Я снова останавливаюсь, размышляя, не совершаю ли я ошибку, собираясь вернуться назад, в то время, что чуть не убило меня.

― Иден, не нужно... Мне не стоило спрашивать, ― тихо шепчет Коул, вновь притягивая мой взгляд. Его лицо все еще непроницаемо. И, вероятно, так лучше.

― Я хочу.

Пусть мне тяжело думать и говорить об этом периоде моей жизни, я чувствую, что мне нужно ему рассказать. Он должен знать обо мне. О нас. Правда должна выйти наружу. Вероятно, так будет правильно. Она слишком долго разъедала меня изнутри.

― Райан много пил. От него всегда несло алкоголем. Он часто бодрствовал по ночам и отсыпался днем. Он был парнем вечеринок. Ручным и сладким. Мужем-трофеем. И ему это нравилось. Полагаю, мне стоило понять, что лишь определенный тип мужчин живет подобным образом. Но я и понятия не имела о таких мужчинах.

Я делаю глубокий вдох, пытаюсь расслабить напряженные мышцы. Напоминаю себе, что я выжила. Вместе с Эмми. И что мы в безопасности. Отчасти это помогает, но я все еще ощущаю тугой узел внутри, возникший, едва первые слова сорвались с моих губ.

― В первую ночь, когда он пришел в мою комнату, он сказал, что услышал крик и подумал, что мне приснился кошмар. Я не помнила криков, но и не могла с уверенностью сказать, что этого не было. Я подумала, что это мило с его стороны, когда он подвинул меня и залез в кровать рядом со мной. У меня никогда не было никого, кто заботился бы обо мне настолько, чтобы успокоить, когда снились кошмары.

Мне противно от того, насколько печально звучит мой голос. Противно, что то, что я считала проявлением доброты, оказалось в результате мерзким и грязным, опустошив юную девушку, которая хотела всего лишь быть любимой. И не быть одинокой.

― Потом это стало происходить чаще. Он говорил, что слышал мой крик, а я не помнила, что мне снились кошмары. Но однажды я поняла, что происходит. И не могла поверить. Хотелось, чтобы он просто заботился обо мне. Но нет. Я нужна была ему… для другого.

Я борюсь с волной тошноты, словно внезапно меня настигает сладковатый алкогольный запах дыхания Райана. Будто он здесь, рядом, шепчет, что планирует со мной сделать. Он так и поступал. Хоть я и не хотела.

Я цепляюсь за реальность, за запах дров, горящих в паре футов от меня, за едва различимый аромат мыла мужчины рядом со мной. За то, что здесь, в настоящем. Где прошлое не может меня ранить.

― В первый раз, когда это случилось, он заполз в кровать рядом со мной, и я опять уснула. Не знаю, как долго он ждал или сколько я спала, но проснулась я от того, что его рука скользнула в мои трусики под ночной рубашкой. ― Мое горло сжимается, будто сильная рука обхватывает шею. Такое случалось пару раз, когда Райан был пьян. Пытаюсь сглотнуть. И найти в себе силы. Чтобы вытолкнуть слова изо рта, из губ, в воздух, где они обретут свободу. ― Несколько секунд я не двигалась. Я не знала, что делать. Даже подумала, что, может, он спал. Или я. Но нет, я не спала. И он тоже. Когда я потянулась к его руке, чтобы попросить остановиться, он перевернул меня на спину и прижал руки к бокам. Он был таким сильным и… таким тяжелым… Я… не могла двигаться. Я… ― наклоняюсь вперед, борясь с жжением в легких и подступающей влагой в глазах.

«Его здесь нет. Он не может меня найти. Это всего лишь воспоминания. А они не могут меня ранить. Уже нет.»

Коул ничего не говорит, а я боюсь на него взглянуть. Боюсь того, что увижу.

― Я помню, как быстро билось сердце, когда я смотрела на его лицо. Он выглядел более жутко, чем при дневном свете. Райан больше не был великолепным парнем старше меня по возрасту. Он был… настоящим. Словно бы обычно он носил маску, и лишь я увидела его реальное лицо. «Не кричи, ― предупредил он. ― Так будет только хуже». Поэтому я и не стала. Я… не закричала. Ничего не сделала. Просто лежала, позволяя ему себя трогать. И единственное, что он сказал мне еще, ― что я была тугой. «Боже, Иден. Ты слишком тугая».

Мой голос ломается при мыслях о той ночи, когда я потеряла невинность. Как испугана, потрясена и разочарована я была. Будто бы Райан вырвал меня из детства и лишил всех возможностей в жизни всего лишь несколькими словами и одним резким движением.

― Боже! Вот почему… когда я сказал, что?.. Вот почему ты?.. ― он спрашивает о моем безумии прошлой ночью.

Я киваю, закрыв глаза, и заставляю себя продолжить. Хочется покончить с этим. Позволить выйти наружу и снова оставить позади.

― В течение недели он приходил ко мне каждую ночь. Я надеялась, что он устанет от этого или от меня. Но нет. Так продолжалось каждую ночь. Он мог прийти раньше или стянуть с кровати одеяла, полностью раздеть меня и целовать везде. Трогать везде. А если я начинала бороться, мог остановиться и прижать мои руки к бокам. Будто угрожая. Ему даже не надо было слов. Все говорили действия.

Я начинаю злиться. И чувствую облегчение. Проще укрыться за злостью, чем тонуть в страданиях о том, чего уже не изменить. Однажды это уже спасло меня. И спасет снова.

Я вытираю лицо, смахивая слезы; даже не осознавая, что плачу. И продолжаю. Это еще не самая худшая часть. Если я расклеюсь сейчас, то не смогу закончить.

― Когда прошла та неделя, я поняла, что должна рассказать Люси. Думала, она сможет мне помочь. Должна помочь. Когда в тот понедельник я пришла домой из школы, то ждала ее. Я не знала, что она будет работать допоздна. Райан принес готовую еду, будто заботливый, безумно любящий дядюшка. Мы смотрели фильм. Он даже сделал попкорн. Это было так… нормально, даже в самой больной и извращенной ситуации в мире. Но знание о том, что последует, всегда сидело внутри. Словно часы, отстукивающие минуты. Или бомба, ведущая обратный отсчет перед взрывом. Я так боялась идти в кровать, что уснула на диване в гостиной. И не проснулась, пока он нес меня вверх по ступенькам. И пусть я притворялась спящей, его это не остановило. Но я не боролась с ним. Знала, что пользы не будет. Я просто хотела, чтобы все закончилось, и я могла лечь спать. И утром рассказать Люси. Только в этом не было нужды. ― Я остановилась, вновь переживая тот болезненный момент, словно все произошло несколько секунд назад; словно с тех пор не минули годы. ― Я не видела, что она стояла у двери, пока Райан не перевернул меня на живот. Не знаю, как долго она смотрела. Сколько ночей там провела. Вероятно, большую часть из них.

Мое сердце болезненно сжимается при воспоминании о том, какой бессильной я чувствовала себя в тот момент. Никогда я не была такой одинокой и испуганной. Но я и понятия не имела, что может стать еще хуже.

― Полагаю, в тот момент, когда я увидела ее, Люси пыталась притвориться, что не знала. Или что не наслаждалась этим. Я помню, как смотрела на нее той ночью, пока она шла к кровати. Глаза в глаза. На секунду я подумала, что она собирается его остановить. И надеялась, что она сможет это сделать. Молилась, чтобы смогла. Только она не стала. Она просто стояла у края кровати, долгое время глядя на меня, а потом начала раздеваться.

Желчь подкатывает к горлу, словно кислота, заливая изъеденную рану, скрытую и заброшенную на долгое время.

― Люси получила все и сразу. Все танцевали под ее дудку. Или так казалось. На самом же деле, точно никто не знал. Какой бы дерзкой она ни была, даже она не переставала думать о предохранении. Либо Райан ей лгал. Я не уверена. В любом случае, думаю, он хотел, чтобы я забеременела. Иногда после того, как он… ― Я умолкаю. Даже не могу заставить себя это сказать. ― После он мог запихнуть все это в меня и велеть мне лежать спокойно. Обхватывал меня руками, чтобы быть уверенным, что я не двигаюсь. ― Рыдания рвутся из груди, и я силюсь их подавить. ― Если именно этого он и добивался, то получил. Тактика сработала. Четыре недели спустя я обнаружила, что беременна. В неполных шестнадцать лет. От мужа моего опекуна.

Я продолжаю, пытаясь просто изложить факты. И, вероятно, не преуспеваю.

― Люси лишь сказала, что заберет меня из школы. Что Райан может учить меня на дому, ведь мы целый день вместе. Я недолго проучилась в этой школе, поэтому у меня не было друзей, к которым я могла бы пойти, и не могла добраться до родителей. Я просто была убита. Но держалась, решив для себя, что убегу, как только родится ребенок. Раньше я бы не смогла этого сделать. В тот момент я даже не хотела ребенка. Думала, может, они заберут ее себе, а мне позволят уйти. Не глядя. В противном случае, я собиралась покончить с собой. Даже спланировала это на всякий случай. Но все это было до того, как я увидела Эмми.

Даже посреди таких унизительных, болезненных воспоминаний я чувствую, как на меня нисходит покой, стоит лишь произнести ее имя. Эмми спасла мне жизнь.

― В то мгновение, как я увидела ее, поняла, что никогда не смогу покинуть. Что не смогу без нее жить. Каким-то образом она стала всем моим миром в тот момент, когда начала дышать. Моей причиной жить. Выжить. Но и они об этом знали. Люси и Райан. Оба знали. Все, что было нужно ― лишь пригрозить мне: забрать ее, причинить ей боль или объявить меня неподходящей матерью ― и я бы сделала что угодно. И поэтому они добились своего. Получили секс-игрушку, чтобы отвлечься от своих тайных вечеринок. И я молчала, пока они не трогали Эмми. Они знали, что я способна на все ради нее. Умереть. Стать рабыней. Отдать всю себя. Я осталась лишь из-за нее, и они это знали. Знали, что я не стала бы рисковать тем, что не смогу заботиться о ней. Или проиграть ее Райану, если он захочет ее забрать. Я была всего лишь ребенком. Совершенно одна, и с собственным ребенком на руках. Ребенком, у которого ничего нет.

Я сглатываю, во рту пересохло. Сердце бьется часто. Я готовлюсь рассказать остаток истории. Худшую ее часть. Ту, что больше всех меня пугает.

Наконец, поднимаю взгляд на Коула. Размышляю, может ли он видеть кровь и плоть, то, как кто-то невидимый будто полосует мою грудь ножом мясника, отрывая сухожилия от мышц, плоть от костей. Потому что именно так я себя чувствую. Каждый раз, как об этом думаю, я распадаюсь на кусочки, обнажая душу.