Мария Субботина - Полшага обратно. Часть 1. Процесс (СИ)

1

— Встать, суд идет!

Подавив тяжкий вздох, я поднялась со скамьи. В мыслях против воли пронеслись строки дурацкой блатной песни: «на скамье, на скамье подсудимых». Я не большой любитель подобного жанра, но вот засело в голове, давно уже, с самого первого заседания, да так поразительно прочно. Еще радует, между делом, то, что я не сижу тут, как настоящие подсудимые, в металлической клетке, хотя дело на меня заведено самое что ни на есть уголовное. Судят меня по 118 в части третьей статье прекрасного уголовного кодекса нашей не менее прекрасной Российской Федерации. Звучит она как: «причинение средней тяжести вреда здоровью по неосторожности»…

Хотя бред это все. Никакой неосторожности и в помине не было! Я не по неосторожности нанесла ему этот средней тяжести вред. Я стреляла намеренно, и если бы умела делать это лучше, и пистолет был бы настоящий, а не травматический, убила бы эту сволочь к чертям собачьим, как искренне хотела в тот момент. Я не думала тогда о последствиях. Ни о чем я тогда не думала. Мне просто хотелось разрубить трижды проклятый узел, связавший меня с этим человеком, пусть даже таким изуверским способом. Точнее будет назвать это не узлом даже. А узами. Узами брака. Потому что нанесла я, согласно статье 118 в части третьей, тот самый средней тяжести вред собственному мужу…

2

— Настя!

Я оглянулась на меня высокий визгливый голос, звавший меня откуда-то из недр длинного, плохо освещенного коридора. Ко мне, торопливо семеня на высоких каблуках, спешила Регина, редактор нашего затрапезного кабельного канала, где я тружусь в спортивной редакции вот уже без малого год.

— Настя! Тебя не дозовешься. Не слышишь что ли?

— Извини, Региша! Я в наушниках, вот и не слышу ничего.

По правде говоря, мне бы хотелось уже свалить, наконец, из редакции на свежий воздух. Потому что на часах восьмой час, на дворе конец мая, а тепло как летом, еще светит солнце, к тому же пятница. Пятница-развратница. И меня давно заждались друзья, которым давно не терпится отправиться на дачу, жарить шашлыки и наслаждаться классной погодой, теплом и молодостью. Вместо этого передо мной маячила перспектива общаться с неинтересной мне Региной, от которой, как я знала, совсем не просто отвязаться.

— Скажи мне, Настя, ты в кадре работала?

Неожиданный вопрос. К чему бы это?

Под работой в кадре подразумевались разного рода съемки. Из своих восемнадцати лет этим я занималась, не соврать бы, лет эдак пять. Потому что с тринадцати лет, с самого практически детства вся моя жизнь была неразрывно связана с телевидением.

Не то чтобы я об этом мечтала. Уж во всяком случае, не больше, чем другие девочки моего возраста иногда мечтают сниматься, например, в кино, или просто попасть «в телевизор». Просто мне вот повезло больше других. Да и повезло ли? Как сказать. В любом случае, иной жизни, с телевидением никак не связанной, я для себя давно уже не представляю…

3

Началось все довольно скучно — с переезда. В новом районе я не знала решительно никого, друзей у меня не было. Все старые друзья остались в прежнем районе, до которого теперь было не меньше часа езды, а новых завести все не удавалось. Я постоянно сидела дома, и понятия не имела, чем бы себя, помимо школы, таким интересным занять.

Напротив моего дома, прямо через дорогу, располагался Дом культуры. Там был неплохой для спального района концертный зал, и даже нечто вроде кинотеатра. В концертном зале часто выступали разные знаменитости, в кинозале крутили всякие, в основном старые, фильмы. Еще, насколько я знала, там базируются разные студии для детей: танцевальные, вокальные и всякие другие. Однажды мама, видя мои томления в гордом одиночестве, предложила сходить разведать, нет ли там чего-то подходящего для меня. Я с большим скепсисом, присущим всем подросткам отнеслась к этой идее.

В первую очередь, потому, что прекрасно знала — никакими особенным талантами природа меня не наградила. Я не умею ни петь, ни танцевать, ни рисовать… да ничего я не умею. Редкий человек безо всяких талантов. Разве что симпатичная, и то с большой натяжкой. Длинные, до лопаток, густые светло-русые волосы, серые глаза, пухлые губы — ничем не примечательная внешность. В моем возрасте девчонки начинали уже красится, на мне же любой макияж, если это не легонький слой туши на ресницах да прозрачного розового блеска на губах, выглядел как тонна дешевой штукатурки. Я пробовала завивать волосы щипцами, и если у всех моих одноклассниц этот фокус удавался, и они получали в результате красивые кудри разной степени завитости, то у меня, в лучшем случае, кудри держались ровно десять минут до выхода на улицу. В худшем, вместо завитых локонов на моей голове образовывалось нечто, сравнимое разве что с муравейником или стогом прошлогоднего сена — я в детстве была в деревне, и имела представление, как это выглядит. Совсем как моя прическа после щипцов… в общем, внешность у меня странная. Вроде симпатичная, но какая-то нефункциональная. Стоит ли говорить, что мальчикам я не нравлюсь? Мальчики сейчас пошли непростые. Им не нравятся девчонки с косами, без тонны косметики, которые не курят, не гуляют до ночи, а сидят дома с книжками. Нет, вовсе не хочу сказать, что я такая вся правильная и хорошая. Я бы и сама дотемна гуляла, красилась, и может даже курила бы — это очень эффектно выглядит, в самом деле. Но для того чтобы вести такую вот светскую подростковую жизнь нужна какая-то компания. НЕ курить же в потемках в одиночку? Не солидно как-то…

Мои новые одноклассники принимать меня в свою компанию не хотят. Да и мне, если быть до конца откровенной, эти люди совершенно не интересны. НЕ потому что со мной не дружат. Просто они мне не нравятся. Завистливые и злые. В глаза друг с другом дружат, а за спиной гадости говорят. Разговоры у них однообразные и глупые. Скучно все это. Вот и сижу одна постоянно в результате. Тоже невесело.

В Дом культуры, я, тем не менее, сходила. Вместе с мамой на концерт. Именно мама тогда заметила на стеклянных дверях в фойе объявление: «Детская телевизионная студия приглашает активных и общительных мальчиков и девочек 11–16 лет пополнить свои дружные ряды. У нас будет весело и интересно, обещаем».

4

Так началась моя телевизионная карьера. И понеслось… Мы не просто занимались в телевизионной студии. Мы в ней жили. Съемки репортажей, выездные мероприятия различного значения, от районных, до всероссийских. Организация, постановка и ведение концертов. Участие в проекте местного кабельного телеканала, под непревзойденным в своей не оригинальности названием «Детское ТВ», суть которого сводилась к тому, что всем съемочным процессом занимались дети, то есть подростки. То есть мы. Разумеется, руководили нами взрослые люди, которые, как я уже позже поняла, делали на этом себе имя, красивые строчки в резюме, какие-то даже гонорары. А мы, дети, делающие детское телевидение, ничего, кроме захватывающей и насыщенной интересными событиями жизни, не имели. Впрочем, жаловаться грех. Вряд ли многие могут похвастаться таким вот ярким и полным неординарных событий детством. Мы были реальными звездами местного пошиба, и некоторые конкретно звездили. Мы регулярно приходили домой за полночь. Постоянно общались с таким количеством интересных и даже очень известных людей, что страшно себе представить. Сюжеты на нашем «детском тэ-вэ» нередко были совсем не детские, и сделано это было, конечно, не случайно. Просто детям все может сойти с рук. Даже каверзные вопросы известным политикам, например, и прочим знаменитостям. Оттенок желтизны в нашей деятельности уловить было при всем желании невозможно — мы же дети! Но, вне всякого сомнения, он присутствовал. И это заметил кто-то, кто, по идее, заметить этого не должен был. «Детское ТВ» прикрыли, редакцию расформировали. Кто-то из наших ребят остался на телевидении, кто-то подался на радио. Кое-то в журналистику пошел. А некоторые вообще бросили это неблагодарное дело, решив поискать себя на ином, более спокойном поприще.

Я же на тот момент уже полгода трудилась в редакции другого кабельного канала, которые расплодились последние годы как грибы после дождя. И потому крах нашего «детского тэ-вэ» пережила стоически. Если честно, мне было уже все равно. Отчасти потому, что работа «на голом энтузиазме» меня порядком утомила. Нет, конечно, весело, интересно, но были и очевидные, да что там, я бы сказала, гигантские минусы во всей этой телевизионной кутерьме.

Например, учёба. Я и без того была далеко не отличницей, а с появлением «телевизора» в моей жизни, скатилась до откровенного безобразия. И это не удивительно, потому что уроки делать было банально некогда. Да что там уроки, иногда даже поесть времени не оставалось! В школе к моей славе… ну ладно, известности, «широкой известности в узких кругах», отнеслись совсем неоднозначно. Фигово, надо сказать, отнеслись. Если прежде меня просто игнорировали, то теперь начали откровенно гнобить. Причем и одноклассники, и учителя, чего я уж совсем не ожидала. Не спасло моего бедственного положения и то, что я, по просьбе нашей директрисы уговорила редакцию снять сюжет о моей школе к ее юбилею. И даже то, что этот сюжет с директрисой в главной роли показали по телеку аж два раза, с повтором… Директриса взвилась под потолок от возмущения, якобы она ужасно вышла в кадре! Ну как будто в том моя была вина!!! НЕ я же, в самом деле, откормила ее до двухсот килограмм живого веса при росте в метр с кепкой! Не я выкрасила ее волосы в жуткий баклажанный цвет, и не я подбирала к этому шокирующему цвету помаду морковного оттенка и бирюзовый костюм… При таких исходных данных сам факт попадания «в телевизор» можно считать редкой удачей, и даже счастьем. Но нет, наша Анна Иванна своего счастья не оценила. Наоборот, мне же претензии выставила. Моя репутация в школе упала намного ниже плинтуса…