– Что?! – Дженевив уставилась на него, изумленная. – Ты сошел с ума? Я же люблю тебя, какое мне дело до того, кем был твой отец?

– Вот видишь! Как ты не понимаешь, что мне плевать, что на тебе надето, – шелк, муслин или холщовый мешок? – Ричард слегка тряхнул ее. – Дженевив, ты единственная женщина, которую я люблю. И я женюсь на тебе, чего бы мне это ни стоило!

– Ты меня любишь? – эхом откликнулась Дженевив.

– Конечно, люблю. Вопрос лишь в том, взаимно ли это чувство.

– Разве я тебе не сказала, что люблю тебя? – Она положила руки Ричарду на плечи.

Судя по блеску его глаз, он хотел ее поцеловать.

– Сказала, когда болтала всякую чушь. Можно, я снова опущусь на колено?

– Не надо.

– Но ты ведь выйдешь за меня? Без тебя я не буду счастлив, понимаешь?

Дженевив медленно улыбнулась. Она смотрела на Ричарда и видела его таким, как тогда, в склепе, когда он впервые признался ей в любви, – робким, взволнованным, испуганно ждущим ответа. Настоящий Ричард Хармзуорт носил свою самоуверенность и прекрасную одежду как маску. За блестящим фасадом скрывался добрый, великодушный человек с огромным сердцем, способным на любовь и сострадание.

– Ради бога, любимая, перестань мучить меня и скажи «да»!

– Тогда поцелуй меня.

– Прямо сейчас? Еще до твоего ответа?

Дженевив кивнула и торопливо отерла влажные глаза. Она больше не казалась себе жалкой и некрасивой. Она была любима. Ее руки просил самый замечательный человек на свете.

– Да, сейчас.

– Но твоя тетя может войти в любой момент. – Ричард не шелохнулся.

– Пусть.

Должно быть, тетя Люси терпеливо ждала, пока ее племянница и их прекрасный гость уладят все вопросы. Все-таки она всегда была куда более чуткой, чем викарий.

– А если я не поцелую тебя, ты не скажешь мне «да»? – спросил Ричард, и Дженевив кивнула. – Ты невозможно упрямая женщина.

Он наклонился и прижался губами к ее губам. Жар и нега растеклись по ее телу. Глаза затуманились, а сердце сладко сжалось от нежности.

Когда Ричард чуть отстранился, Дженевив улыбнулась и погладила его по щеке.

– Я всем сердцем люблю тебя, Ричард Хармзуорт, и с гордостью стану твоей женой.

Эпилог

Лондон. Апрель 1828 года


– Я не должна быть здесь, – сказала Дженевив, трепеща от волнения.

Она изучала великолепную картину Уильяма Тернера над алебастровой каминной полкой.

Ее муж с нежностью смотрел на нее.

– Милая, без тебя меня бы тоже здесь не было.

Дженевив кивнула.

Ричард расхаживал взад и вперед по огромной гостиной, оформленной в стиле рококо. За последние полгода Дженевив должна была уже привыкнуть к богатым домам и роскоши, но все равно чувствовала себя порой неловко.

– Я чувствую себя идиотом, – признался Ричард, остановившись возле невысокого столика с витыми позолоченными ножками.

– Если ничего не выйдет, выпьем по чашечке чая и откланяемся, – откликнулась Дженевив.

Да, Ричард не был мягким человеком, но за фасадом самоуверенности, как она давно поняла, скрывалось беспокойство за всех, кого он считал близкими людьми. Он заботился о друзьях, о любимой женщине. И как бы сильно, по его словам, ни ненавидел мать, в глубине души переживал их давний конфликт.

И вот сегодня леди Огюста пригласила их в свой дом.

Дженевив сильно удивилась, когда Ричард уведомил мать, вдовствующую леди Хармзуорт, что намерен сочетаться браком. Еще через неделю викарий, вернувшийся из Оксфорда, провел официальную церемонию в Литтл-Деррике. В церкви собрались все жители городка, родные Дженевив, герцог Седжмур с сестрой и ее мужем, чета Холбруков.

Чуть позже тетя Люси перебралась в Поллитон-Плейс, в графство Норфолк, в один из фамильных особняков Хармзуортов, где познакомилась с одним из местных сквайров.

Дженевив простилась с отцом после церемонии бракосочетания и почти сразу же уехала в Лондон, где ей предстояло выступить с лекцией в Британском музее. Ее статья вышла чуть раньше, и она знала, что отец никогда не простит ей самостоятельной научной карьеры. Никакие деньги Хармзуортов и родство с семьей барона были не в силах залечить раны, нанесенные его больному самолюбию. И все же Ричард тайным образом устроил, чтобы доктору Барретту вновь предложили место в колледже, где он когда-то преподавал, и викарий сложил с себя обязанности приходского священника.

Статья Дженевив наделала много шума. Ей предложили исследовать происхождение нескольких других реликвий, история которых ставилась под сомнение, и она с радостью взялась за работу.

Да, семейное грязное белье Хармзуортов снова полоскалось на ветру, как гигантский застиранный флаг. Поначалу Дженевив сильно переживала за мужа, но беспокойство оказалось напрасным: Ричард не преувеличивал, заверяя жену, что его больше не волнуют слухи и сплетни высшего света.

Впрочем, Лондон поговорил и затих, переключившись на другие новости. Невозможно бесконечно обсуждать незаконнорожденного баронета и низкое происхождение его эксцентричной супруги.

Долгий медовый месяц в Италии, Франции и Испании оказался самым лучшим периодом в жизни Дженевив. Она смогла повидать места, о которых прежде только читала. Конечно, она опасалась, что Ричарду будет скучно бродить по развалинам и изучать старинные лабиринты, однако в ее обществе ему везде было интересно. Целыми днями они посещали достопримечательности, вечером отдыхали у моря, а по ночам занимались любовью.

– Ты улыбаешься, – заметил Ричард, продолжая мерить гостиную шагами.

Дженевив смутилась.

– Вспомнила ту гостиницу над Ронсевалем.

Он замедлил шаг и поглядел на нее с любопытством.

– Неужели, моя похотливая женушка?

Ее щеки зарделись.

– Я имела в виду тамошние пейзажи. Помнишь Пиренеи? – попыталась она выкрутиться. – Эта картина напомнила мне вид из окна гостиницы.

– О, конечно, я прекрасно помню вид из окна гостиницы. – Ричард шагнул к ней и заключил в объятия. – Ты сидела на подоконнике, а я приблизился сзади…

– Ричард, прекрати меня тискать! Сейчас придет твоя мать! – Дженевив смущенно хихикнула и отпихнула его руки.

– Да к черту мою мать. Я хочу поцеловать свою женушку.

– Похвальные устремления, сын мой.

Дженевив смущенно охнула и сделала попытку освободиться из цепких объятий супруга. Ричард не отпустил ее. Вместо этого он развернулся всем корпусом, словно вальсируя с ней, и уставился на женщину, появившуюся в арке дверного проема.

– Рад, что ты так считаешь, мама.

У него был надменный тон, способный вызвать неприязнь в любом собеседнике. Едва ли его мать по тому, как напряглась его спина, как выпятилась его челюсть, могла понять, что это всего лишь защитная реакция.

– Ричард, немедленно отпусти меня, – зашипела Дженевив. У нее было малиновое от стыда лицо.

Не таким нелепым образом она хотела познакомиться со свекровью. Ричард нанес визит матери впервые за шестнадцать лет и теперь прикрывался женой, как щитом.

К облегчению Дженевив, хватка Ричарда ослабла, и она отступила, лихорадочно разглаживая складки на платье. Итак, ей предстояло знакомство с женщиной, действия которой в далеком прошлом так осложнили жизнь сына.

Леди Огюста была красива. Даже на пороге пятидесятилетия она выглядела свежо и молодо. Она не расплылась и не усохла, разве что на шее появились едва заметные признаки увядания. Леди Хармзуорт была вовсе не блондинкой, как ожидала Дженевив. У нее была копна черных волос и прекрасные темные глаза под высокими дугами бровей. В ее позе, в гордо выпрямленной спине и вздернутом подбородке был вызов, похожий на тот, который Дженевив порой замечала и в Ричарде. Во взгляде леди Огюсты не было материнского тепла, однако читалась какая-то настороженность, даже тревога. На ней было шелковое лазурное платье, заказанное, должно быть, в Париже, шею украшала цепочка с золотым медальоном, инкрустированным топазами и бриллиантами.

Это была ослепительная и все же обычная женщина, которую много лет назад отверг ее родной сын.

– Не надо смущаться моего присутствия, – довольно холодно сказала леди Огюста. – Я человек широких взглядов.

– Моя супруга немного застенчива, – заметил Ричард. Он отвел Дженевив к дивану и помог сесть.

Дженевив очень хотелось ответить колким замечанием, но она сдержалась. Согласившись сопровождать мужа, она не предполагала, что может стать косточкой для двух сторожевых псов.

Леди Огюста проследовала к дивану и присела рядом с невесткой с изяществом балерины. Дженевив скромно опустила глаза. Как бы ни старалась она следовать этикету и соответствовать новому статусу, ей никогда не стать такой грациозной, как мать Ричарда.

– Спасибо, что сообщил о своей свадьбе, – обратилась леди Огюста к сыну.

Ричард небрежно оперся плечом о каминную полку. Эта расслабленность позы не обманула Дженевив. Она чувствовала, что и мать, и сын напряжены до предела.

– Я счел это правильным шагом.

Леди Огюста приподняла бровь, но не ответила, а повернулась к Дженевив.

– Мой сын забыл о приличиях и не представил нас. Я – ваша пресловутая свекровь, а вы – уважаемая жена моего сына. Все верно? – Она ослепительно улыбнулась. – Я наслышана о фуроре, который вы произвели в академических кругах. Кстати, я посетила вашу лекцию. Блестящая речь.

Дженевив растерянно глянула на Ричарда. Видно было, что он изумлен не меньше ее.

– Я не видела вас среди слушателей.

Леди Огюста снова улыбнулась.

– Так и было задумано. Мое появление отвлекло бы слушателей от вашей лекции. Полагаю, скоро вы сделаете и другие блестящие открытия, а потом станете постоянным лектором Британского музея.

Ричард смотрел на мать так, словно у нее выросли крылья. Или рога и копыта. Судя по всему, недавнее предложение Британского музея, которое получила Дженевив, было отчасти заслугой леди Огюсты.