К большому огорчению Жак, Алекс по собственной инициативе в разговоре не участвовал, а только отвечал на вопросы или реплики, с которыми к нему обращались. Поэтому поводов открыто смотреть на парнишку и тайно любоваться им, и продолжать открывать для себя его внешность, мимику, интонации у девушки выдалось абсолютно недостаточно. Но, тем не менее, их вполне хватило, чтобы назвать для себя его красоту беспрецедентной, ибо красивее мужского лица, чем Алекса, Жаклин в своей жизни не встречала и очень хотела бы посмотреть в глаза тому человеку, который стал утверждать иное для себя.

Первое, что бросалось в глаза, это скулы. Они были феноменально скульптурны. Может, даже выглядели излишне точеными, но это смотрелось как акцентирование внимания, а не как утрированный недостаток. Тут же присутствовала и безукоризненная линия нижней челюсти, с хорошо обозначенным мужским, чуть раздвоенным, подбородком. Нос у Алекса имел хорошо заметную горбинку, но настолько плавных, мягких, природный линий, а сама переносица была настолько тонкой и изящной, что Жак невольно на ум пришло сожаление, что она не пластический хирург – копии такого носа для мужчин могли бы стать её авторской фишкой.

Брови у красавца имелись длинные, правильные, довольно женственно выгнутые дугой, а мужскими их делала толщина. Когда девушке один раз удалось заметить, как Алекс одной рукой лезет к себе в волосы и убирает чуб со лба, который, кстати, тут же возвращается на своё место, то ей на миг удалось полюбоваться на высокий, мощный, можно даже сказать, «сократовский» лоб. На таком очень легко, с комфортом, могла бы разместиться её ладонь, если бы у неё появилась возможность положить её туда.

«Ну, к примеру, чтобы пощупать, нет ли у него температуры» – мечтала влюблённая, слушая рассказ Марго о новом щенке, которого она купила своим сыновьям.

Что же касаемо глаз этого юного представителя сильного пола, то в голове Жак ни одна из мыслей по этому, без преувеличения сказать, прекрасному поводу, рождаясь, не удерживалась дольше секунды – её тут же заглушала одна единственная фраза поселившаяся там: «Господь Всемогущий! Зачем мужчине такая красота?!»

Говорят, что лучшее враг хорошего, так вот, глаза Алекса выглядели так, будто в них не было ничего хорошего, в них имелось всё только самое лучшее, и, скорее всего, врага этим глазам на этой планете, найти очень и очень трудно, если вообще возможно. Там всё было идеально – расположение в глазницах; довольно выразительный размер; соотношение между верхним и нижним веком; плавный, с поволокой, разрез, который придавал некую раскосость, как у кошки; чистая, можно даже сказать, отборная, голубизна и идеальные густые ресницы. При этом красота парня не казалась плоской, напоказ, было в ней что-то и неуловимое, мимолётное, как запах-шлейф от дорогих духов.

Идеальный, кукольный рот парнишки отличался ещё юношеской припухлостью. Жак почему-то подумала, что такие губки от природы достаются или везунчикам, или эгоистам или и тем и другим. Что, тем не менее, не помешало ей пару раз сглотнуть слюну, когда Алекс облизывал свои губки после жирной пищи, и они у него становились блестящими, еще более яркими, припухлыми и манящими.

Так она и сидела и украдкой, и урывками рассматривала юношу.

А потом Алекс взял и улыбнулся какойто реплике в разговоре за столом.

Жак замерла. Застыла. Зависла. Онемела. Перестала дышать.

Потому что это была не улыбка. Это было как откровение. Как проблеск. Как рождение чего-то прекрасного.

«Свя-ты-е-у-год-ни-ки! – только и смогла подумать девушка. – Мне конец!»

Улыбка как быстро появилась, так же быстро и исчезла, но Жак успела поставить на себе крест окончательно. Когда парень улыбался, у него закладывалась очень красивая, мягкая, завлекательная складка нижнего века, что делало его лицо просто адом для кинестетика – очень хотелось прикоснуться, пощупать эту складочку, надавить на неё. А когда он удивлялся, что случалось еще реже, к еще большему огорчению девушки, то глаза его как-то так даже, не то чтобы округлялись, а именно красиво распахивались, как раскрываются цветки тюльпанов на ускоренных кадрах. И это уже было просто раем для визуалов.

Кстати, если бы не Александр, Дженни тоже можно было бы назвать красавицей, хоть они не сильно походили как родные брат с сестрой. Алекс имел волосы цвета пепельный блондин, а Дженни уродилась брюнеткой. Да и черты лица еле-еле перекликались – у Дженни глаза темнели чернотой, и нос курносенький, а лицо пестрело заметными веснушками. Разница в возрасте, судя по всему, была год-два в пользу брата.

«Если Алекс похож на свою мать, значит Дженни – на отца,» – думала Жак, слушая, в который раз, свою историю в исполнении дядюшки Лама о том, как в Китае, в каком-то захолустье, его двенадцатилетняя племянница, подружилась с одной бродячей собакой и назвала её Пини, что означает «друг» по-китайски, и не хотела с ней расставаться по окончании сезона, и спряталась перед отъездом в зарослях с этой псиной. Их искали всем лагерем и нашли только с помощью этой же собаки, отчего в благодарность, пришлось взять эту везучую животину с собой в Париж.

За всё время ужина Алекс почти не смотрел на Жаклин. Да он и на остальных-то почти не поднимал глаз. Очевидно, для молодого парня такие посиделки не представляли ни малейшего интереса, но он слишком хорошо воспитан, чтобы выказывать откровенную скуку окружающим и поэтому старательно сохранял на своём лице выражение понимания важности и момента завязывания нового знакомства, и пополнения их старой сложившейся компании.

В большинстве случаев, Жак ловила его за взглядами на сестру, на окно за её спиной или на его телефон.

Один раз почти перед окончанием ужина ему позвонили. Молодой человек, извинившись, вышел в коридор, или даже, кажется, на улицу, чтобы поговорить. После того как вернулся, гостья заметила, что сестра с братом пару раз перекинулись очень серьёзными, цепкими, понимающими взглядами, явно не имеющем отношения к происходящему за столом. Лица в это момент у обоих были озабоченными и взволнованными и казались даже взрослее, чем у всех остальных за этим столом, включая их мать – она, судя по всему, к невербальному диалогу своих детей не имела ни малейшего отношения и с благостным воодушевлением участвовала в общем разговоре.

От переглядок брата с сестрой Жак полностью поглотило какое-то непонятное нехорошее чувство. Она даже не сразу поняла, что это ревность.

«Господи, что за глупости, Жак! Она его сестра! Куда ты лезешь со своей ревностью к сестре, если у него, наверняка, еще и девушка имеется. Может, это она ему только что звонила. Не представляю, что может уберечь такого красавца от противоположного пола». – Мысленно вопила Жак, обращаясь к самой себе. Это помогло. Тем более, что, как она понимала, ревность ревностью, а время шло, и работало против неё – сейчас ужин закончится, они начнут расходиться, а она так и не выяснит, когда же увидит юношу в следующий раз.

Жаклин уже хотела сама заговорить с парнем, спросить его о учебе, Университете, Оксфорде, почему именно экономика, ну и еще что-нибудь в этом роде, в зависимости от того, что бы он начал ей отвечать – может быть, даже удалось завязать с ним разговор и лучше познакомиться. Она уже даже приготовилась пригласить юношу к ним с Чарльзом домой, в Оксфорде (а потом сделать так, чтобы мужа не оказалось дома в этот момент), хоть у неё и свербело чувство, что она форсирует события.

Но, в конце концов, она всё-таки нашла в себе силы воздержаться и припасти вопросы для беседы с юношей в более приватной обстановке и при меньшем количестве народу. Может, молодой человек вследствие своего возраста и не углядел бы в ней заинтересованность в его персоне, но вот остальные, сидящие вокруг, могли оказаться более прозорливыми. К тому же её останавливала отстранённость и какое-то явно сдерживаемое равнодушие Алекса ко всему окружающему, и боязнь показаться навязчивой.

И вот-вот уже Жак готова была запаниковать и наделать глупостей, как ситуация начала разворачиваться по наилучшему для неё сценарию, и помощь пришла с неожиданной стороны.

Кто-то завёл разговор о магазинах, кажется, это была Дженни, и они с Марго наперебой начали уговаривать свою гостью пройтись с ними завтра по бутикам и рынкам, так сказать, тряхнуть стариной, а заодно и погулять по городу.

– Соглаша-а-а-айся, Жа-а-а-ак, – затянула Дженни. – Пожа-а-а-алуйста, – она сделала умоляющее лицо. – Должны же мы с Марго показать тебе Глазго. Ты здесь была давно и уже всё забыла.

– А какая завтра погода по прогнозу? – спросила сомневающаяся гостья. Она никак не могла придумать, как бы создать такие обстоятельства, при которых ей бы было проще еще раз увидеться с Александром. Девушка полагала, что он живет с Алисой, и всё гоняла в голове из угла в угол способы, как бы напроситься к ним в гости или выудить его из их дома, допустим, на визит к дядюшке. Жаклин никак не могла спрогнозировать – поможет или помешает ей в этом шопинг?

– Девочки, может быть, Жак хочет завтрашний день провести со своим дядюшкой! Не напирайте на неё! – вполне серьёзным тоном предупредила Алиса.

– Но мы ведь не на весь день, мам, – ответила за всех дочь. – После обеда мы Жак вернём, и она сможет пообщаться с мистером Фортескью.

– Ты так же сможешь прикупить и привезти что-нибудь в подарок своему мужу, – вторила ей более взрослая и дальновидная Марго.

– Марго права. Прислушайся к ней! – Дженни подпрыгнула на стуле от столь удачного, по её мнению.

Но самый удачный довод прозвучал в следующую секунду:

– Я бы мог вас подвезти, если вы не хотите таскаться с сумками и покупками. – Алекс всем корпусом развернулся к Жак, глядя на неё в упор непробиваемым взглядом своих голубых распахнутых «тюльпанов».

Глава 3 Александр

Глава 3.

Александр

«Я вышел ростом и лицом. Спасибо матери с отцом».

Высоцкий В.С.

Александр с детства был необычным.