Анна Кэмпбелл - Полночный соблазн

Она усмехнулась. Их положение ухудшалось с каждой минутой, а он продолжал шутить.

– Как раз сегодня я не готовилась быть замурованной заживо, – призналась она.

– Очень жаль. Было бы неплохо перекусить. А еще лучше, выпить пару глотков воды.

– Я вспоминаю наш пикник на реке! – подхватила Дженевив. – Столько всего вкусного пропало даром.

– И не говори, – простонал Ричард. Он вяло улыбнулся. – Взять хотя бы того цыпленка, сыр или…

– Или шампанское.

– С тобой я пьян без всякого вина.

Дженевив вспыхнула от смущения. Ее застенчивость так нравилась Ричарду.

– Вообще, я бы охотно обменяла дюжину бутылок шампанского на стакан воды.

Она была права. Жажда придет первой. Она уже пробирается к ним в склеп, скользя на мягких лапах, заставляя язык шершаво двигаться во рту. Где они – капли, стекающие по запотевшему стеклу прозрачного графина?

Ричард не мог позволить любимой умереть от жажды! Он не мог потерять ее теперь, когда его чувство оказалось взаимным. Всякий раз, когда Дженевив говорила о любви, внутри Ричарда словно наполнялось водами русло реки, пересохшей с самого детства.

– Давай все же подумаем, как спастись, – сказал он. – Есть идеи?

– С идеями как-то небогато, – призналась Дженевив.

Они уселись на ступенях, Дженевив склонила голову на плечо Ричарда.

– Если мы не выберемся, мир не узнает, что подвеска Хармзуортов – подделка. Лорд Невилл будет торжествовать, – проговорила она.

– Да, жаль, что некому будет добавить ему в мед ложку дегтя. – Ричард вскочил и заметался по полутемному помещению. – Мы просто обязаны спастись!

– Я уверена, мы выберемся отсюда, – заявила Дженевив пылко.

Ричарду так хотелось подкрепить ее веру в лучшее.

Он пнул гробницу ногой.

– Ты была бы в безопасности, не потребуйся мне эта чертова подвеска!

– Но тогда мы бы не встретились, – возразила Дженевив.

– Поначалу ты встретила Кристофера Эванса.

– Верно. – Она встала и подошла к Ричарду. – Я люблю тебя, но практически тебя не знаю. – Кончиками пальцев она дотронулась до его щеки.

– Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо в этом мире, – заявил Ричард.

Это было правдой. Даже Кэмерон, его лучший друг, не знал его таким, каким он стал благодаря появлению в его жизни Дженевив Барретт.

– Так ли это?

У Ричарда перехватило дыхание. Кто он? Незаконнорожденный сын барона. Непризнанный баронет. Человек сомнительного происхождения. Ублюдок. Он мог сколько угодно притворяться, будто ему плевать на свое происхождение, и только Кэмерон и Джозеф знали о его истинных чувствах. Мог ли он скрывать свою давнюю затаенную боль от любимой женщины?

И все же он колебался. Открыть ей свою душу целиком, без остатка – означало познакомить ее с истинным Ричардом Хармзуортом – богатым повесой, жестоким, холодным человеком, у которого, как говорили в свете, нет сердца. Он насмехался над миром, презирал его точно так же, как презирал и насмехался над ним весь мир. Стоило ли хрупкой и ранимой Дженевив знать такого Ричарда Хармзуорта?

Она вновь погладила его по щеке.

– Скажи, что тебя мучает. Доверься мне.

Его сердце сжалось мучительно больно. Вся его прежняя жизнь, с ее внутренними демонами и безупречным фасадом, могла лечь сейчас к ногам Дженевив. Каменные стены, которыми он всегда отгораживался от мира, с грохотом рушились от нежного прикосновения любимой руки.

Проклятие!

Со свистом втянув воздух, Ричард зажмурил глаза и приготовился к исповеди.

– Мне самому трудно поверить, что вся эта затея началась с того, что какой-то умник бросил моей матери и мне в лицо прилюдное оскорбление. Конечно, он был не первым, но его выпад вызвал у меня приступ холодного гнева, приведший к дуэли и смерти идиота. Чуть позже пришло решение найти фамильную реликвию. Подвеской всегда владел наследник титула, так уж сложилось. Я решил разыскать подвеску и носить на всех светских приемах, надеясь отмести дальнейшие оскорбления. Сейчас я понимаю, каким ребячеством это выглядит.

– Я помню эти истории из газет. Все завидовали огромному состоянию Хармзуортов, но каждый умник был рад пройтись на счет происхождения сына барона. – Дженевив покачала головой. – Это может любого свести с ума.

– Гордость – непозволительная роскошь для ублюдка, – заметил Ричард. – Вот только мне все никак не удавалось усвоить эту истину.

Дженевив смотрела озадаченно.

– Я не понимаю, в вашей семье откуда появились сведения о незаконнорожденном ребенке? Раз барон признал тебя наследником, можно было избежать скандала.

– Даже не самый блестящий ум способен сделать нехитрые подсчеты. Барон уехал в Россию за шестнадцать месяцев до моего рождения. Очевидно же, что это не было непорочным зачатием. Так что тетка Амелия была совершенно права, когда не стала передавать подвеску мне.

– А что говорит твоя мать?

Дженевив старалась говорить спокойно, но каким-то шестым чувством угадывала, как нелегко Ричарду даются признания. Боль, годами копившаяся внутри, выплескивалась мучительно.

Ричард пожал плечами, словно слова матери для него ничего не значили, хотя именно это и имело значение, да еще какое.

– Ничего существенного.

– Миссис Мишем сказала, что никто не знает, кто твой настоящий отец.

– Примерно так отвечает и моя мать. – Он скривился. – Боюсь, она могла родить меня от какого-нибудь проходимца и потому скрывает правду.

– Ты ненавидишь свою мать?

Ричард постарался скрыть свои эмоции, но выходило так, что он оправдывался.

– Да, это так.

Она осторожно коснулась его волос.

– Я так не думаю.

– В самом деле? – Ричард прищурился. Мудрая Дженевив. Она знает его лучше всех. – Тем не менее моя жизнь могла сложиться совсем иначе, если бы мать была верной женой.

– Это же не значит, что она не любила твоего отца.

Ричарду показалось, что ее тон стал сердитым, словно она в чем-то его винила.

– Это вряд ли, – упрямо возразил он.

– Сын не может судить мать объективно.

– Ты просто не знаешь мою мать.

– Я знаю, что у нее замечательный сын. Значит, она не может быть дурной женщиной.

Ричард хмыкнул.

– А вот лондонский высший свет с тобой не согласен. Ее зовут распутницей.

– Как будто лондонское светское общество – это какой-то человек с идеальной репутацией, – усмехнулась Дженевив.

Ричард опустил голову. Дженевив умна и слишком хороша для него. Она выше сплетен и социальных рамок, умеет смотреть глубже всех, с кем он успел столкнуться на своем жизненном пути. Не в первый раз ему захотелось превратиться в идеального Кристофера Эванса, чтобы составить для нее подходящую пару.

– Дженевив… – начал он не очень уверенно и умолк. Она молчала, ожидая. – Скажи, для тебя действительно неважно мое происхождение?

– Что? – изумилась она. – Да какое мне дело, законнорожденный ты или нет?

– Ну, всем остальным до этого дело есть.

– Неужели? Ты забыл о герцоге Седжмуре и виконте Холбруке. Они принимают тебя таким, какой ты есть.

– Пойми, они мои друзья.

– А я кто?

– Ты – женщина, которую я люблю.

Она стояла в воинственной позе.

– Да что за глупости? Почему я должна винить тебя в том, в чем ты не виноват? И разве происхождение влияет на характер человека?

– О, еще как влияет. Я стал тем, кто я есть, лишь благодаря тому, что я ублюдок.

– Тогда пусть на свете будет больше ублюдков, – огрызнулась Дженевив. Помолчав, она чуть мягче добавила: – Тебе надо отпустить эту ситуацию. А для начала простить себя и мать. Уверена, эта женщина куда лучше, чем ты о ней отзываешься. Ты судишь ее точно так, как ее судит свет. А разве ты не хочешь отличаться от великосветских снобов?

У Ричарда кольнуло сердце. Внезапно далекие образы прорвались сквозь пелену годов. Безоблачное детство, наполненное радостью и безмятежностью. Детство, в котором никто не называл его ублюдком, где он и слова-то такого не знал. Лишь в школе Ричард столкнулся с отторжением, когда его не принимали в игры и дразнили в глаза. А потом появились Кэмерон и Джозеф, с которыми он общался на равных и чувствовал братство.

– Хуже всего мне пришлось в колледже, – сказал Ричард. – Это уже были не просто тычки и шепоток, нет. Побои, бойкоты, откровенное вредительство.

Истинный Ричард Хармзуорт родился именно в колледже Итона. Там сформировался его характер, закаленный кровью, болью и чужой жестокостью. И все же он никогда, ни на минуту не забывал, что человек, который не был его настоящим отцом, благородно признал его наследником и воспитывал, как собственного сына. Умение быть благородным и прощать ошибки Ричард почерпнул у барона Хармзуорта.

– Ты давно не школьник, – заметила Дженевив. – С матерью видишься?

Ричард застонал и отошел к стене. Суд инквизиции продолжался.

– Я избегаю ее, если есть хоть малейшая возможность сделать это.

Дженевив подошла сзади и обняла его за плечи.

– Прости, я не хотела быть слишком жестокой.

– Ничего страшного. Такова жизнь. Я был и останусь ублюдком. Эта правда, которую ничто не изменит.

Он почувствовал, как напряглись ее руки, но не обернулся.

– Меня не волнует твое происхождение, – заявила Дженевив.

– Неужели? – В его тоне сквозил сарказм. – Тогда почему я слышу осуждение в твоем голосе? Ты сердишься.

Она обняла его порывисто, прижавшись всем телом.

– Я сержусь не на тебя, а на этот мир. Как люди могут судить тебя за тайну рождения и не видеть, какой ты на самом деле? Ты защищаешься от мира, но выстроил стену между собой и матерью. Ты отгородился от единственного родного человека.

Ричард закрыл лицо руками. Старые раны на сердце, которые разбередили расспросы Дженевив, открылись и кровоточили. И все же они не болели так мучительно теперь, когда его обнимали любимые руки. Любящие руки.