– Вы были счастливы? – спросил Зак, снова взглянув ей в глаза.

– Поначалу. Он ввел меня в мир, о существовании которого я и не подозревала.

– Мир чувств, – заметил Зак. – Гашиш, шелковые узы и эротические ощущения на грани удовольствия и боли.

Они уже подошли к площади Джексона, украшенной сикоморами и вязами, ветки которых медленно покачивались от ветра. Эммануэль повернулась к майору.

– Да. – Она быстро подняла голову и вызывающе улыбнулась. – Мне нравилось это. Ты удивлен?

– Нет.

Она глубоко вдохнула и задержала дыхание. Улыбка медленно сползла с ее губ, а на лице появилось сосредоточенное выражение.

– Потому что это не соответствует твоему характеру? – внезапно спросила она, глядя ему прямо в глаза. – Эта необузданность, стремление отбросить условности и переступить за грань разрешенного.

Зак не стал этого отрицать. После того, что между ними было, она знала его достаточно хорошо.

– Так что случилось с Филиппом?

Они повернули за угол и двинулись вдоль чуть покрытой ржавчиной железной ограды, которая окаймляла площадь.

– Все изменил Доминик. – Она бросила на Зака быстрый косой взгляд. – Не пойми меня неправильно. Филипп был очень рад, что станет отцом. Но он… – Она пожала плечами. – Он потерял ко мне всякий интерес как к своей жене. Поначалу я думала, что он боится повредить ребенку, которого я ношу, и считает мое округлившееся тело непривлекательным. – Погрузившись в воспоминания, она какое-то время молчала. – Филипп любил стройных женщин.

Таких, как Клер Ла Туш, подумал Зак, молодых, с маленькой грудью и узкими бедрами. Рождение ребенка меняет фигуру.

– Я думала, что после рождения Доминика, – продолжала Эммануэль, – все возобновится.

– Но этого не произошло?

Она отрицательно покачала головой и пристально посмотрела на возвышающиеся над пристанью мачты.

– Филипп все больше времени проводил вне дома. Поскольку он учился в медицинской школе и работал с моим отцом и Генри в больнице, поначалу я не обращала на это особого внимания. Уже тогда у него была своя комната, «гарсоньер». Он стал ночевать там, когда я еще носила Доминика. Говорил, что не хочет беспокоить мой сон.

Она помолчала. На улице было почти безлюдно – люди спасались в домах от дневной жары.

Лишь шум ветра да крик чаек, кружащихся в вышине, нарушали тишину.

– Однажды ночью я решила пойти к нему. – Она чуть покраснела, словно было что-то постыдное в том, что молодая жена желает своего блудного мужа. – В тот вечер он встречался со студентом из медицинской школы, но я думала, что он уже ушел, поскольку было поздно.

– И что же?

– Я нашла их. Вместе. – Она нервно и зло сжала ручку зонта и повернула ее в руках. – Потом Филипп объяснил мне, что он всегда больше интересовался мужчинами, чем женщинами, и сказал, что никогда бы не женился, но он единственный сын у отца и ему нужен наследник. Филипп надеялся, что женитьба «вылечит» его, но увы… – Она с горькой улыбкой посмотрела куда-то вдаль, на глазах засверкали слезы. – Я почувствовала себя так, словно меня предали. Думаю, больше всего меня задело то, что он воспользовался моей доверчивостью. Филиппу следовало рассказать мне все заранее, чтобы я знала, за какого человека выхожу замуж. Помню, в ту ночь я сказала ему, что никогда больше не буду счастлива. – Если бы эти слова произнесла другая женщина, они прозвучали бы как в театральной мелодраме. Но в Эммануэль не было ничего наигранного. – Это очень трудно, – негромко произнесла она, – разочаровываться в человеке, которого любишь.

– А что было дальше? – тихо спросил Зак.

Она изящно пожала плечами:

– Он обещал, что подобное никогда не повторится. Я была тогда так очарована им, что поверила.

Заку невыносимо хотелось прикоснуться к Эммануэль, уменьшить ее боль, которая отдавалась в нем самом. Но вместо этого он произнес официальным тоном:

– Он не сдержал своего обещания?

Эммануэль отрицательно покачала головой:

– Не прошло и года, как я застала его снова, но на этот раз с женщиной. А потом я узнала, что у него были и другие мужчины и женщины.

– Ты не хотела с ним расстаться.

– Я не могла, потому что потеряла бы Доминика. Семья де Бове никогда бы не согласилась отдать его мне.

– Даже если бы узнала правду?

Эммануэль повернулась к нему, глядя на него широко раскрытыми глазами.

– Неужели ты думаешь, что я рискнула бы сказать им правду?

– Значит, Филипп тебе до сих пор не безразличен?

– Это тебя удивляет? – Они повернули к выходящим на площадь высоким открытым воротам. – Я не думаю, что любовь просто… испаряется. Она умирает медленно, день за днем. Постепенно из сердца уходит оскорбление за оскорблением, предательство за предательством. До самого конца я и Филипп оставались друзьями. Мы интересовались медициной и работали в больнице; наконец, у нас был Доминик. Я не хочу, чтобы ты думал, будто моя жизнь была плохой – совсем не так. Просто… в ней многое отсутствовало.

С севера набегали тучи. Солнце раскрасило в изумительные золотые цвета густые высокие облака.

– Я вспоминаю тот день, когда оказался на Конго-сквер, – произнес после паузы Зак. – Роуз сказала мне, что Филипп никогда бы не взял себе цветную любовницу, поскольку он не хотел, чтобы его ребенок страдал. По ее мнению, он отлично понимал, что это такое – когда о тебе судят по тому, к какой категории людей ты принадлежишь. – Зак посмотрел на Эммануэль. – Он считал себя особенным.

Эммануэль прямо посмотрела в его глаза, он с удивлением заметил в них боль.

– Мы не вольны выбирать тех, кого любим, – сказала она.

– Но мы можем сопротивляться и не потакать своим желаниям. – Произнеся это, Зак вспомнил, что присущие ему дисциплина и стремление следовать логике не помогают подавить страсть к этой женщине.

Эммануэль отрицательно покачала головой, ее губы тронула легкая печальная улыбка.

– Филипп был гедонистом. Он не мог отказать себе в физических удовольствиях, какими бы они ни были.

Какое-то время они шли молча. Усиливающийся ветер срывал сухие листья с магнолий и гнал их по мостовой. Зак первым нарушил паузу:

– Скажи мне, что случилось в тот весенний день в больнице?

Эммануэль удивленно заморгала – казалось, она совсем забыла о теме разговора.

– Ладно, – произнесла она негромко, после некоторого раздумья. – После того как я застала Филиппа во второй раз, мы пришли к соглашению, что будем жить в одном доме и представляться мужем и женой, но он переселится в отдельную комнату. И мы оба будем вести себя так, как захотим. – Подняв голову, она с вызовом посмотрела в его глаза, ожидая встретить осуждение.

Но Зак ничего не сказал, и она негромко продолжила, тщательно подбирая слова:

– Я тогда не думала, что у меня в жизни кто-то будет. Но время шло… – Она с силой сжимала ручку зонта. – Я часто в слезах лежала в кровати, мечтая о том, чтобы какой-нибудь мужчина хотя бы обнял меня. Это было нестерпимо. В конце концов, я подумала: если Филипп может получать удовольствие на стороне, почему и мне не попытаться? Но мимолетные увлечения мне ничего не давали.

«Сколько у нее могло быть мужчин?» – спросил себя Зак и почувствовал боль в сердце.

– По этой причине ты встречалась с Чарлзом Ярдли? – поинтересовался Зак. – Ты догадывалась, что он, как и Филипп, увлекается мужчинами?

– Понятия не имела до того дня, о котором ты спрашивал. Филипп действительно его любил. Сильно, чувственно. Мы считаем, что подобные отношения могут быть только между мужчиной и женщиной, но это не так.

– А Клер? Что она знала о пристрастиях Филиппа?

– Она была намного искушеннее в подобных вещах, чем я в ее возрасте.

Зак удивился тому, как просто Эммануэль говорила о неверности своего мужа и нестандартных любовных желаниях. Впрочем, за несколько лет она привыкла ко всему.

– Но по поводу чего конкретно произошла ссора? – спросил Зак, подозревая, что услышал только часть правды.

– Клер не обращала внимания на странности Филиппа и все равно любила его, но когда она узнала, что он любит Чарлза Ярдли, то решила оставить его.

Зак вспомнил об этом тонком, циничном англичанине с прямыми светлыми волосами и пренебрежительным взглядом.

– А что ты можешь сказать о Гансе Спирее? – внезапно спросил он. – Филипп имел связь и с ним?

Эммануэль сложила зонт и задумалась.

– Честно говоря, не знаю.

Наступила пауза, нарушаемая только криками чаек и порывами ветра. Солнце исчезло за угрожающе темными облаками, которых становилось все больше. Зак подумал: удивительно, как быстро в этом городе может начаться дождь.

– И именно поэтому ты перестала верить в любовь? – спросил он, помолчав. – Потому что какой-то мужчина обманул тебя?

– Ты ошибаешься. – Подняв голову, она посмотрела в предгрозовое небо. Ее тонкая шея при этом показалась ему совсем хрупкой. – Когда я встретила Филиппа, то влюбилась в него по уши и думала, что это навсегда. – На ее губах появилась печальная улыбка. – Как могло исчезнуть такое сильное, яростное, всепоглощающее чувство? Но оно прошло, испарилось в потоке дней.

– Так бывает не всегда.

Она бросила на него быстрый взгляд.

– Никто не может обещать вечную любовь.

– Но ты все-таки веришь в то, что это сильное чувство существует?

На миг она затаила дыхание, но затем коротко рассмеялась.

– Возможно, у меня старомодные взгляды, но я давно разочаровалась во всем.

На мостовую упали первые крупные капли дождя. В воздухе появился запах влажных камней и пыли.

– Скажи мне вот что, – спросил Зак. – Все те люди, с которыми ты спала…

– Их было всего три, включая Чарлза.

– Ты сказала, что мимолетные встречи тебя не устраивали. Возможно, потому, что ты не любила этих мужчин?

Эммануэль повернулась к нему. С удивлением Зак увидел, что у нее дрожат губы, а лицо стало бледным, словно Эммануэль боялась случайно сказать что-то лишнее. Налетел порыв ветра – мокрый, сильный. Он трепал ее простое черное платье, срывал шляпку, из-под которой выбились пряди. Зак отвел ее локоны за ухо, ненароком коснувшись щеки.