— Итак, — насмешливо спросил Патрик, — когда вы собираетесь открыть нам свою темную тайну?

Джон Хенкфорд натянуто кивнул:

— Уверяю вас, в этом доме нет ничего предосудительного. Совсем ничего. Когда я говорил о секрете, то имел в виду обыкновенный госпиталь.

— Ах вот оно что? — нахмурился Патрик. — Госпиталь. И кого же вы там лечите? Солдат Бони[19]?

— Не думайте, что мы поддерживаем французов, — испуганно затараторил Джон. — Это совсем не так. Правда, до вас, англичан, нам тоже нет никакого дела. Здесь лечатся пострадавшие на войне парни, и попали они сюда случайно. С нашей стороны это простое милосердие.

Патрик напрягся.

— Значит, дезертиры. И как же они к вам попали?

— Где-то на континенте (где именно, я не знаю) был госпиталь, в котором остались несколько дюжин раненых на попечении единственного врача-хирурга, горького пьяницы. Они там мерли как мухи. Среди них оказался мальчик лет двенадцати — четырнадцати. Он-то и попытался их спасти. Нашел где-то большую лодку, посадил в нее тех, кто мог еще передвигаться, и они поплыли. Куда? Одному Богу известно. В общем, приплыли сюда. Все молодые, не намного его старше. Обреченные на смерть несчастные пехотинцы. Просто чудо, что они спаслись.

— И вы о них заботитесь — как это замечательно! — воскликнула Софи.

— Не забывай, Софи, это французские солдаты, — напомнил Патрик напряженным голосом. — Не исключено, что они просто прикидываются ранеными.

Софи пожала плечами:

— Не верить мистеру Хенкфорду у нас пока нет оснований.

Патрик вспомнил, что лорд Брексби как раз и направил его сюда, чтобы проверить, как идет строительство береговых укреплений, предназначенных для предотвращения высадки французского десанта, который, похоже, они сейчас и обнаружили. Что бы Софи ни говорила, но полностью доверять мистеру Хенкфорду у него тоже не было никаких оснований.

— А тебе известно, милая Софи, — тихо произнес Патрик, — что в мае этого года Англия объявила Наполеону войну?

— Конечно, известно. Но у нас не было выбора, поскольку Аддингтон собирался удержать Мальту. А это нарушило мирный договор.

Патрик невольно улыбнулся. Жена продолжала преподносить ему сюрпризы. Как оказалось, она прекрасно разбирается в международных вопросах.

— Может быть, вы покажете госпиталь? — спросила она, обращаясь к Джону. — Правда, навыков по уходу за больными у меня нет, но я свободно говорю по-французски.

Глаза Джона просияли.

— Неужели? Это превосходно, миссис. Понимаете, по-французски мы говорим очень слабо — я, моя мать и пастор, — а один мальчик, его зовут Генри, немного говорит по-английски. Но все равно этого недостаточно. Очень многого, о чем говорят эти ребята, мы просто не понимаем.

Патрик насупился. Значит, и пастора тоже вовлекли в эту антипатриотическую акцию. Однако раз Хенкфорд и его мать плохо говорят по-французски, то маловероятно, чтобы они действительно симпатизировали Бонапарту.

— Я с удовольствием поговорю с вашими пациентами. — Софи выжидательно посмотрела на Хенкфорда.

— Мне все равно немного беспокойно, мэм, — признался он. — Прошу прощения, но я сомневаюсь, следует ли вести вас в больничное отделение, мэм. Потому что если ваш джентльмен имеет в мыслях рассказать об этом большим людям в Лондоне, то мальчикам несдобровать.

— Я дал вам слово, — возмутился Патрик. — Этого мало?

— Оно, возможно, и так, — мрачно пробормотал Джон. Но затем, видимо, решившись, открыл боковую дверь и пропустил вперед Патрика, Софи и Симону.

Они свернули в арочный проход, ведущий в большую комнату. Патрик отодвинул полог и остановился рядом с Софи. Вся комната была уставлена койками, на каждой лежал раненый. У некоторых были повязки на голове, у других перебинтованы ноги. Странно, но на их появление почти никто не среагировал. Только полная женщина быстро подняла голову, а затем продолжила бинтовать грудь одному из несчастных солдат.

Увидев, как побледнела Софи, Патрик легонько обнял ее за плечи.

— О Боже, Патрик, они же еще совсем мальчики! Ты видишь?

— Они раненые и потому выглядят моложе, — мягко произнес он.

— Нет. — Софи порывисто вздохнула. — Вон тому на вид не больше четырнадцати.

В Индии Патрику приходилось наблюдать похожие ранения в голову. Шансов выжить у этого парня было очень мало.

Внезапно перед ними вырос миниатюрный солдатик, одетый в потрепанную форму французского пехотинца. Руки скрещены на груди, смотрит строго.

— Мистер Хенкфорд, почему вы позволили войти сюда посторонним? — требовательно спросил он по-английски с сильным акцентом. Он буквально буравил Джона своими свирепыми серыми глазами.

Джон откашлялся и начал оправдываться:

— Понимаете, Генри, их клипер зашел в бухту переждать шторм. Эти господа остановятся здесь на ночь. Я был вынужден все рассказать.

Патрик удивленно посмотрел на Хэнкфорда. Последние сомнения в сотрудничестве с французами развеялись. Софи сделала реверанс.

— Должно быть, вы тот мужественный солдат, который спас своих товарищей? — произнесла она, не скрывая восхищения.

Генри взглянул на красивую леди.

— Я только помог им забраться в лодку. Они бы все равно умерли, потому что никакой помощи не было. К сожалению, все не поместились.

Патрик оглядел комнату.

— Но вам удалось спасти десятерых. Это тоже немало. Генри внимательно посмотрел на высокого англичанина. Патрик поклонился.

— Вас можно поздравить, Генри. Вы совершили настоящий подвиг.

Генри смутился.

— Меня зовут Анри. — Внезапно он сделал придворный поклон, в точности по этикету.

Патрик многозначительно посмотрел на жену. Все не так просто, как кажется на первый взгляд. Определенно Генри не простой французский мальчик.

— Сколько вам лет, Генри? — спросил Патрик.

— Почти тринадцать.

— Поразительно. Неужели во французскую пехоту рее начали брать двенадцатилетних?

— Нет, — возразил Генри. — Я был… не знаю, как это называется по-английски. В общем, носил знамя. А в пехотинцы меня должны были произвести после четырнадцати.

Софи сильно сжала руку Патрика.

— Не могли бы вы познакомить меня со своими товарищами? — обратилась она на французском к Генри.

Последнее сопротивление было сломлено. Он просиял и повел ее по комнате, негромко называя имя каждого из раненых.

Патрик задумчиво смотрел им вслед. Во время якобинского террора парню было года три-четыре, но он до сих пор не забыл, как кланяться.

— А как вы вообще оказались в этом монастыре? — Он посмотрел на Хенкфорда.

Тот потупился:

— Мы с мамой члены секты «Семья любви». Вы слышали о такой?

Патрик кивнул. Кто же не слышал о «Семье любви»? Выходцы из Голландии, они появились в Англии еще при Елизавете. Религиозная секта исповедовала, кажется, нудизм и групповой секс. Он бросил взгляд на пухлую даму, которая закончила менять повязку и теперь поправляла простыни раненому рядом. На сторонницу половой свободы она была похожа мало.

— Мне казалось, что «Семья» уже прекратила существование.

— О нет, — уныло проронил Хенкфорд, — кое-кто еще остался. По крайней мере в Уэльсе. Мой дед стал членом секты в 1731 году. Он купил этот монастырь в надежде со временем обосновать здесь настоящую «Семью». Но бабушке образ жизни «Семьи любви» пришелся не по душе, и она их всех отсюда выгнала прочь. Однако позднее моя мать присоединилась к секте вместе со мной.

— Так что, понимаете, когда эти французские мальчики зашли в нашу бухту, отказать им мы не могли.

— Лодкой правил Генри? — спросил Патрик.

— Наверное, — отозвался Хенкфорд. — Я точно не знаю. Они причалили прямо к мысу и затем вошли в бухту. Один из принципов «Семьи» — оказывать помощь всем страждущим.

«Пожалуй, этот монастырь вряд ли может стать форпостом наполеоновского вторжения», — подумал Патрик и окончательно успокоился.

Ужинали на монастырской кухне, за длинным отскобленным ножами столом. В дальнем его конце напротив Симоны, мрачно сгорбившись, сидел Флоре. Дальше расположился Генри, рядом с Софи — он теперь следовал за ней по пятам, — а напротив — Патрик с Хенкфордом и его матерью.

— Какая прелесть этот ужин! — восхитилась Софи. Патрик удивленно посмотрел на жену. Если бы лондонские аристократы могли сейчас видеть свою королеву красоты. Волосы в полном беспорядке, одежда, в общем, тоже требовала внимания, глаза сияют восторгом. И все потому, что она ужинает вместе со своими слугами в монастыре двенадцатого века.

— Да, — отозвался он в тон ей, — это несравненное, неповторимое удовольствие.

Софи наморщила нос.

— Изволите шутить, сэр, а между тем для меня сейчас ужинать, с милейшим Генри, действительно непередаваемое удовольствие.

Патрику очень хотелось сказать, каким образом он мог бы получить непередаваемое удовольствие, но для ушей мальчика, которому еще нет и тринадцати, это вряд ли прозвучало бы благозвучно. Так что лучше было промолчать.

Глава 16

На следующее утро Софи проснулась рано и сразу же выбралась из постели. Патрик лежал, зарывшись в смятые простыни, которые слегка отдавали плесенью. Были видны только копна черных кудрей и кончик уха. Она тихо надела платье, кое-как застегнув крючки без помощи Симоны, влезла в полусапожки, накинула шубку и крадучись выскользнула из комнаты.

Стоило ей скрыться, как Патрик перевернулся и мрачно уставился в потолочные брусья над головой. Да, такого в его жизни еще не бывало. Ему казалось, что жена не устоит перед ним. В сущности, он действительно был именно таким, как она и предполагала, то есть повесой. И все его прежние любовницы неизменно клялись в вечной любви.

Патрик насупил брови. «Какой же я самонадеянный попугай! Решил, что Софи забыла о Брэддоне, за которого совсем недавно собиралась замуж. Ведь прежде все эти заверения в любви мне совершенно не были нужны. Почему же теперь все иначе?»