– Папа, послушай меня. – Они были уже совсем близко от середины озера. Филипп говорил ей, что здесь есть опасные течения, которые могут увлечь и понести, словно пробку. Когда-то очень давно, в безмятежные дни их первого совместного лета, Филипп научил ее плавать, но сейчас мысль о том, что она окажется в воде, привела ее в ужас.

– Папа, – произнесла она снова, с силой ухватившись руками за край пироги, – ты бы никогда не сделал этого до своей болезни. Ты ведь всегда был добрым и мягким. Пожалуйста, одумайся.

– Мне говорили, что когда человек тонет, он умирает легко, если не борется, а просто погружается в воду. – Жан-Ламбер смотрел уже не на нее, а на кипарисы и ивы, росшие на краю болот, среди которых погиб Филипп. И она поняла, что старик приготовился к смерти и если она не начнет немедленно действовать, то он утянет ее за собой в воду.

Эммануэль с силой навалилась на край пироги. Увидев встревоженное лицо Жана-Ламбера и услышав его вскрик, она перевалилась за борт и погрузилась в воду. Высокая темная волна тут же накрыла ее с головой, закрывая солнце и небо и лишая воздуха.

Глава 35

Зак Купер поднялся на гребень, который когда-то был берегом реки. Этот изогнутый участок с редкими дубами и ореховыми деревьями креолы называли Шеньер. Доминик сказал, что именно здесь пролегает самый короткий путь к той части озера, где Жан-Ламбер ловит с пироги больших жирных окуней.

Зак галопом гнал свою гнедую по узкой, едва заметной тропинке, не обращая внимания на ветки, которые хлестали его по лицу. Далеко впереди через просвет в высокой стене покрытых мхом кипарисов была видна широкая гладь сверкающей на солнце воды. Время от времени Зак подстегивал лошадь, заставляя ее бежать быстрее. Когда он стал спускаться к берегу, ее копыта оставляли глубокие следы на влажной и рыхлой земле. Теперь Зак уже видел вдали Эммануэль и отца ее погибшего мужа; их пирога, низко погрузившись в воду, находилась очень далеко от берега.

– Эммануэль! – вскрикнул Зак и направил гнедую прямо в озеро. Фыркая, лошадь погрузилась в воду, подняв фонтан брызг. Он услышал крик Жан-Ламбера, увидел, как перевалилась через борт Эммануэль. А через мгновение на середине озера было видно только дно перевернутой лодки и расходящиеся кругами широкие волны.

Эммануэль была удивлена тем, какой холодной оказалась вода. Открыв глаза, она увидела, что широкие юбки ее траурного платья выполняют роль буя, словно выталкивая ее вверх. Эммануэль вынырнула на поверхность и стала жадно глотать воздух, бешено колотя руками по воде. Кулаком она случайно ударила по веслу и, схватившись за него, огляделась, стараясь определить, где находится берег. Наконец она заметила возвышающиеся над водой зеленые деревья и, продолжая держаться за весло, поплыла.

Эммануэль знала, что у нее в запасе всего минута или две – дальше юбки пропитаются водой и потянут ее вниз. Ее охватил панический страх. Эммануэль начала усиленно работать ногами – и тут почувствовала, как кто-то схватил ее за колено. Она резко повернулась и увидела Жан-Ламбера. Сначала Эммануэль подумала, что он схватил ее, пытаясь спастись. Но, заметив на его лице улыбку, она поняла, что он желает умереть вместе с ней и поэтому тянет ее на дно.

Сжав весло, Эммануэль ударила им по лицу старика с такой силой, что волна словно прошла по всему ее телу до самых плеч. Жан-Ламбер отпустил ее, но плыть вперед не удавалось, потому что юбки стали уже тяжелыми. Эммануэль сильнее заработала ногами, стараясь держать голову выше уровня воды, и жадно глотая воздух. Но намокшая одежда тянула ее вниз, и она ушла с головой под воду. Эммануэль снова попыталась выбраться на поверхность, к воздуху. Но она была уже не способна видеть небо – только слабый свет, который мерцал над головой среди окружающей тьмы.

И тут она почувствовала, как кто-то сильный обхватил ее. Эммануэль начала бороться, думая, что ее опять тянет Жан-Ламбер. Но в ответ она услышала недовольное бурчание, после которого голос с явным северным акцентом произнес:

– Попробуй сделать это еще раз – и я снова брошу тебя в озеро.

Эммануэль закрыла глаза, потому что это был голос, который она любила. Он обещал спасение.

Доминику сказали, что пирога перевернулась, и его дедушка утонул. В какой-то мере это было правдой. Но Эммануэль решила, что когда-нибудь она обязательно объяснит сыну все, поскольку ложь и тайны могут привести к опасным последствиям.

Тело Жан-Ламбера удалось найти и вытащить – вместе с мертвым чернокожим слугой Батистом. То ли он пытался спасти Жан-Ламбера, то ли захотел разделить с ним его судьбу – Эммануэль не знала.

Вечером, когда Эммануэль вместе с Роуз упаковывала чемоданы, в дверях появилась Мари-Тереза.

– Ты разрешишь мне видеться с внуком? – спросила она.

– Время от времени, – ответила Эммануэль, поднимая взгляд. – Но лучше нечасто.

Какое-то время женщины молча смотрели друг на друга. Эммануэль подумала: «Ты была частью моей жизни на протяжении более чем двенадцати лет. Ты мать моего покойного мужа, бабка моего сына, но я до сих пор не понимаю тебя». Эта надменная леди была причиной смерти своего сына, хотела убить человека, которого любила Эммануэль, и не воспротивилась, когда Жан-Ламбер решил погубить саму Эммануэль. И, тем не менее, глядя в ее бледное лицо, Эммануэль чувствовала только жалость и какую-то неприятную неловкость.

А потом они покинули Бо-Ла. Зак Купер держал вожжи, Эммануэль же смотрела на высокий старый дом, на широких верхних ступенях которого стояла Мари-Тереза.

На ночь они остановились в старой гостинице неподалеку от Байу-Креве. После того как все уснули, Эммануэль и Зак вышли на широкую галерею, окружавшую верхний этаж. Вечер был прохладным; теплый, пахнущий жасмином ветер с реки усиливался – по всей видимости, собирался дождь. Стоя у перил, Эммануэль могла видеть только маленький краешек озера.

– Я по-прежнему не могу поверить, что Жан-Ламбер убил всех этих людей, – произнесла она, прижавшись к груди Зака. – Наверное, это результат перенесенного им инсульта. – Майор взял ее руки в свои и обнял. – Жан-Ламбер, которого я знала и любила, никогда бы не сделал ничего подобного.

– Ха! – произнес Зак. Она почувствовала его дыхание у своего уха. – А как ты будешь оправдывать его жену?

Эммануэль повернулась и пристально взглянула в еле видимое в темноте лицо.

– Что ты хочешь с ней сделать?

– Ничего. С точки зрения правительства Соединенных Штатов она является героиней. В конце концов, благодаря ее информации были захвачены пять тысяч долларов золота конфедератов.

– Но она пыталась тебя убить.

– У меня нет доказательств.

Эммануэль прижалась щекой к его груди и обняла за талию. Она ощутила, как бьется его сердце – сильно и ровно.

– Жан-Ламбер знал, что она хотела тебя убить. Но он не догадывался о том, что именно она предала Филиппа.

Зак погладил ее волосы.

– Это ужасно, – мягко произнес он, – когда женщина ставит репутацию семьи выше любви к своему ребенку.

– Для Мари-Терезы внешнее благополучие всегда было важнее всего. Но я никогда не подозревала, что она может зайти настолько далеко.

Зак осторожно положил руку на ее плечо.

– Что ты теперь будешь делать?

На лице Эммануэль появилась печальная улыбка.

– Вернусь обратно в Париж, чтобы получить диплом доктора.

– А потом?

– Приеду сюда. Все, чем владел Жан-Ламбер, сейчас принадлежит Доминику. Кроме того, Новый Орлеан – это мой дом.

– Но тебе здесь не разрешат практику.

– Нужно бороться. Кто-то должен быть первым, чтобы заставить их изменить мнение.

Наступила тишина, нарушаемая только стрекотом кузнечиков и шумом дубовых листьев под порывами теплого ночного ветра.

– Мой французский не очень хорош, – произнес Зак через какое-то время странно охрипшим голосом, – но я подучу его. Война не может продолжаться бесконечно.

Откинув голову, Эммануэль посмотрела в его лицо. На какое-то мгновение она затаила дыхание.

– Ты хочешь переехать в Париж, а потом ради меня вернуться сюда, чтобы жить здесь?

– Да, – просто сказал Зак. На секунду на его щеке заходил желвак. – Я люблю тебя, Эммануэль, и клянусь…

– Не надо. – Она приложила пальцы к его губам. – Скажи мне, какое свое качество, о котором ты никогда мне не говорил, ты считаешь самым худшим?

У него от удивления округлились глаза, затем он нахмурился, словно обдумывая ее слова.

– Помнишь, я рассказывал тебе, что мой отец – морской капитан? – сказал он, наконец. Она чувствовала пальцами движение его губ. – Но, ты не знаешь, что моя семья владеет корабельной компанией.

– Разве это плохо?

Он поцеловал ее пальцы.

– Ее основал мой прапрадедушка. Он сделал состояние на перевозке рабов из Африки на Карибские острова.

– Этот грех лежит на нем, а не на тебе.

– Но я думаю, что ты должна знать об этом до того, как выйдешь за меня замуж.

Она покачала головой.

– Ты не спросил о моей самой худшей черте.

В уголках его глаз появились морщинки, словно от улыбки.

– Ладно. И что это?

– Я лгала тебе, – произнесла Эммануэль, обнимая его за шею.

– И много раз. – Он обнял ее за талию. – В чем конкретно ты хочешь признаться?

– Когда я сказала, что не люблю тебя, я была неискренней. Я не могу жить без тебя.

Зак наклонился к ней и чуть слышно прошептал в ухо:

– Это все, о чем я мог только мечтать.

Он поцеловал ее в губы так мягко и нежно, что у нее на глазах выступили слезы.

Эпилог

Ступеньки лестницы, ведущей на чердак дома на Сент-Чарлз-авеню, были узкими и спиралеобразными. Маленькая девочка смело шагала по ним. Резиновые подошвы ее шлепанцев чуть хлопали на изношенных, старых деревянных досках. Следом за ней шествовала бабушка, опираясь костлявой рукой на грубо оштукатуренную стену.