Его охватило отчаяние. Что делать, если Белл не поправится? Несколько раз во время своих бдении он ронял голову на скрещенные руки, не вытирая текущих по лицу слез. Джон не представлял себе, сможет ли он жить, если Белл умрет.

Нахмурившись, он прошел к постели и вытянулся рядом с Белл. Она лежала неподвижно, но Джон уловил едва заметную перемену в ее состоянии. Эта неподвижность казалась неестественной, дыхание стало неглубоким и редким. Страх железной лапой вцепился в сердце Джона, и он схватил Белл за плечи.

– Неужели ты решила сдаться? – хрипло закричал он.

Голова Белл склонилась набок, и она тихонько застонала.

– Черт побери, не смей сдаваться! – Джон встряхнул ее сильнее.

Его голос доносился до Белл издалека, словно из длинного, невероятно длинного туннеля. Она узнала голос Джона, но не могла понять, почему он оказался рядом, в ее спальне. Он был явно рассержен. Неужели он рассердился на нее? Белл вздохнула. Она устала, слишком устала, чтобы бороться с рассерженным мужчиной.

– Ты слышишь меня, Белл? – настаивал Джон. – Я никогда не прощу тебе, если ты сдашься.

Белл поморщилась, почувствовав, как Джон сжимает ее плечи. Ей хотелось застонать от боли, но не хватало сил. Почему бы ему не оставить ее в покое? Ей хотелось только спать. Еще никогда Белл не ощущала такой усталости. Она была готова свернуться клубочком и погрузиться в вечный сон. Собравшись с силами, она сумела выговорить:

– Пусти меня.

– Белл! – воскликнул Джон. – Белл, ты меня слышишь?

«Конечно, слышу», – раздраженно подумала Белл.

– Пусти меня, – чуть громче повторила она и заворочалась, прячась под одеяла. Может, Джон перестанет трясти ее, если она нырнет поглубже. Если бы ей только удалось заснуть!

Джон чувствовал, как угасает ее воля, несмотря на слабую попытку говорить. Ему приходилось видеть такое выражение на лицах людей, погибающих от ран, – не у тех счастливцев, которые умирали на поле боя, а у бедняг, неделями ведущих безуспешную борьбу с жаром и заражением. Наблюдать, как Белл медленно, не сопротивляясь, уходит из жизни, было выше его сил. В нем закипала ярость человека, не умеющего отступать.

– Черт побери, Белл! – зло крикнул он. – Ты не имеешь права умирать! Это несправедливо! Если ты оставишь меня одного, я навсегда возненавижу тебя – ты этого хочешь?

Он отчаянно вглядывался в лицо Белл, надеясь заметить в нем признак ее ответного негодования, но так ничего и не увидел. Не помня себя от горя и отчаяния, он подхватил Белл на руки и говорил, говорил, говорил…

– Белл, без тебя мне не на что надеяться. – Он помедлил, усмиряя дрожь. – Я хочу видеть твою улыбку, Белл, счастливую улыбку, хочу смотреть в твои синие глаза, сияющие добротой. Хочу видеть, – как ты читаешь и смеешься, глядя в книгу. Я так хочу, чтобы ты была счастлива. Прости, что я не принял твою любовь, я исправлюсь, обещаю тебе. И если ты в своей безграничной доброте и мудрости сочтешь меня достойным любви, тогда… ну, тогда, полагаю, я еще не настолько безнадежен. Господи, Белл, – со сдавленным всхлипом повторял он, – держись, прошу тебя, держись, если не ради меня, то хотя бы ради своих родителей. Ведь они так любят тебя. Разве ты хочешь причинить им боль? Вспомни, сколько книг ты еще не успела прочитать. Клянусь, я достану тебе следующий том Байрона, если его запретят продавать в дамских книжных лавках. Тебе еще предстоит так много сделать, любимая. Не уходи!

Белл оставалась неподвижной, ее дыхание было едва уловимо.

– Белл, умоляю тебя, – повторял он, – не покидай меня, не надо, я люблю тебя. Я не смогу жить, если ты умрешь. Господи, как я тебя люблю! – Его голос сорвался. Едва ли осознавая бесплодность своих усилий, Джон прерывисто вздохнул и положил Белл на постель.

Он нежно укрыл ее одеялами и, коснувшись губами ее уха, прошептал:

– Я люблю тебя, Белл. Навсегда запомни это.

Он вышел из комнаты, молясь, чтобы это «навсегда» продлилось хотя бы на час.

Спустя несколько часов Белл ощутила, как приятное тепло пронизывает ее тело. Забавно, ее ноги мерзли все время, даже когда остальное тело словно сгорало в пламени. Но теперь они были теплыми, даже розоватыми от тепла. Белл задумалась о том, можно ли почувствовать цвет кожи, и решила, что можно, во всяком случае, у нее было такое ощущение.

Розовым казалось и все ее тело. Розовым, уютным и немного усталым, но в целом ей было приятно. Впервые за… Белл нахмурилась, размышляя, сколько же времени она провела в постели.

Ей с трудом удалось сесть, и, удивляясь своей слабости, Белл огляделась. Она вновь оказалась дома, в той комнате, где они с Джоном провели первую брачную ночь. Когда же она вернулась сюда? В памяти у нее сохранились лишь дождь и ветер. И еще борьба – напряженная борьба с Джоном.

Она вздохнула, ощутив тяжкую усталость. Белл уже не заботило, желает ли Джон слышать от нее слова любви. Она будет поступать так, как сочтет нужным. Вес, что теперь требуется, – покончить с Джорджем Спенсером и вернуться в Банфорд-Мэнор.

Банфорд-Мэнор? Нет, поместье называется иначе.

Черт, она никак не могла запомнить это название. Белл склонила голову набок – больно. Согнула пальцы – больно. Пошевелила пальцами ног и застонала. Все тело нестерпимо ныло.

Пока она сидела, проверяя дееспособность частей тела, дверная ручка повернулась и в комнату вошел Джон. Он успел умыться и наскоро перекусить. И теперь ему стало страшно: вдруг в его отсутствие Белл отказалась от борьбы за жизнь.

К своему великому изумлению, он увидел, что предмет его отчаянного беспокойства сидит, пожимая плечами, двигая ими вверх и вниз.

– Привет, Джон, – слабым голосом поздоровалась Белл. – Как называется твое поместье в Оксфордшире?

Джон был настолько потрясен этим нелепым вопросом, что ему понадобилось несколько минут, чтобы ответить:

– Блетчфорд-Мэнор.

– Отвратительное название, – отозвалась Белл, состроив гримасу. Она зевнула: долгий разговор отнял у нее немало сил.

– Я… я собирался сменить, это название.

– Отлично, и не медли с этим. Такое название тебе не подходит. И мне тоже. – Белл вновь зевнула и улеглась. – А теперь прошу меня простить, я слишком устала. Пожалуй, я посплю немного.

В голове Джона пронеслись воспоминания о том, как бесчисленное множество раз он умолял ее очнуться. Поражаясь самому себе, он кивнул.

– Да, – тихо подтвердил он. – Тебе надо поспать. – Он ошеломленно опустился в кресло, в котором провел столько тревожных часов.

Лихорадка отступила! Невероятная, радостная, удивительная новость: лихорадка отступила. Кризис миновал. Джон изумлялся силе чувств, нахлынувших на него. Наконец-то его молитвы были услышаны!

А потом произошло нечто странное: непривычное, теплое ощущение возникло где-то близ его сердца и начало расти.

Он спас ей жизнь.

Джон чувствовал, как спадает с его плеч огромная тяжесть. Это ощущение было реальным, почти физическим.

Он спас Белл жизнь.

В комнате прозвучал голос: «Ты прощен».

Джон быстро взглянул на Белл. Она, по-видимому, ничего не слышала. Странно… Голос показался Джону довольно громким – женский голос, напоминающий голос Аны.

Ана… Закрыв глаза, Джон впервые за пять лет не смог представить ее лицо.

Неужели он наконец-то искупил свой грех? А может, его и не приговаривали к вечным мукам, как он считал?

Джон оглянулся на Белл. Она всегда верила в него.

Он чувствовал себя гораздо сильнее рядом с ней – возможно, подобное происходило и с самой Белл. Вместе они были способны вступить в борьбу со злейшим врагом и победить. Белл выжила, и ему не грозит так ужасавшее его одиночество.

Безумная улыбка исказила его лицо, и он разразился хохотом. Все напряжение предшествующих дней вылилось в этот странный, хриплый смех.

Белл повернулась и открыла глаза. Даже не видя лица Джона, она могла представить себе, как он измучен. Джон медленно повернул голову и взглянул на нее. Его карие глаза переполняли чувства, которым Белл не могла подобрать названия. Не смутившись, она продолжала рассматривать его: глаза Джона ввалились, подбородок зарос щетиной. Обычно густые и блестящие волосы потускнели. Нахмурившись, Белл протянула руку и сжала его ладонь.

– Ты ужасно выглядишь, – заметила она.

Прошло несколько минут, прежде чем Джон сумел ответить.

– О Белл! – хрипло пробормотал он. – Зато ты выглядишь чудесно!

Спустя пару дней Белл стало значительно лучше. Слабость еще сохранилась, но аппетит вернулся к ней, к тому же ее развлекали то и дело появляющиеся гости.

Целый день она не видела Джона. Едва убедившись, что Белл больше не грозит опасность, он сам слег от переутомления. Кэролайн время от времени сообщала Белл о его состоянии, но ее отчеты не отличались разнообразием. Чаще всего она повторяла:

– Он еще спит.

Наконец на третий день после кризиса муж Белл вошел к ней в комнату с робкой улыбкой на лице.

– А я уже отчаялась вновь увидеть тебя, – приветствовала его Белл.

Джон подошел к постели.

– Боюсь, я слишком долго спал.

– Да, мне говорили, – потянувшись, она коснулась его щеки. – Как приятно видеть тебя!

Джон улыбнулся.

– А ты вымыла голову.

– Что? – Белл заложила за ухо блестящий локон. – Ах да. Это было необходимо. Джон, я…

– Белл, я… – эти слова у них вылетели одновременно. – Говори первая.

– Нет, лучше ты.

– Говори, я настаиваю.

– Это просто глупо, – возмутилась Белл. – В конце концов мы женаты, но это волнение…

– Зачем тебе волноваться?

– Из-за Спенсера. – Это имя несколько секунд словно висело в воздухе, прежде чем Белл продолжила: – Нам надо избавиться от него. Ты еще не рассказал о нем родителям?

– Нет. Я предоставляю сделать это тебе.

– Мне не хочется ничего говорить. Они только расстроятся.

– Ну, как хочешь.

– Ты уже обдумал план?