, получив утешение, но что-то ее останавливало. Когда она поддастся искушению, это произойдет в последний раз. Случится то, чему нельзя повториться дважды, и к прошлому не станет возврата: она окажется по-настоящему одинокой. Это ей подсказало чутье. Скорей интуиция, чем здравый смысл. Она не могла предстать перед лицом того, что там находилось. Ей следовало ждать, потому что время еще не настало. Однажды она даже прошла полпути вверх по лестнице, пытаясь убежать от черной волны, но сумела заставить себя остановиться и не идти дальше. Валентина сейчас находилась в своей комнате. Мать спала, оставив Димити наедине с чернотой. Но перед этим она взглянула на дочь, вздернув бровь, – совсем так, как посмотрела на нее летом 1939 года. «Так, значит, эта удача обрушилась на тебя нежданно-негаданно?» – безжалостно спросила она. Теперь, как и тогда, у Димити не нашлось слов, чтобы ей ответить. Валентину никогда не трогали ее слезы, даже когда Димити была совсем маленькой. Не разжалобилась она и в тот раз, когда пятилетняя дочка споткнулась и упала в дупло поваленного дерева, замаскированное ветками дрока. Там росла крапива и находилось пчелиное гнездо. Бедняжка с воем выскочила как ошпаренная, вся расцарапанная и в пчелиных укусах. «Жизнь преподнесет тебе сюрпризы почище этого, моя девочка, так что прекращай реветь» – вот что сказала ей мать. И жизнь действительно припасла для Димити кое-что похуже. Валентина оказалась права.