– Вы не правы, Станислав. Я не поэтому предлагаю помощь. Не злитесь.

– А почему тогда?

– Вы… – так хотелось сказать совершенно другое, но вышло всего лишь: – мой хозяин, работодатель и кормилец. Я уважаю вас и… это моя работа – заботиться.

– Ну, вот и слава Богу! – Речинский снова покряхтел, – всего лишь работа! А то меня пытались убедить, что ты в меня влюблена! Вот фантазеры!

– И это тоже, – прошептала Люба, опустив глаза.

Стас нахмурился и посмотрел ей в лицо.

– Ты это оставь, Любаш. Не надо портить то, что у нас годами складывалось.

– Да. Конечно, – она развернулась, чтобы уйти.

– Не обижайся. Завтра проснешься, и всё наладится. С новым годом!

Женщина лишь кивнула, не поворачиваясь, и тихо вышла из хозяйской спальни, украдкой смахнув крупную слезу со щеки.

Вот так и рушатся все мечты и надежды.


Илья потягивал сок из высокого стакана, прислонившись бедром о стойку возле пульта, и смотрел на спящую в кресле девушку. На милом лице, обрамленном светлыми кудряшками, просматривался отпечаток усталости. Однако выражение было безмятежным. Будто не было сумасшедших по громкости басов, бьющих по перепонкам, пьяных выкриков толпы…

– Любуешься? – по-доброму усмехнулся Макар, отложив наушники. – Хороша! Сколько ей лет? – вдруг спросил.

– Двадцать шесть.

– О! А тебе? Двадцать?

Речь принял боевую стойку

– А что? Я ж не школьник!

– Да я вижу, не кипятись… я… не к тому. – Напарник был уже прилично пьян, хоть и держался молодцом. Однако язык слегка заплетался, делая его речь не совсем внятной.

– К чему тогда?

– Да тебе еще гулять и гулять. А с ней по-серьезному надо. Это видно. Не будет она просто так…

– Я не просто так.

– Ну, это временное.

– Нет, – упрямо поджал губы.

– Ну, что ты «некаешь»? Жениться, что ли собрался?

– Не знаю пока.

– Воооот! А я о чем! Какая женитьба? Тебе, – Макар сделал умное лицо, – двад-цать! – икнул. – Даже я еще об этом не думал. А мне почти трид-цать!

– Она беременна, – сам не ожидал от себя такой откровенности, тем более с пьяным Макаром, но особо поделиться такой новостью было не с кем. А держать в себе теперь, когда он точно знал, было трудно.

– Да ладно!? Что, правда? – дождался кивка, посмотрел на гостью кубрика и продолжил. – Ну, парень, ты… ты… скорострел!

– Иди в ж… – Илья разозлился. – Случайно вышло.

– Ну, да, ну да… Случаи разные бывают, – философски изрек Климов, но как-то посерьезнел. – Она теперь тебя шантажирует, что ли?

– Нет.

– Да, ладно, братишка, можешь мне рассказать.

– Нет, я сказал. Она вообще не хотела мне говорить.

– Оп-па! Вот это расклад! Так, может, не твой?

– Мой.

– Ну, раз ты так уверен, – недоверчиво прищурился друг. – Тогда… – осмотрел зал и снова повернулся к напарнику, – женись!

– Ты слушаешь вообще? Она говорить мне не хотела! Где тут жениться?

– Так радуйся! Нафига тебе сейчас потомство?

– Что, попросить его не рождаться пару лет?

Климов рассмеялся.

– Было бы неплохо. Дааа… Влип ты, Речь, не по-детски!

– Ага…, – Илья отодвинул Макара от консоли и взялся за наушники. – Детство кончилось, не начавшись…

На автомате совершая действия руками, Илья переваривал разговор. Макар, конечно, не лучший советчик, но всё же старше. Опытней. Они редко говорили о личном, но если уж говорили, то старались быть объективными и поддержать друг друга. Пусть и сопровождались подобные темы взаимными подколками и стёбом. Вот и теперь Климов хоть и казался несерьезным, Илья знал, что тот реально сопереживает и если нужно – посоветует, подстрахует, поймет…

Осталось сообщить отцу. И матери, раз уж на то пошло. Но что говорить и как, Речь пока не смог придумать. Мама будет шокирована, конечно, наверняка отругает, что, мол, стоило оставить на попечение второго родителя, тут же натворил дел. А отец… Как он отреагирует, Илья даже представить не мог. Мало того, что он скоро станет дедом, так еще и Ксюша вместо жены станет… Черт, Илья не помнил, как это называется. Падчерица? Сноха? Золовка? Кто бы еще разбирался в этом!

Речинский поставил медленную композицию, чтобы под конец вошедшие в раж гости заведения успокоились и начинали собираться домой. Часть уже покинула празднование, остались самые стойкие и выносливые. Пьяные. Почти неуправляемые. У входа в сам зал уже показались охранники, что давеча не хотели пускать Ксю, наблюдая за ситуацией, готовые незамедлительно отреагировать, если кто-то терял над собой контроль.

Без десяти шесть. Пора собирать аппаратуру. К их уходу всё чужое должно быть сложено и упаковано. Дорогостоящая техника была взята в аренду на одну только ночь.


Глава 51


Вопреки логике Ксюша проснулась не от резкого звука, а от наступившей тишины. В помещении бара было уже почти темно, и практически тихо. Только парни ползали по полу недалеко от ее кресла, собирая аппаратуру, негромко переговариваясь и чертыхаясь в попытках что-то разглядеть в сумраке.

Кончилась новогодняя ночь, половину из которой Лесина беззаботно проспала в этом кресле-мешке. Да, так отмечала праздник Ксюша впервые. Когда был жив Дима, ее муж, они, бывало, ходили по ресторанам в праздник, но, казалось, это было так давно. И уж конечно, сидели они как званые гости – за столом. А не так.

Но так – тоже нормально. Необычно. Будет что вспомнить и рассказать внукам…

Ксю обняла живот. Да. Хочется надеяться, что внуки у нее все же будут. Когда-нибудь… А Ева…

Грудь сдавило от грустных мыслей. Ева. Ее доченька… Где она сейчас? Видит ли ее? Слышит? Обрадовалась бы она, что у Ксю будет малыш, или наоборот – ревновала бы? Наверное, обрадовалась. Возможно, это Ксю ревновала бы младенца к дочери, та очень любила играть в дочки-матери, а тут – живой пупс!

Из щеки выкатилась единственная слеза и тут же была стерта чьим-то пальцем.

– Сейчас закончим. Пять минут, хорошо?

Девушка кивнула. Речинский, а это был он, снова отвернулся и присел, сортируя провода.

Илья…

Что их ждет? Чем больше она за ним наблюдала в минуты их перемирий, тем сложнее было представить, что она сможет держаться от него на расстоянии. При всей его кричащей молодости, он производил впечатление целеустремленного, рассудительного, напористого человека. По крайней мере, Ксения ему сопротивляться не могла, сколько не пыталась. А ведь она старше и, хотелось бы верить, мудрее! Что же, она не может поставить его на место? А вот не может!

Или не хочет?...

Нет, ну, она же пыталась! Еще в самом начале, когда он выпытывал из нее детали ее личной жизни, сам не говоря о себе ни слова, приходилось ставить ему ультиматумы, чтобы вытянуть из него хоть что-то! Теперь его характер, который Ксю уже начала понимать и принимать, выказывался в его стремлении быть с ней.

Постойте-ка, он ни разу не сказал, что хочет быть с ней! Он лишь добивался от нее правды об отце ее будущего малыша. Вот теперь он знает. Но планов на будущее, если Ксю правильно его тогда поняла, у него нет. Знать, что ты стал отцом и быть им – абсолютно разные вещи. Не стоит путать одно с другим. Да и какой из Ильи отец? Смешно даже! Сам еще мальчишка!

Но кого бы Ксю ни хотела в нем видеть, нельзя было отрицать очевидного: он привносил в ее жизнь что-то свежее. Заставлял двигаться дальше, забывать о плохом, потому что отвлекал, занимал полностью собой ее время и мысли, если находился рядом. Она редко вспоминала даже Еву! Несмотря на то, что ее не стало совсем недавно, не прошел еще даже сороковой день, а девятый почти не остался в памяти. С ним ей некогда было тосковать. Они то ругались, то спорили, то что-то выясняли. Куда-то ездили, что-то делали… Он ее кормил, возил, ждал… Получается, заботился? Вероятно, так и есть. По-своему, но заботился. Он всегда появлялся ни с того ни с сего, что в ее доме, что в спальне дома Речинских. Ему не нужно было разрешение, чтобы заполнить собой ее личное пространство, отвлечь ее от чего-либо. Ей некогда было уходить в себя… Так или иначе, в итоге ей всегда было хорошо.

Может, пора признаться хотя бы себе, что с ним ей было… легче дышать, что ли?

Ксю усмехнулась: если уж сравнивать, то нет, он не был воздухом. С его наглостью он был кислородной маской, или даже аппаратом для дыхания: тебя заставляют дышать, даже если не можешь. Но в этом весь он. И да, ей это почти нравилось.

А что же Стас?

Она давно для себя решила, что не хочет быть с ним в том самом смысле, не чувствовала в нем единственного и неповторимого, а она знала, как это бывает. Тогда в Илье, получается, чувствовала? Нет. Но в младшем что-то было, что-то привлекало. Она не могла четко сказать, что у них никогда ничего не будет, в отличие от его отца. Стас занял в ее сердце уголок для друзей. Таких, которые остаются там надолго, но без права на «повышение». Илья другом не был, не смог бы им никогда стать! Тут другое. С Ильей либо всё, либо ничего. А так как «ничего» у них уже не получалось…


Речь закончил с последней коробкой, стянул пучок проводов, кинув те сверху, и поднялся с корточек.

– Уфф… ну, и ночка!

– Ага, – поддержал напарник. – Я устал за троих… – взглянул на Речинского и исправился: – нет, за четверых, пока некоторые решали свои проблемы.

– Я же сказал, сочтемся! – раздраженно напомнил Илья.

– Ну, будет тебе, Ромео, не злись! Я ж любя!