Группа отделилась от основного отряда на дне каньона с отвесными стенами; пять человек и похищенные лошади направились к северу, другие ковбои повезли Кэрли в неизвестное ей место. С наступлением сумерек они наконец остановились, изо рта Кэрли вынули кляп, и молодой ковбой Руне принес ей еду, однако пленница не прикоснулась к жареной крольчатине. В нескольких футах от Кэрли ковбой Энрикес вытянулся на подстилке, прикрыв сомбреро широкое лицо.

Как и все в лагере, он не спал, а дремал, просыпаясь при малейшем звуке и готовый отразить нападение. Кэрли тоже не спала. Она вглядывалась в темноту, пытаясь найти схватившего ее мужчину, со страхом ожидала его возвращения и дальнейших действий.

Девушка дрожала при мысли о том, что ее ждут пытки, насилие и смерть. Она слышала истории о своем похитителе и знала, с кем имеет дело.

Чтобы избавиться от жутких картин, Кэрли закрыла глаза и наконец погрузилась в сон. Она проснулась на рассвете от шуршания гальки и поняла, что кто-то стоит перед ней. Сердце пленницы отчаянно заколотилось, сонливость как рукой сняло, и испуганные глаза увидели пару высоких черных сапог. Ее взгляд скользнул по длинным стройным ногам, обтянутым черными брюками, по узким бедрам, по крепкой широкой груди и могучим плечам. Подняв глаза еще выше, Кэрли увидела лицо красивого испанского дона Рамона де ла Герра.

Она с облегчением вздохнула. Испанец нашел ее и спасет! Ей больше не угрожает смерть!

— Дон Рамон… Слава Богу! — Она с трудом поднялась на ноги, покачиваясь и пытаясь сохранить равновесие. — Я так испугалась! Я думала… Слава Богу, что вы пришли.

— Сеньорита Мак-Коннелл, — насмешливо сказал он, — как мило, что вы присоединились к нам.

Его лицо показалось ей более суровым и мрачным, чем прежде, а чувственный рот — жестоким. Холодные темно-карие непроницаемые глаза впились в девушку.

Ужас охватил Кэрли. Только теперь она поняла, как велика угроза.

— Вы… вы не… вы не…

— Дон Рамон Мартинес и Барранча де ла Герра, — произнес он с издевкой и слегка поклонился. — К вашим услугам, сеньорита. — Прекрасные белые зубы хищно сверкнули. — Может, вы предпочтете имя Эль Дракон?

Кэрли пошатнулась, пронзенная острым как нож страхом. Она бы упала, но сильная смуглая рука поддержала ее. Пальцы дона впились в ее предплечье. Кэрли рывком освободилась.

На мгновение она потеряла дар речи и смотрела на него так, словно видела впервые. Дрожащими руками — ее запястья были по-прежнему связаны — девушка попыталась плотнее запахнуть халат. Не зная, что в ней сильнее — страх или ярость, — она вскинула голову и посмотрела ему в глаза.

— Эль Дракон… — повторила она с презрением. — Такой обаятельный мошенник… Никогда бы не догадалась. А я-то поверила, что вы — испанский дворянин, человек, достойный восхищения. На самом деле вы просто вор и убийца.

Он стиснул зубы.

— А из-за вас, сеньорита, погибли и страдают мои люди.

Кэрли замерла, почуяв смертельную опасность. Понимая, что глупо дразнить его, она все же не могла удержаться. Этот негодяй одурачил ее и всех прочих.

— Ответственность лежит на вас, дон Рамон. Вы крадете, грабите, убиваете. Я лишь предупредила людей дяди, пытаясь остановить вас, и сделала бы это снова!

Ярость исказила его лицо, глаза потемнели и выражали откровенную злобу. Окружившие их мужчины не двигались, глядя на Кэрли с такой же ненавистью, какую она видела в глазах дона. Стремительно нанесенная пощечина обожгла ее и свалила на землю. Высокий испанец стоял над девушкой, пылая от гнева и сжав кулаки.

Она закрыла глаза, уверенная, что ее изобьют, но, открыв их, увидела: испанец отвернулся, а мужчина в летах шагнул вперед, наклонился и разрезал веревку, стягивавшую щиколотки.

Быстро и сердито он заговорил по-испански с Рамоном. Кэрли тщетно пыталась разобрать слова. У нее сосало под ложечкой, голова кружилась.

Мужчина помог ей встать.

— Меня зовут Санчес, — спокойно сказал этот высокий худой человек. Тяжелая жизнь под открытым небом не прошла для него бесследно. Лицо изрезали глубокие морщины. — Поймите, сеньорита, дон Рамон вовсе не жесток.

— Он чудовище. — Дрожащей рукой, девушка коснулась побагровевшей щеки.

— Сейчас он потерял голову, потому что слишком потрясен горем.

— Горем? Не понимаю. — Кэрли сомневалась, что он откроет ей истину, а между тем его проницательные глаза продолжали изучать ее.

Санчес вздохнул:

— Во время вчерашнего ночного налета погиб младший брат Рамона, Андреас. Дон очень любил его и охотно отдал бы свою жизнь, чтобы спасти брата. Увы, это невозможно.

Кэрли увидела боль в глазах Санчеса.

— Господи! — На мгновение слова Санчеса пробудили в ней жалость к нему и Рамону, но она сдержалась и не выразила сочувствия. — Его брат был таким же преступником, как и он. Чего же еще ожидал дон? Смерть от пули — слишком легкая расплата.

— Он пытался спасти свой дом и честь семьи. Возможно, когда-нибудь вы поймете.

Кэрли поежилась от сырого утреннего воздуха. Нет, она никогда не поймет грабителей и убийц, не имеющих ни жалости, ни совести.

— Со временем он станет прежним, — заметил старый ковбой. — А пока вам не стоит злить его.

Взглянув через плечо Санчеса, Кэрли увидела дона Рамона, беседующего с одним из мужчин. Этот бандит и убийца обвинял ее в смерти своего брата! По ее спине пробежали мурашки. Кэрли почувствовала сожаление — она потеряла красивого испанского дона, который ей так нравился, но существовал лишь в ее воображении.

Разглядывая высокого мужественного испанца, она пыталась понять, как уживаются в нем обаяние и жестокость, Кэрли не знала ни его намерений, ни того, какие он готовит ей испытания. Впрочем, сейчас это не имело значения — девушка была полна решимости выстоять.

Однажды дон Рамон провел ее, но больше это ему не удастся.

Если она продержится, дядя найдет ее; да, он, несомненно, появится. Флетчер Остин не менее силен и решителен, чем тот, кто называл себя Эль Драконом.

Эта мысль укрепила ее и помогла преодолеть страх. Запахнувшись в халат, она отошла в тень и села под деревом. Кэрли уже изведала трудности и жестокость: утрату сестры и отца, работу с утра до позднего вечера на участке земли возле шахты, медленное угасание матери. Она вынесла все это, выстоит и сейчас.

С каждой минутой ее мужество росло. Когда группа приготовилась к отъезду, Кэрли Мак-Коннелл, выпускница дорогой школы для Молодых леди, с ужасом ожидавшая пыток своего мучителя, уже превратилась в дочь пенсильванского шахтера, не уступавшую по силе духа самому Эль Дракону.


— Твой поступок — похищение женщины — может привести только к беде. — Педро Санчес стоял перед Рамоном, вертя в руках сомбреро.

— Что сделано, то сделано. Уже ничего не изменить.

— Тебе не следовало открываться.

Словно не расслышав упрека старого друга и тревоги в его голосе, Рамон распорядился:

— Пусть люди садятся на лошадей и приготовятся к отъезду. Девушка поскачет с Энрикесом. Мы и так потеряли слишком много времени.

— Флетчер организует погоню. Похищение девушки оскорбило его, и он не успокоится, пока не найдет ее.

Рамон посмотрел на девушку. Она гордо расправила плечи, а в ее больших зеленых глазах горел вызов. Рамон подумал об Андреасе, и его снова охватила ярость, вскоре сменившаяся мучительной тоской, которую он старался скрывать, ибо эти люди нуждались в нем, как и обитатели лагеря. Смерть Андреаса не должна остаться неотмщенной.

Но боль не утихала, она затаилась внутри, ожидая повода, чтобы прорваться наружу или растерзать его.

Глядя на Кэрли, Рамон вспомнил предсмертные слова брата: «Однажды ты сказал… что женщина принесет мне смерть». Страдание захлестнуло его.

— Нет, — сказал дон, — девушка пойдет пешком. Посмотрим, есть ли в этой gringa что-нибудь, кроме высокомерия и надменности.

Он направился к лошади по кличке Вьенто Прието (Темный Ветер), но Санчес схватил его за руку:

— Ты шутишь, Рамон. До Льяно-Мирада много миль.

Рамон выдернул руку и пошел дальше.

— Энрикес! — Широкоплечий ковбой посмотрел на него. — Подведи ко мне девушку.

— Прошу тебя, Рамон, не совершай ничего такого, о чем будешь жалеть.

— Не вмешивайся, Педро.

Он вскочил на крупного вороного коня, а Эстебан Энрикес приблизился к нему с девушкой в голубом халате, наброшенном поверх белой ночной рубашки, с длинными волосами, падавшими на спину. Рамон заметил, что ее маленькие босые ноги посинели от холода.

Его охватило чувство вины. Эта хрупкая девушка казалась бесстрашной, но Рамон знал, что она боится. Но он тут же вспомнил об Андреасе, и непрошеная жалость исчезла.

Отвязав плетеный кожаный ремень от седла, испанец сделал петлю и стянул ею узкие запястья девушки. Другой конец он привязал к луке седла, ожидая, что Кэрли заплачет и будет просить о пощаде. Рамон знал, что это не смягчит его, но все же хотел услышать мольбы, которые доставили бы ему столь же острое наслаждение, как если бы они исходили от ее дяди.

Рамон подумал о Флетчере Остине, о ранчо дель Роблес, о похищенных землях его семьи и жестоком убийстве брата. Потом его пронзила мысль о Кэрли Мак-Коннелл, светской леди с востока, презиравшей их всех, ценившей только деньги и удовольствия. Гнев разрастался и захлестывал его, как огромная волна.

— Нам предстоит далекий путь, сеньорита. — Дон посмотрел на девушку. — Пора двигаться дальше.

Рамон затянул ремень, рассчитывая увидеть слезы в ее глазах, но она лишь вздернула подбородок. Зеленые глаза обожгли его ненавистью.

Почти овладев собой, он заставил жеребца идти шагом и потащил за собой девушку. Она отставала от коня на десять футов. Они двигались по узкой пустынной долине, потом дорога пошла в гору. Веревка провисала — девушка не отставала от коня.

Спустя четыре часа Кэрли все так же безропотно шла, прожигая спину Рамона ненавидящим взглядом. Он почти физически ощущал его.