Кэндис Проктор - Полуночные признания

Медленно повернувшись, майор оперся на полку, небрежно засунув большой палец за ремень.

– А что думали пациенты Сантера? Были такие, кто угрожал доктору? К примеру, солдаты? Кто-нибудь, кто мог потерять руку или ногу на операционном столе Сантера и быть против этого?

Эммануэль и сама думала о подобной возможности, но теперь, когда это было произнесено майором, да еще с пренебрежением в голосе, ей в голову ударила кровь.

– Генри Сантер был прекрасным хирургом.

– Возможно. Но большинство докторов предпочитают пилу, а не длительное лечение.

Подобное несправедливое обвинение она слышала часто. Многие люди просто не понимают, как трудно лечить заражение крови при серьезных ранах.

– Если ампутацию не провести в течение двадцати четырех часов, то смерть почти неминуема, – возразила Эммануэль, стараясь, чтобы ее слова прозвучали веско, как мнение профессионала.

– Но я все еще жив.

– Вы на редкость удачливы, майор. На кладбище полно людей, которые угрожали застрелить или кастрировать хирурга, если он к ним подойдет.

Зак рассмеялся:

– Как вы узнали?

– Иначе бы вы не сохранили свою ногу. – Она почти – почти – почувствовала к нему теплоту, но нашла в себе силы строго произнести: – Но вы правы. Люди, которым спасли жизнь ампутацией, часто этим недовольны. Как и семьи пациентов. Мужчины… женщины… дети – все умирают, и те, кто их любил, нередко винят в этом врачей. Возможно, вас интересуют имена пациентов доктора Сантера за последние несколько дней?

Это был длинный список – его изучение займет у майора много времени, а потом, может, все изменится, когда в город вернутся конфедераты.

– Я поручу это кому-нибудь из моих людей, – с легкой улыбкой произнес майор, словно прочитав ее мысли. – А теперь скажите, кого вы подозреваете больше всего?

Он был очень умен. Ей не следовало его недооценивать. Нужно держать с ним ухо востро. Майор элегантно оттолкнулся плечом от полки.

– К примеру, кто знал, что вы собирались прошлым вечером на кладбище?

Эммануэль покачала головой:

– Если вы, таким образом, хотите сузить круг поиска, месье, то с сожалением должна сказать, что мы ходим на кладбище каждый год, и очень многие знают об этом.

– Значит, тогда поставим вопрос иначе. Кто после смерти Сантера владеет больницей? Вы? Элис Сантер? Или Чарлз Ярдли?

Этого она боялась больше всего.

– Я, – глядя прямо в глаза майора, ответила Эммануэль. – Доктор Ярдли посещает больницу только в определенное время. У него есть собственная практика в городе.

Наступила опасная пауза, которая, к счастью, оказалась короткой.

– Ясно.

– Сомневаюсь. Не думайте, что я получила большое наследство. У нас теперь очень мало платных пациентов и всего один доктор с дипломом, а за здание приходится много платить. Генерал Батлер обложил неимоверными налогами всех, кого подозревает в пособничестве Конфедерации. Вряд ли нам удастся проработать еще хотя бы месяц.

– Если вы так не нравитесь Батлеру, то почему он вас совсем не закроет?

– Мы очень нужны населению города. Я работаю здесь потому, что доктор Сантер был моим другом, и эта больница была мечтой его жизни. Я не хочу, чтобы убийца Сантера торжествовал, и буду делать все, чтобы больница жила.

В проницательных глазах майора загорелся огонек.

– Возможно, по этой причине он был убит. Чтобы закрыть больницу.

Эммануэль отрицательно покачала головой:

– Война и ваша оккупация все равно закроют больницу, месье. У населения Нового Орлеана нет денег, чтобы платить за лечение.

Лицо майора стало холоднее и строже.

– Им следовало подумать об этом до того, как они решили отделяться, – холодно произнес Зак.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Казалось, даже воздух между ними наполнился взаимной неприязнью и чем-то еще, опасным и угрожающим.

Послышался звук открываемой двери.

– Эммануэль? – окликнул хорошо поставленный женский голос. – Ты где? Что это я такое услышала о докторе Сантере? Эти янки… О-о!

В дверном проеме стояла стройная элегантная женщина с золотистыми волосами и тонким, как у эльфа, лицом. Увидев майора, она замолчала на полуслове.

– Мадемуазель Ла Туш работает в больнице добровольной помощницей, – Эммануэль, намереваясь взять вязаную сумочку и перчатки с полки маленького столика, где она их хранила. – Она может ответить на все вопросы. А теперь вы должны извинить меня, майор. – Быстро пройдя к двери, она сняла с крюка черную соломенную шляпу. – Я обещала сыну взять его к деду, и мы уже опаздываем.

– Конечно, мадам. Мы можем закончить наш разговор позже.

Эммануэль подумала с неприязнью: нет, она не хочет видеть его еще раз. Механически завязав под подбородком потрепанную черную атласную ленту от шляпы, она быстро сказала Клер по-французски:

– Если у тебя есть время, загляни к лейтенанту Руану. Он хочет продиктовать письмо.

– Как он себя чувствует? – спросила Клер. В ее больших круглых глазах светилось участие.

– Умирает.

– Боже мой!

Выйдя в коридор, Эммануэль уже почти открыла дверь, ведущую в сад, когда ее внезапно окликнул майор:

– Один момент, мадам.

Эммануэль обернулась:

– Месье?

– Как вы узнали, что доктор Сантер был убит стрелой из арбалета?

Зак произнес это как бы случайно, словно вопрос только что пришел ему в голову, но Эммануэль знала, что майор приберег его напоследок, чтобы застать ее врасплох. О, этот майор очень умен, еще раз подумала она. Сердце Эммануэль тревожно забилось, но ей удалось сохранить самообладание.

– А чем он еще мог быть убит?

– А вы знали, что у стрелы серебряный наконечник?

Страх охватил Эммануэль.

– Мадам? – Жесткие, проницательные глаза майора сузились.

– Нет, – наконец выдавила из себя Эммануэль. – Откуда мне это знать? Как… странно. – Она перевела взгляд на маленькие стекла раздвижной двери. Доминик нашел веревку и волок ее по земле, играя с котенком. – Вы должны меня извинить, месье, – поспешно произнесла она. – Меня ждет сын.

Не оборачиваясь, она толкнула дверь, но внутри у нее все кричало: «Этого не может быть, не может быть… Может быть?»

– Мамочка! – Бросив веревку, Доминик бросился к Эммануэль. – Вот ты где! – Он широко улыбнулся. – Я думал, ты забыла, что обещала отвести меня сегодня к деду.

– Нет, конечно, нет, – сказала Эммануэль, протягивая дрожащую руку, чтобы взъерошить кудрявые светлые волосы мальчика, напоминающие о Филиппе. – Мы сейчас идем к нему. Мне только придется по дороге заглянуть домой.

– Зачем? – Доминик нетерпеливо забегал вокруг нее. – Мы уже опаздываем. А дедушка не любит, когда ты приходишь не вовремя.

– Я только на секунду. Мне нужно кое-что проверить.

– А что?

– Да так, пустяки.

– Скажи! – потребовал Доминик.

Но Эммануэль только покачала головой и рассмеялась. Всю дорогу до дома мальчик пытался выяснить, что ей там надо, но Эммануэль ничего не сказала ему.

Мальчик совсем не похож на мать, подумал Зак, глядя на Эммануэль и ее сына. Не только вьющиеся светлые волосы Доминика контрастировали с темными локонами Эммануэль. У сына были более мягкие черты лица, а в ясных голубых глазах читалась мечтательность. Уже сейчас было ясно, что через пару лет мальчик будет выше своей миниатюрной матери.

– Каждый раз, когда я его вижу, Доминик напоминает мне Филиппа, – произнесла мадемуазель Клер Ла Туш, подходя к Заку. Ее французский акцент был мелодичным, говорила она с легким придыханием.

Повернувшись, Зак увидел, что Клер задумчиво смотрит на ребенка. Она была моложе, чем надменная, самоуверенная вдовушка, и в свои восемнадцать лет чем-то походила на мальчика.

– Вы знали Филиппа де Бове? – спросил майор.

– Конечно. Мы дальние родственники – вернее, мы были дальними родственниками, – поправилась она, и ее широкие влажные глаза затуманились. – Девичья фамилия моей матери де Бове.

Это его не удивило. Зак находился в Новом Орлеане недолго, но уже понял, какое важное значение в этом городе играют семейные узы. Люди здесь были связаны не только через отца, но и через мать. Во многих смыслах Новый Орлеан можно было назвать городом матриархата, хотя этого слова здесь никто не произносил вслух.

– Именно из-за него вы вызвались помогать в больнице?

Ее пухлые губы чуть тронула тонкая улыбка.

– О нет. В этом виноват Антуан.

– Антуан?

– Мой брат. Мы как-то в начале войны присутствовали на обеде. Нас было четверо – Антуан, Филипп, Эммануэль и я. Эммануэль рассказала о группе раненых солдат, которых привезли по железной дороге из Виргинии, и я случайно сказала, что хотела бы делать то же, что и она. И Антуан произнес: «Так что тебя останавливает?»

– Другими словами, вы приняли вызов?

Девушка рассмеялась:

– Да.

Она прошла мимо него в сад. Майор проследовал за ней и остановился рядом с двухэтажным кирпичным домом, который стоял на краю больничной территории. Зак молча наблюдал, как девушка разговаривает с чернокожей кухаркой, которая переставляла на поднос кувшины с холодным лимонным напитком. Чем-то эта девушка напоминала Заку Рэчел – возможно, светлыми волосами и уверенной, надменной посадкой головы, с которой позируют на старинных монетах монархи. За последние сутки он уже дважды вспомнил о Рэчел, и это опять неприятно кольнуло сердце. Ведь Рэчел умерла из-за него.

– А в больнице есть другие молодые женщины, работающие на добровольных началах? – спросил майор, когда Клер закончила.

– Вряд ли, – ответила Клер, легко поднимая тяжелый поднос. Она была сильнее, чем это казалось. – Большинство людей считает, что молодым, изнеженным, скромным дамам не следует видеть все ужасы больничной жизни. – Она произнесла эти слова так, словно цитировала кого-то.