— Есе нает медвезонок.

— И медвезонок, — тяжело выдохнул взрослый мужчина, после чего обратился ко мне. — Переселишь её сегодня из моей спальни?

— Без проблем.

* * *

— Мы ведь всё правильно сделали? — поинтересовался Роланд уже в гостиной, когда Софи отправилась рассматривать камин.

— Мы должны двигаться дальше, — нахмурила лоб я. — Это не значит, что мы его забудем. Мы не можем вынести Мартина из нашего подсознания, как вещи из его комнаты. Да — мы определенно никогда его не забудем.

— Никогда, — сдвинув брови и посмотрев куда-то вдаль, тихо выдавил Роланд.

— Он наверняка был бы счастлив узнать, что теперь в его комнате живет его тётя, о которой он даже не подозревал, — хотела продолжить ободрительную речь я, но голос задрожал и я замолчала.

— Да, — неоднозначно согласился со мной Роланд, явно не видя себя в роли папы, тем более папы Софи. — Давай помогу перенести её вещи.

— Это всё круто, но…

— Но?

— Ты ведь не признаёшь своё отцовство, верно? А если тест ДНК будет положительным?

— Тогда Софи останется со мной.

— Да, но если она не окажется твоей дочерью, тогда ты отдашь её в интернат. В таком случае зачем обставлять ей комнату?

— Поживем — увидим.

После его ответа я поняла, что обставить комнату Мартина новой мебелью — отличный предлог, чтобы, наконец, укомплектовать его вещи… Спустя год боли. Лучший предлог, который мог бы служить уважительной причиной для расфасовки боли по коробкам, едва ли можно было придумать.

Глава 44. Когда-нибудь нам станет легче

Домик Мартина всегда был для нас с Роландом нейтральной территорией. Если рисовать карту наших взаимоотношений, можно сказать, что именно этот домик соединял два разных мира — мой и Олдриджа. Мартин же был для этих миров связующим звеном, которого больше нет, как и увядшего палисадника за его домиком, над которым я с таким усердием работала прошлой весной.

Прошло ровно две недели с момента моего согласия помогать Роланду с Софи, но Олдридж всё еще молчал о результатах теста на отцовство. Я же зачастую стала начинать свой рабочий день пораньше, так как неспособность Роланда понимать потребности Софи могла поразить даже спаниеля, который с большей ответственностью отнесся бы, например, к одеванию девочки (каждое утро малышка бегала по дому в косо надетом платье, которое я ей заранее готовила с вечера).

Сначала я думала, что если бы результаты пришли — Роланд сразу бы сказал мне об этом, но к пятнице моя уверенность начала таять, так как к этому времени результаты уже три дня как должны были быть. В итоге я решила поговорить об этом со своим нанимателем и для этого направилась к нему в кабинет. По дороге я наткнулась на Джонатана, поливающего декоративный розовый куст в глиняном горшке.

— Какая прелесть, — заметила я, улыбнувшись, подойдя к швейцару впритык.

— По-видимому, мистер Роланд с энтузиазмом воспринял Вашу идею озеленить поместье изнутри.

— Оу, Джонатан, мы ведь знаем, что это Ваша идея.

— Да, но мистер Олдридж не реагировал на это предложение, пока его не озвучили Вы. С Вашим приходом поместье словно ожило, как и его хозяин.

— Что Вы имеете в виду?

— Весь прошедший год я провел в этом доме, присматривая за пустотой комнат. Мистер Роланд приезжал пару раз, но всякий раз он был мрачнее тучи. Всего за год особняк с его прекрасными палисадниками пришел в запустение, больно было смотреть… Когда же мистер Роланд вернулся три недели назад, он выказал желание привести в порядок только основные комнаты. С Вашим же приходом он вычистил всё поместье, снова нанял штат, и бедняга Якоб снова получил возможность зарабатывать любимым делом. Не поверите, но я впервые после смерти Мартина увидел, как Роланд улыбается. Это произошло тогда, когда Вы привели сюда Софи и, заявили, будто она его дочь.

— Считаете, что это не так? — внимательно слушая Джонатана и кусая нижнюю губу, поинтересовалась его мнением я.

— Более чем уверен, мисс.

— Почему же?

— Для того чтобы убедиться в том, что девочка не является дочкой мистера Олдриджа, достаточно посмотреть портреты десяти поколений Олдриджей, которые размещены в библиотеке на втором этаже.

— И что же в них такого?

— Все потомки Олдриджей чистые брюнеты, мисс.

— А вдруг девочка похожа на свою мать?

— Позвольте отметить, что мать Альберта Олдриджа и мать мистера Роланда также были блондинками, однако их сыновья чистые брюнеты. Логично предположить, что дочь мистера Олдриджа не может носить столь белокурые локоны.

В ответ Джонатану я лишь пожала плечами и, сдвинув брови, продолжила свой путь в сторону кабинета Роланда. Если честно, за прошедшие две недели я так сильно привязалась к нежной, тихой, замкнутой, осторожной и чуткой Софи, что теперь мне откровенно хотелось, чтобы она оказалась биологической дочерью Роланда — тогда бы ее не ждал ужас в виде интерната. За прошедшее время она еще ни разу не пожаловалась хотя бы на малейшее неудобство и даже не заплакала, когда разбила локоть, упав на дорожке в палисаднике. Казалось, будто эта девочка переживала и худшие неприятности в своей только начинающейся жизни. Через месяц ей должно было исполниться три года и мне совсем не хотелось, чтобы она встречала свой день рождения в стенах какого-нибудь приюта.

После трехкратного стука я зашла в кабинет, но, к моему удивлению, не смотря на то, что дверь была открыта, Роланда в кабинете не оказалось. Упершись ладонями в бока, я подошла к окну, чтобы посмотреть на белобровика[17], который врезался в окно и сейчас сидел на его выступе, глупо глядя в кабинет. Увидев меня, птица тут же упорхнула и я уже хотела уходить, когда мой взгляд остановился на конверте из Центра Генетической Диагностики с красно-синим гербом. Конверт был вскрыт канцелярским ножом в виде Жала Бильбо Бэггинса, который лежал на документе, торчащем из конверта. Секунду я колебалась, но любопытство взяло надо мной верх, в конце концов, Софи — это наша общая забота, ведь так? Я аккуратно вытащила из конверта торчащий документ и прочла слова, выведенные на нем черным по белому: «Родство между Роландом Брайаном Олдриджем и Софи Лесли Темплтон не установлено». Вложив документ обратно в конверт, я обратила внимание на то, что на его тыльной стороне была пометка, которая гласила, что результаты теста были вручены Роланду под роспись три дня назад. Я задумалась.

Переведя взгляд с конверта на правую часть стола, я вдруг замерла — там стояло селфи в фоторамке, которые я подарила Олдриджу на Рождество. На ней я, Мартин и Роланд весело улыбаемся, глядя в объектив мобильного телефона. Это селфи было сделано Роландом за полгода до смерти Мартина, сразу после того, как я обожгла палец, заваривая мелкому Олдриджу кофе. Больно… Смотреть… «…Держи, Роланд, фотографию с изображением меня, себя и Мартина, в самой дорогой рамке, которую я только смогла откопать в этом городишке, и самой дешевой в твоей коллекции серебряно-бронзово-золотых рамок!..» — Так думала я, даря этот подарок.

Идя назад к домику Мартина, я отходила от подступившей к горлу боли, размышляя о том, почему Роланд до сих пор не рассказал мне о результатах теста. Может быть, он открыл конверт только сегодня, боясь увидеть в нем результат, подтверждающий его отцовство? Нет, он точно был не из трусов, которые важные вещи прячут в шуфлядке стола, чтобы оттянуть момент открытия истины, как это делала я. Он наверняка вскрыл его сразу. Тогда в чем причина?

— Глория, я как раз тебя искал, — идя со стороны домика Мартина, заявил Роланд. — Софи еще спит, так что можем поговорить.

Для меня было очевидно, что он хотел рассказать мне о результатах теста. Я была в этом уверена, поэтому, зайдя в кабинет, я вытянулась в струнку, в ожидании оглашения им приговора Софи. Какой бы выбор он не сделал, я не могла его судить. Только не я. В конце концов, почему он должен воспитывать чужого ребенка? Интернат…

Сев в свое кресло, Роланд совершенно неожиданно для меня выдвинул верхнюю полку в столе и убрал в нее конверт, вместе с канцелярским ножом и еще парой бумаг. От удивления я захлопала округленными глазами: «Разве он не хочет показать мне результаты ДНК?!».

— Не присядешь? — поинтересовался Олдридж, встретившись со мной совершенно спокойным взглядом. Каждое мое утро начиналось с того, что я заходила к нему в кабинет, садилась в кресло слева от входа и интересовалась, что именно пропустила за прошедшие одиннадцать часов, параллельно выслушивая и рассказывая новости, не связанные с моей работой.

Я развернулась и, сделав два шага назад, опустилась на кресло.

— О чем ты хотел со мной поговорить? — напряженно поинтересовалась я.

— По поводу выходных.

— Что с ними?

— У тебя их нет. Тебя это устраивает?

— Ты платишь мне двадцать фунтов в час и здесь я полезнее, чем дома на диване. Тем более я работала всего одни выходные…

— То есть ты согласна работать и на этих выходных?

— Вполне. Это ведь не продлится долго, правда? Результаты ведь должны скоро прийти…

— Думаю, что они уже скоро придут.

«Он что, только что соврал?! Он решил утаить от меня результаты… Но почему? Еще не выбрал интернат или хочет оставить Софи у себя? Нет, он определенно не умеет и не знает как вести себя с девочкой. Скорее всего он даже чувствует дискомфорт в её присутствии», — застыла я от внезапно разбушевавшегося потока мыслей в моей голове.

— Глория?

— Да.

— Я только что спросил, почему Софи не играет с железной дорогой, которую мы построили для… Гхм… Мартина.

— Она обходит её стороной, потому что боится разрушить.

— Значит ей нужно объяснить, что игрушки для того и существуют, чтобы их ломать.