― Вы двое сможете поесть, флиртуя и улыбаясь одновременно? ― спрашивает Джордан, неся на подносе заказанную нами еду. ― Если нет, мы съедим это с принцессой. Так ведь, малышка Эмми?

Она подмигивает Эмми, а та наклоняет голову к руке Иден, чтобы скрыть лицо.

― Должно быть, это значит «нет».

― Со мной бы она поделилась. Так ведь, Эмми? ― спрашиваю я маленькую девочку, которая так сильно похожа на мою. Она застенчиво улыбается и кивает. ― Джордан не повезло? ― Она улыбается шире и кивает более решительно.

Я подмигиваю ей и в ответ получаю легкий смешок. Она еще не разговаривает со мной, но, думаю, тот факт, что она улыбается и не сосет большой палец, уже прогресс. И на этом пути я намерен хвататься за каждый крошечный кусочек, что смогу отвоевать.

⌘⌘⌘⌘

Я изучаю картинку, что Эмми нарисовала для меня после ужина, когда Иден тихо появляется в дверях гостиной. Уровень детализации замка из песка и цветов, вероятно, довольно высок для ребенка ее возраста. Но не это больше всего меня поражает. Дыхание перехватывает от того, что она, похоже, уловила ту пустоту, которую я сегодня там чувствовал.

― Что-то не так? Тебе не нравятся рисунки на холодильнике? ― спрашивает Иден.

― Очень нравятся. ― Я снова возвращаюсь обратно к рисунку, чувствуя неясное беспокойство, что разъедало меня раньше. Когда я был на пляже.

Иден подходит, садится рядом со мной на диван, поджимая под себя ноги и пряча руки между коленей, чтобы их согреть. Я вдыхаю чистый запах ее шампуня и легкий сладкий аромат парфюма или лосьона для тела. Что бы это ни было, запах ей идеально подходит.

― Серьезно, что случилось? Ты выглядишь так, словно только что увидел призрака.

Моя улыбка полна горечи.

― В том-то и проблема. Все наоборот.

― Наоборот? Что это значит?

Я вздыхаю и позволяю листу бумаги выскользнуть из моих пальцев и тихо опуститься на деревянный кофейный столик. Словно изгнать из памяти и смотреть, как он погружается в небытие. Только я этого не хочу.

― Все в этом городе думают, что я сумасшедший, ― начинаю я. ― Ты знала об этом?

Она не отвечает. Этого и не нужно. Ответ прямо здесь, в ее выразительных глазах. Думаю, порой они говорят мне больше, чем ей хотелось бы.

― Я не удивлен. Вероятно, это пикантная тема для разговоров в подобном городишке. Если бы сплетни можно было озаглавить, уверен, заголовок бы гласил: «Бывший профессиональный футболист разговаривает на пляже с мертвой дочерью». ― Я делаю паузу, собираясь с мыслями, осторожно выбираю слова, теребя рисунок Эмми. Мои пальцы касаются его снова и снова. ― Я не сумасшедший, Иден. Я хотел увидеть Черити. Услышать ее голос. Хотел так сильно, что мог ее видеть. И слышать. Но я знал, что она нереальна. Даже не призрак. Это просто был мой способ удержать ее в живых. Никогда не забывать даже самой маленькой детали. Например, звук ее голоса.

Я глубоко вздыхаю и закрываю лицо руками, заставляя себя расслабиться и выпустить бумагу.

― На пляже это всегда было проще всего. Строя те замки из песка. До сегодняшнего дня. ― Я закрываю глаза. В груди что-то сжимается лишь при мысли об этом. О потере Черити.

Голос Иден ― тихий шепот.

― Что ты имеешь в виду?

Я не смотрю на нее. Не могу.

― Я не слышал ее сегодня. Не видел. Я хотел. Сделал все правильно. Так, как делаю всегда. Цветы. Замок. Полный карман песка. Но ее там не было. В моих мыслях ее больше не было.

― Почему? Что случилось?

Я откидываю голову на подушку и смотрю на Иден. В мерцающем свете камина ее черты прекрасны, как всегда. Я рад, что она поддерживает огонь. Не знаю почему, но рад. Это кажется… каким-то символичным.

Я изучаю ее. Как всегда, ее глаза рассказывают мне все. В них беспокойство. И страх.

― Случилась ты. И Эмми.

― Коул, я…

Я прерываю ее, потому что мне нужно выговориться. Теперь, когда чувство вины съедает меня живьем.

― Я ни на кого не смотрел, Иден. Не пытался двигаться вперед, забыть ее, найти в жизни нечто большее. Я был доволен своими страданиями, ― я делаю паузу. ― У меня не было намерения преследовать тебя, несмотря на то, что меня будто кувалдой ударили в тот день, когда я увидел тебя на пляже. Но я не собирался ничего с этим делать. Только не смог держаться подальше.

― Коул, я никогда…

― Я знаю, знаю. И я тоже. Но я это сделал. И ты. Мы оба. А теперь… сегодня все, о чем я мог думать, — это о тебе. Как я не хотел оставлять тебя сегодня утром. Как жаждал снова увидеть тебя за ужином. Вас с Эмми. Увидеть ее улыбку и, может, услышать ее голос. Лишь однажды. И поскольку со мной была ты, для моей дочери места не было.

Это звучит горько. Возмущенно. Это не специально. Просто так вышло. Я должен извиниться. Но, чувствую, это будет еще большим предательством Черити.

Я полон страхов, пока жду ответа Иден. Не удивлюсь, если она попросит уйти.

― Коул, а ты не думал, что, может, всего лишь нашел некий благотворный компромисс?

Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на нее. Она не выглядит рассерженной или обиженной. Просто кажется… спокойной. И говорит спокойно. Спокойно и практично.

― Как забвение моей покойной дочери может быть благотворным?

― Ты ее не забываешь. Ты сидишь здесь и говоришь о ней. Сегодня ты пошел на пляж, чтобы почтить ее память. Это не забвение. Но, Коул, я сомневаюсь, что, воображая, будто видишь и слышишь ее, ты добьешься чего-то полезного. Может, есть более подходящие способы горевать? Думать о ней, говорить. Посещать те места, которые она любила.

Я изучаю Иден. Почему я сейчас злюсь? Потому что чувствую, будто она пытается заменить мою дочь своей собственной? Или потому что они с Эмми разрушают то тонкое равновесие, что сложилось у меня между жизнью и скорбью? Или я просто зол на себя?

Иден тянется к моей руке, переплетает свои пальцы с моими. Я слегка дергаюсь, мое первое побуждение ― вырваться, из-за мыслей и чувств, что наполняют меня. Но она мне не позволяет. Просто сжимает руку сильнее. Подобно тому, как она все сильнее удерживает меня самого.

― Она не станет осуждать тебя за то, что ты будешь счастлив.

И вот оно.

Вина.

Вот что меня пожирает. Чувство вины. За то, что нашел кого-то, что пошел дальше, когда не имел намерения двигаться. Что позволил кому-то, кроме Черити, быть средоточием своей жизни.

Я вырываюсь и встаю, шагаю в другой конец гостиной.

― Тебе не понять, ― холодно говорю я ей. Вот что я чувствую ― холод.

― Я никогда не переживала того, что ты, Коул, но это не значит, что я не понимаю. Она была твоим ребенком. Она хотела бы, чтобы ты был счастлив. И никогда бы не желала, чтобы ты жертвовал своей жизнью, увековечивая память о ней. Несчастные случаи происходят. И даже если бы она была здесь, она бы тебя не осудила.

― Ты этого не знаешь, ― я не смотрю на нее. Не могу.

― Знаю. Она была ребенком. А дети всепрощающие и жизнерадостные. Больше всего она хотела бы, чтобы ты был счастлив. И перестал корить себя за то, что не мог контролировать.

― Но я заслуживаю упреков. Это мое наказание.

― Коул, ты не можешь нести бремя несчастного случая. Это ненормально!

― Правда? ― шиплю я, кидаясь к ней. ― Правда? Я убил ее, черт побери! Ненормально сносить укоры, потому что моя дочь умерла в результате аварии, когда я пьяный сел за руль? Из-за меня? Ненормально сносить упреки, когда она доверила мне свою жизнь, а я наплевал на это из-за какой-то вечеринки? Нет, это не ненормально, Иден. Это справедливо.

Моя грудь тяжело вздымается, пульс дробью стучит в ушах. Я не понимал, как громко, как грубо звучал мой голос, пока не наступила тишина. Теперь она подобна смерти, холодная и пустая.

― Т-ты пьяный вел машину, когда произошла авария, что ее убила?

Стыд. Боже, стыд… раскаяние… боль… это непреодолимо. Я поворачиваюсь и прислоняюсь лбом к стене, сопротивляясь побуждению ударить в нее кулаком. Но Эмми… Эмми спит. Ей не стоит быть здесь. Наблюдать за разложением Коула.

― Последний раз мы приезжали сюда три года назад. Брук захотела приехать на день раньше. Это были выходные перед седьмым днем рождения Черити, и она собиралась устроить для нее праздник-сюрприз. Мы поссорились, потому что я сначала хотел зайти на вечеринку к другу. В конце концов, я согласился, что привезу Черити сюда к восьми, только чтобы заставить ее замолчать. Но, в любом случае, я сначала пошел к другу. Оставался достаточно долго, чтобы успеть выпить несколько бокалов. И опоздать.

Я закрыл глаза. Все еще видел, как моя маленькая девочка улыбается с пассажирского сиденья. Невинная, доверчивая. Живая.

― Я не был пьян, но и трезв не был. На половине пути начался дождь. Я помню, как Черити говорила мне, что на этот раз собирается привезти в карманах столько песка, чтобы раздать понемногу всем друзьям. В наших поездках ее самым любимым занятием было строить замки из песка с папочкой на пляже.

Мне не нужно смотреть на Иден, чтобы понять, что она плачет. Я слышу ее прерывистое дыхание, тихие всхлипы. Только родители смогли бы понять боль, что несет в себе этот рассказ. Даже если они никогда не переживали подобного, то боялись этого. Видели во сне. Молились, чтобы с ними никогда такого не произошло.

― Я ехал на большой скорости, когда увидел грузовик, вывернувший из-за угла. Он был почти на своей полосе, но я все равно отклонился в сторону. И ехал все еще слишком быстро, когда моя правая шина ударилась о гравий на обочине дороги. Я потерял контроль. Не смог остановить занос. Там был крутой склон, и мы начали крутиться. Машина перевернулась четыре раза, прежде чем мы врезались в дерево. Сторону Черити больше всего сжало. Ее просто смяло, ― я дрожу. Чувствую, как зубы стучат, а внутренности пытаются выбраться наружу. ― Они сказали… что она умерла мгновенно.

Глава 25

Иден