– Ты плохо знаешь меня. А ведь я просто самовлюбленный идиот. Я никогда не стремился ни к чему хорошему, мной всегда руководила только уязвленная гордость.

– Тебе просто не хватало любви и понимания. Уверена, твоя мать дорожит тобой, хотя ты и не принимаешь этого.

– Ты слишком добра и судишь других по себе.

Она молчала, и Ричард внезапно понял, что она плачет. Он заставил ее плакать. Обернувшись, он поднял за подбородок ее лицо. Глаза влажно блестели.

– Милая…

– Я люблю тебя. Мне неважно, откуда ты, как тебя зовут, кто дал тебе имя. – Голос Дженевив звучал решительно. – Мне важно лишь, что ты – замечательный человек. Сильный, смелый, благородный, умный. Ты ценишь дружбу и умеешь любить. С тобой я чувствую себя особенной. С тобой мне не страшно. И все это – твои личные черты.

Ричард осторожно отер слезы с ее щек. Все его жизненные трудности, все проблемы, которыми он делился сейчас, внезапно стали казаться ему глупыми и надуманными.

– Если идеальная Дженевив Барретт такого высокого мнения о моей персоне, как я могу спорить? – пробормотал он прерывающимся голосом.

Они поцеловались, и это был самый нежный, самый доверчивый поцелуй в жизни обоих. Поцелуй, проникший в самую душу, отпечатавшийся в сердце.

– Я знаю, ты никогда не подведешь меня, – сказала Дженевив с пылом. – Да, теперь я понимаю, почему ты так любишь Сириуса!

– Он просто отличный пес, – смутился Ричард.

– Он отличный пес с неясным происхождением и верным сердцем. Вы с ним – родственные души.

– Подобное сравнение вряд ли польстит моему благородному Сириусу. – Ричард огляделся. – Странно, куда же он запропастился?

– Может, мы плохо искали выход? – спросила Дженевив.

Как раз в этот момент огарок свечи затрещал, запрыгал – наступила темнота.

Девушка торопливо достала из кармана вторую свечу и подожгла фитилек. Не медля, Ричард принялся вновь обшаривать стены склепа. После исповеди у него словно открылось второе дыхание.

Дженевив устало присела на край гробницы. Промокнула влажные глаза подолом платья и случайно смахнула на каменный пол нож. Он отскочил от плиты и улетел куда-то за гробницу, туда, куда годы назад упали несколько каменных изваяний святых.

– Ричард, посвети мне, я должна найти нож.

Он приблизился со свечой. Дженевив склонилась пониже и принялась шарить руками по плитам… И вдруг заметила разлом в полу между двумя статуями.

– Что это? – изумился Ричард.

Передав девушке свечу, он плечом надавил на одну из статуй, с грохотом свалив ее набок и подняв облако пыли.

– Мы искали проход в стене, потому что находимся на уровне земли, а тут есть помещение ниже, – прошептала Дженевив, не веря своим глазам.

Разлом был достаточно широким и внизу угадывались очертания колонн.

– Тайные казематы аббатства? – с усмешкой предположил Ричард.

– Говорили о винных погребах. Но я не вижу воды на полу, – растерянно откликнулась Дженевив.

– Сириус! – крикнул Ричард в разлом и прислушался.

Ему ответило искаженное эхо, а потом раздался звук, похожий на отдаленный лай.

Ричард и Дженевив переглянулись. Уж не послышалось ли им?

– Это он? Это Сириус? – взволнованно спросила Дженевив.

– Либо он, либо огромные крысы, которые съедят нас в один присест, – мрачно пошутил Ричард.

– В любом случае, это надежда. – Глаза девушки сверкнули.

– Сириус! – еще раз позвал Ричард.

И снова эхо. А затем лай, отчетливый лай!

Несколько мгновений спустя лохматый пес выскочил наверх из разлома.

– Вот ты где, бродяга, – обрадовалась Дженевив.

– Нашелся, приятель!

Пес радостно скулил и крутился возле них.

– Посмотри на его шерсть, – воскликнула девушка. – Он мокрый.

– Значит, он нашел воду. Это уже спасение, милая.

Дженевив брезгливо принюхалась.

– И эта вода пахнет довольно плохо.

– Не суди строго. Возможно, эта вода стоит в подвале лет двести.

– Значит, ее нельзя пить. А еще это может означать, что выход, где бы он ни был, затоплен.

Ричард привлек ее к себе.

– Погоди паниковать. Ты заметила, что воздух тут хоть и сырой, но довольно свежий? Это значит, что мы не замурованы.

– Надо выяснить, где носило нашего пса.

– Непременно. – Ричард присел на корточки перед собакой. – Если покажешь путь, Сириус, до конца жизни обещаю кормить тебя паштетом из фазана и мозговыми косточками.

– Едва ли это самая полезная пища, – пробормотала Дженевив.

Ричард улыбнулся, взял собаку за ошейник и скомандовал:

– Домой, Сириус.

Пес нервно заскулил, но остался недвижим. Дженевив подумала было, что он не знает дороги, но после некоторых колебаний Сириус все же начал медленно спускаться в разлом.

Они сползли за ним по наклонной плите, держась за упавшую колонну нижнего яруса. Пламя свечи дрожало, и Дженевив, как могла, защищала его рукой. Перед ними простирался темный коридор. Местами – там, где обвалился потолок, – помещение было завалено землей, кое-где сквозь стены пробились корни деревьев.

Ричард не был особенно верующим человеком. Его молитвы, столь щедро возносимые к небесам, оставались без ответа, и веры в благосклонность Вседержителя в нем почти не осталось. Однако теперь ему хотелось истово молиться – слишком многое было поставлено на карту.

Сириус брел неторопливо, останавливался, обнюхивал углы, снова продолжал трусить вперед. Один коридор перешел в другой, потом в третий. Порой под ногами начинала чавкать жидкая грязь, а иногда им приходилось обходить глубокие лужи, в которые собиралась вода, сочившаяся из стен. Ричард вскоре полностью потерял ориентир. Возможно, они ходили по кругу. Дженевив казалась спокойной, и он не мог прочитать, что таится под ее внешней безмятежностью.

Казалось, прошла целая вечность, когда Дженевив вдруг тронула его руку.

– Посмотри на пламя, Ричард.

Яркий оранжевый язычок кренился в сторону и дико приплясывал.

– Вперед, Сириус, – скомандовал он.

Пес привел их в небольшое помещение, из которого не было выхода. Вдоль стен тянулись полусгнившие деревянные стеллажи. На полу в воде, источавшей гнилостный запах, валялись старые керамические бутылки, черепки и стекляшки. Похоже, когда-то здесь действительно был винный склад.

Сириус уверенно миновал завалы и рванулся в темноту. Послышалась какая-то возня – и все стихло. Дженевив со свечой заторопилась в темный угол.

Когда-то здесь было подвальное окошко, но стекла давно вывалились, а рама сгнила. Каменная кладка в этом месте была невероятно толстой, наружу вел ход, подходящий скорее для собаки, чем для взрослого человека.

Но за дырой шелестела листва!

Оскальзываясь в гнилостной жиже, Ричард подошел ближе.

– Жди тут, – сказал он.

Сунувшись в проход, он принялся работать локтями. Раненая рука отозвалась мучительной болью, но он не обращал на это внимания. Дыра была такой узкой, что с трудом проходили плечи, и Ричард с сарказмом думал: «Самое нелепое – застрять в этой дурацкой дыре!»

Толчок локтями, рывок… Лицо Ричарда уткнулось в густые влажные заросли.

– Как ты там? – раздался позади глуховатый голос Дженевив.

– Почти выбрался.

Он высвободил руки и раздвинул листву руками. Встретившее его солнце оказалось таким ярким, что надолго его ослепило.

– Ну что?

– Свобода…

Дженевив издала стон облегчения.

– Слава Господу!

Ричард лежал на земле и смотрел в бесконечное синее небо.

– Погоди, – крикнул он Дженевив. – Сейчас я вернусь за тобой и подам руку. Выбраться будет проще, если я просто протащу тебя через дыру.

Когда он поднялся, каждая клетка его тела воспротивилась, однако Ричард стиснул зубы, раздвинул заросли и сунулся к провалившемуся окошку. Снаружи после яркого света проход казался дырой в преисподнюю. Сунувшись по пояс внутрь, Ричард вытянул здоровую руку.

– Хватайся!

Дженевив подтянулась и ухватилась обеими руками за протянутую ладонь. Рывок, еще один…

И вот она на свободе!

Свет упал на ее измученное лицо: на лбу царапина, волосы спутались, губы бледные и сухие.

– Господи, – прошептал Ричард, помогая ей выбраться наружу, – ты такая красивая.

Он с трудом верил в то, что им так повезло. Еще пару часов назад он клял судьбу за то, что жизнь должна оборваться в тот самый момент, когда он обрел настоящую любовь. И вот небеса дали ему второй шанс. Шанс, который он не имеет права упустить.

Они огляделись. Часть монастырской стены, почти развалившаяся, шла вдоль зарослей дикого винограда. Возможно, когда-то эти спелые грозди, еще не выродившиеся и не ставшие мелкими и кислыми, превращались в прекрасное монастырское вино. Теперь же они бесформенными кущами цеплялись за булыжники и остатки построек.

Ричард и Дженевив лежали прямо на земле среди зарослей винограда, посасывали кислые ягоды и смотрели в проплывающие вверху облака. Воздух был упоительно сладок. Солнце приятно щекотало лица. У Дженевив подводило от голода живот, а рука Ричарда пульсировала от боли. От земли поднимался холод, но они не боялись замерзнуть. Все мелкие неудобства казались прекрасными признаками того, что они живы и свободны!

Сириус развалился в нескольких шагах от них и жевал виноградную гроздь, морщась и ворча.

Ричард прикрыл глаза. «Дорогой Бог, – говорил он про себя, – благодарю тебя. Ты впервые услышал мои молитвы. И если в жизни человеческой ты приходишь на помощь лишь однажды, то ты выбрал самый правильный момент».

Пение птиц в зарослях, шелест листьев, далекий плеск воды – до чего же прекрасны были эти звуки!

Плеск воды?

Ричард поднялся и огляделся.

– Ты знаешь, где мы? – спросил он и внезапно рассмеялся, падая обратно рядом с любимой.

– В раю? – лениво отозвалась Дженевив, не открывая глаз.

– Ты почти угадала. Хотя очевидно, что рай нас пока подождет. Мы у противоположного берега твоего любимого пруда.