— Неправда. За последнее время я научился различать некоторые из них.

Она только фыркнула в ответ.

— Для чего тебе нужен розмарин? — вяло поинтересовался Гейдж.

— От головной боли и нервных расстройств. Еще я готовлю мази от болячек и ушибов.

Он показал на низкий кустарник с блестящими листьями и цветущими душистыми побегами с лиловыми цветами.

— А этот?

— Это тимьян, или чабер. Он помогает женщинам при их болезни, очищает кожу и нужен для промывания ран. — Она бросила на него взгляд из-под ресниц. — И еще используется при воспалении яичек.

— Просто бесценная травка. Запаси ее побольше и держи под рукой.

— Первые заморозки наступят поздно в этом году, — усмехнулась Бринн. — Но надо торопиться. Когда мы приедем сюда в следующий раз, мне надо будет набрать больше трав, чтобы пополнить запасы. Я почти все истратила на Малика и Эдвину.

— Думаю, скоро им совсем не понадобятся твои снадобья, — заметил Гейдж, вырывая очередной сорняк. — В последний раз мне показалось, что им гораздо лучше.

— Они скоро поправятся, — довольно улыбнулась Бринн. С каждым днем Малик и Эдвина крепли на глазах, а их совместное пребывание пошло на пользу обоим. Заботясь об Эдвине, Малик напрочь позабыл про тоску и нежелание больше оставаться в постели, а Эдвина рассуждала с ним так умно, так остроумно шутила, что Бринн только диву давалась, слушая свою хрупкую подругу.

— Я иногда даю им снотворное, но вскоре они выздоровеют, и мои травы понадобятся кому-нибудь другому. Больные всегда будут.

— Значит, ты никогда не расстаешься с ними?

— А разве ты когда-нибудь забываешь свой меч?

— Никогда, если иду на бой с драконами.

— Очень разумно.

— Мне начинает нравиться это занятие. — Он вырвал еще один сорняк. — Не бросить ли мне торговлю и не заняться ли выращиванием трав?

— Не думаю, что тебя бы надолго хватило ковыряться в земле, — хитро посмотрела на него Бринн. — Ты слишком нетерпелив для таких работ.

— Упрек твой несправедлив, — мягко продолжал он. — В последнее время я только и делаю, что проявляю чудеса выдержки.

Она напряглась от его слов, неожиданно заставших ее врасплох. Впервые за последние две недели он посмотрел на нее тем же взглядом, который она узнала тогда в Гастингсе, его, Гейджа, взглядом. До сих пор он вел себя с ней со свойственной ему полушутливой, полунасмешливой манерой, с которой он обращался к Малику.

Заметив ее реакцию на свои слова, он жестко бросил:

— Так не может продолжаться долго, понимаешь? Я не монах, Бринн.

— Я заметила. — Она опустила глаза на грядку, следя за своими быстрыми, умелыми пальцами. — Ты хочешь, чтобы я вернулась в твою постель и стала твоей шлюхой?

Он выругался.

— Ты не будешь моей шлюхой. Я буду обращаться с тобой с достойным тебя почтением и уважением. Обещаю, ни один мужчина не обидит тебя.

— В глаза. А пересуды за моей спиной? А дети, которых я тебе рожу? Ты сам незаконнорожденный. Разве ты позволил бы, чтобы с твоими детьми обращались так же, как и с тобой?

— Ни за что! — Он глубоко вдохнул воздух. — Я не такой, каким был мой отец. Я не допущу, чтобы с ними обходились презрительно и чтобы им было стыдно за свое происхождение.

— Так будет, пока я не наскучу тебе и ты не возьмешь себе другую женщину.

— Этого не случится.

— Откуда тебе известно? Женщин частенько используют для сделок, а в искусстве торговаться тебе нет равных. Малик говорит, ты не отличаешься постоянством и тебе быстро все надоедает.

— Что ты хочешь от меня, черт возьми? Так было прежде, до встречи с тобой, но ни к одной женщине я не испытывал то, что чувствую к тебе.

И она никогда раньше не ощущала столь смущавших ее противоречивых чувств. Здесь и привязанность к нему, боль и радость, волнение за него и желание освободиться от него. Вот только на любовь их отношения не были похожи — захлестывала страсть. Даже в последние солнечные дни она все время ждала какого-нибудь спора или разногласия. Иначе с Гейджем Дюмонтом и быть не могло. Такая жизнь совсем не вязалась с той тихой и мирной, к которой она стремилась.

— Позволь мне уйти. Я не хочу стать частью твоего сумасшедшего мира воина. Все, чего мне хочется, — вернуться в Гвинтал.

— Что-то я раньше не замечал, чтобы ты рвалась уехать отсюда.

— А теперь хочу. — Она яростно выдирала сорняки из земли. «Именно так мне надо преодолевать непонятное искушение в его присутствии, — с отчаянием подумала она. — Вырви его, задуши, пока оно не захватило тебя целиком». — Я хочу вернуться домой. Эдвине гораздо лучше, да и Малик уже скоро сможет ходить. Хватит прохлаждаться здесь.

— Мы поедем в Гвинтал, когда… — Помолчав, он поправился: — …если я решу ехать.

Она метнула на него беспокойный взгляд.

— Нет причин отказываться от поездки. А сокровища? Разве ты не…

— Я еще не уверен, что клад существует.

Пора бы ей понять, что он ничему на слово не верит, но она не могла не тешить себя хоть слабой надеждой.

— Почему ты не веришь мне? — с горечью спросила она. — Делмас и лорд Ричард не сомневаются.

— Потому что это их единственный выход.

— А ты?

— Я хочу найти клад, если он существует, но пока у меня другие планы. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Я предложил тебе все, что смог. Ты знаешь, я не могу взять тебя в жены. Если б мог, то женился бы.

Она испуганно взглянула на него.

— Ты решился бы?

Он нахмурился.

— Конечно. Разве я не ясно выразился?

— Нет.

От отчаяния он тихо простонал:

— Клянусь Господом, неужели ты ничего не понимаешь? Ведь я обращаюсь с тобой уважительно, не беспокою понапрасну и не надоедаю расспросами о твоем прошлом, не ломаю твое упрямое молчание? Разве так ведет себя с женщиной мужчина, не испытывая к ней глубокую привязанность?

Смешанное чувство радости и печали охватило ее, когда она беспомощно посмотрела ему в глаза.

— Непохоже.

— Я никогда не… Я сам этого не ожидал. Я люблю тебя, Бринн из Фалкаара. В тебе я чувствую силу, живой нрав и честность. Мне не приходилось встречать раньше такой женщины. — Его голос зазвучал тише, с бархатной убедительностью: — И, полагаю, я тебе тоже не противен.

Он сама буря и солнце, небо и земля. Вечно меняется, никогда не напоминает себя прежнего.

— Нет, ты не… противен.

— Тогда приди ко мне, будем жить вместе, и позволь мне заботиться о тебе. Обещаю жениться на тебе, как только твой негодный муж покинет этот мир. — Он заметил, как она напряглась, и усмехнулся. — Брось, я не собираюсь убивать его. Я достаточно хорошо узнал тебя, чтобы понять, что это самый быстрый способ потерять тебя навсегда. — Он замолчал, а потом добавил: — Впрочем, я далеко не всегда поступаю так, как думаю. И с твоей стороны было бы благоразумно принять мое предложение.

— Не могу, — прошептала она.

— Почему? — резко спросил он.

Страдание исказило его лицо. Она не могла не ощутить каждой жилкой его страдания, засевшего у него глубоко внутри. Его боль мучительно отозвалась и в ней. Неужели его переживания будут так же сильно действовать на нее? Его боль, не переставая, мучила ее. Ей захотелось рвануться к нему, прижаться к его груди, облегчить его страдания, снять кривую, горькую усмешку с его губ и увидеть его улыбающимся.

— Не надо так смотреть на меня. Поговори со мной. Скажи, почему?

Она не должна прикасаться к нему. Она страшилась почувствовать: так ли глубока его боль, как ей видится?

— Гвинтал. Я должна получить Гвинтал, а тебе нет там места.

Он насмешливо улыбнулся.

— Ты считаешь меня недостойным твоего драгоценного острова?

Покой и буря. Вечная красота и вечное непостоянство.

— Дело не в этом. — Она попыталась облечь свои мысли в слова. — Ты — человек другого склада. Ты не смог бы остаться в Гвинтале и не пытаться изменить его по своим меркам. А я не вынесу этого.

Выражение его лица не изменилось.

— Значит, сражаться придется не с мужем, а с Гвинталом. Отлично.

— Почему ты не хочешь понять, что мы не можем быть вместе?

— Без сомнения, все будет так, как я хочу. — Он встал и поднял ее на ноги. Схватив Бринн за кисть руки, он повел ее к лошадям. — И очень скоро. Ты говоришь, я очень нетерпеливый человек. — Он посадил ее на лошадь и поднял глаза. — Ты хочешь меня. Возьми меня. Мне не нужна рабыня. Приди ко мне по доброй воле, Бринн.

Она покачала головой.

Мягкое выражение слетело с его лица, и он с отчаянием усмехнулся.

— Напрасно. Будем надеяться, что ты изменишь свое решение.


Вечером того же дня, еще до наступления темноты, Лефонт доставил в покои Эдвины резной сундук из тикового дерева.

Улыбнувшись Бринн, он поставил его к стене.

— Подарок от милорда. Его только что доставили из Гастингса. Он просил передать вам, что будет рад, если платье вам подойдет. — Он поморщился. — Пришлось моим людям рыскать по всей округе в поисках портнихи. Милорд будет доволен, если вы наденете его к ужину. Он приглашает вас в большой зал сегодня вечером.

Бринн нахмурилась. Придется ей снова терпеть насмешки за главным столом. Неужели Гейдж таким способом хотел показать ей, во что превратится ее жизнь без его защиты?

— Милорд сказал, — продолжал Лефонт, видя ее нерешительность, — чтобы я подождал, пока вы откроете сундук. Он хочет убедиться, что оно вам понравилось.

— Открой сундук, Бринн! — взмолилась Эдвина. — Я хочу посмотреть на подарок тебе.

Эдвина радовалась за подругу, как ребенок. Бринн не хотелось огорчать ее. Она не спеша подняла крышку.

Небесная вспышка блестящего лазоревого шелка озарила ее. Прохладная и мягкая ткань трепетала от дуновения воздуха, словно крылья бабочки.