Разумеется, он знал, почему женится на Софи Йорк. В этом не было сомнения. Потому что до сей поры никогда и ни к кому не испытывал столь острого и неизменно глубокого желания.

Епископ Фоукс нахмурил кустистые брови и предложил жениху взять руку невесты. Он согласился провести эту службу ради памяти покойного брата, отца Патрика, которому в свое время — мальчики доставили немало хлопот. «Но сейчас брат был бы, наверное, счастлив, — подумал Ричард Фоукс. — Я ведь всегда ему советовал: пожени обоих, и они утихомирятся. Вместо этого он отправлял их то на континент, то на Дальний Восток, всякий раз радуясь, когда они возвращались целыми и невредимыми. Брат так и не увидел мальчиков женатыми. Ладно, пришло время начинать церемонию».

Ричард украдкой поправил высокую епископскую шапку, которая имела тенденцию сползать назад.

— Возлюбленные братья и сестры, — произнес нараспев епископ, — мы собрались здесь перед лицом Господа Бога нашего…

Софи затрепетала, глубокий голос епископа оторвал ее от размышлений. Прикосновение Патрика пробудило в ней целую гамму эмоций. Ей вдруг захотелось стремглав бежать из церкви, потому что жизнь впереди начала казаться серой и бесплодной, полной страданий и смятения от сознания, что муж развлекается с другими женщинами.

Привычно проговаривая традиционные слова брачной церемонии, Ричард заметил, что жених все еще держит руку невесты. А следовало бы отпустить. Впрочем, ладно. Скорее всего это будет воспринято как еще одно проявление страстной любви. Им это не помешает, поскольку в воздухе отчетливо пахнет скандалом.

Епископ задумчиво рассматривал племянника: «Боже правый, какие у Патрика забавные брови, прежде я этого не замечал. Они кажутся насмешливо изогнутыми даже сейчас, когда он находится в этом священном месте».

Наконец он повернулся к Софи:

— Согласна ли ты взять этого человека в мужья, чтобы жить с Ним вместе…

Софи опять вспомнила мать, ее слезы, и внезапно в ее сознании быстро пронеслась вся ложь, какую она по просьбе отца говорила матери, многократно обеспечивая ему алиби. Ложь и обман, ложь и обман — вот на чем строится брак.

Рука Патрика напряглась, как будто он знал, о чем она думает. Его глаза улыбались. Они улыбались ей, эти милые черные, очень черные глаза с небольшими лучиками в углах.

Софи выпрямила спину и отчетливо произнесла:

— Согласна.

«Замечательно, — подумал Ричард. — Наконец-то Патрик женится. Причем на девушке из хорошей семьи».

Ему нравилось бледное лицо Софи, ее дрожащие пальцы, когда она положила руку на Библию. Невесты все должны быть маленькие и кроткие. Да, маленькие и кроткие — именно такой тип невесты Ричард считал самым лучшим. Он захлопнул молитвенник и провозгласил:

— Объявляю вас мужем и женой, — успев при этом ловко поправить шапку. Губы Софи зашевелились, но никакого звука не возникло. — Теперь можешь поцеловать жену.

Патрик повернул Софи лицом к себе. Он был очень доволен. Все прошло нормально. У него было сейчас такое же чувство, как тогда, во время покупки в Балтиморе клипера, построенного новой американской компанией. И действительно, корабль с честью выдержал ураган неподалеку от берегов Тринидада и теперь отправлялся в пятое плавание.

Ее голубые глаза были темными, почти черными. На мгновение Патрика испугала скрытая в них холодноватая сдержанность. Он притянул Софи к себе и наклонил голову. Она пассивно подставила ему свои прохладные, не отвечающие губы.

Но нет, разве это любовь, из-за которой спешат обвенчаться? Не такой поцелуй должен быть, совсем не такой. Он прижал невесту плотнее, ладони заскользили по спине, губы стали более требовательными. Неожиданно ее губы смягчились, она расслабилась и прижалась в нему. Ее прерывистое дыхание моментально зажгло в его крови огонь. Голова закружилась, а по всему телу распространилась волна сладостного тепла.

Отстранившись, они несколько секунд смотрели друг на друга как завороженные. Патрик, тяжело дыша, с трудом приходил в себя. Софи тоже волновалась. Заметил ли кто-нибудь, как у нее подгибаются колени?

По церкви прошел неясный ропот. Аристократы к такому не привыкли. Обычно врачующиеся пары быстро разворачивались и под звуки труб. шли вдоль рядов. О том, чтобы так смотреть друг на Друга не могло быть и речи.

— Восхитительно! — произнесла леди Пенелопа Ластер, обращаясь к своей приятельнице.-Просто экстаз какой-то. Я уже склонна думать, что это действительно брак по любви.

— Пенелопа, не будь такой наивной, — отозвалась ее спутница свистящим шепотом. — Когда около месяца назад я обнаружила их в пустой гостиной, он смотрел на нее точно так же. Но поверьте мне, к любви это не имеет никакого отношения. Впрочем, вы этого, конечно, можете и не знать, поскольку никогда не были замужем… — Спохватившись, что сказала лишнее, Сара Престлфилд не закончила фразу.

Пенелопа бросила на приятельницу злой взгляд. «Значит, побывав замужем, Сара считает, что прекрасно разбирается в любви. При этом вдовствует уже лет пятьдесят, не меньше. Да я бы на пари могла съесть свою шляпу, если бы выяснилось, что лорд Прест-филд когда-нибудь смотрел на нее так, как Патрик Фоукс на свою невесту».

— Можешь говорить все что угодно, Сара, но мне они кажутся парой романтических влюбленных.

Леди Престлфилд поджала губы.

— Прошу тебя, Сара, ответь мне, — продолжала Пенелопа, возбуждаясь. — Неужели ты веришь, что женщина, находясь в здравом уме — подчеркиваю, любая женщина, — выберет не Патрика Фоукса, а Слэслоу?

Сара страдальчески поморщилась:

— Пенелопа, ты не учитываешь, что Слэслоу граф и ни одна женщина, находясь, как вы изволили заметить, в здравом уме, не отвергла бы его, предпочтя красавчика Фоукса. Пусть даже и богача.

Теперь новобрачные уже почти дошли до их ряда. Они держались очень близко друг к другу — гораздо ближе, чем это требуется по этикету. Видно, Патрик Фоукс как-то по-особому держал руку. Это еще больше укрепляло уверенность Пенелопы.

Граф Слэслоу шел следом за своей бывшей невестой. Боже, до он похож на бульдога! Пенелопа поежилась. По ее мнению, Патрик со своими пронзительными глазами не шел ни в какое сравнение с пухлым благодушно-любезным Брэддоном. При чем тут титулы, при чем богатство, когда Патрик Фоукс источает такие флюиды чувственности.

— Надо же, — заметила леди Престфилд. — Видишь, вон Эрскин Дьюлэнд. А я слышала, доктора приговорили его к инвалидному креслу.

Пенелопа некоторое время следила за Эрскином (Квиллом, как его называли друзья), по лицу которого нельзя было сказать, что ходьба требует от него каких-то усилий, а затем снова переключила внимание на новобрачных. Массивные церковные двери отворились, и супруги Фоукс, перед тем как начать спускаться по мраморным ступеням, на несколько секунд остановились. Она наблюдала их со спины. В лучах ленивого зимнего солнца Софи как бы вся зажглась бледно-золотистым пламенем, а Патрик по контрасту с ее летним сиянием превратился в окутанного туманом зимнего бога. Пенелопа видела, что он наклонился снова поцеловать невесту, теперь уже жену.

— Как хотите, Сара, — снова заговорила Пенелопа Ластер, — но я решительно настаиваю, что это брак по любви! И больше никаких возражений по этому вопросу выслушивать не намереваюсь.

Плотно сжатые губы Сару слегка испугали. Пенелопа вообще-то была женщиной мягкой, но в некоторых случаях ей лучше было не перечить.

— Хорошо, Пенелопа, хорошо, — прошептала Сара и погладила руку приятельницы. — Я согласна с тобой. Конечно, согласна. Вот и Мария тоже, посмотри, она вытирает слезы. — Графиня Мария Сефтон была одной из самых влиятельных дам в лондонском высшем свете.

Вот так Патрику Фоуксу удалось покорить признанную лондонскую красавицу, заставить ее отвергнуть жениха, своего близкого приятеля, и тут же самому на ней жениться. Причем совершенно безнаказанно. Лондонский свет не только не отвернул от них носы, не только не стал шептать вслед злобные комментарии, а совсем наоборот — преисполнился необыкновенного благодушия. Патрик и Софи, такие милые, прекрасные дети! Влюбленные — что с них возьмешь.

Брэддон мужественно переживал потерю. Вечером, на балу в честь бракосочетания, к нему протолкался лорд Уинкл и поинтересовался, каково это, когда близкий приятель уводит от тебя невесту.

— Так они же как Ромео и Джульетта, — проговорил он без злобно. — Неужели мне надо было стоять у них на пути? Понятное дело, я не смог. Это ведь как у Тристана… — Он начал судорожно вспоминать, какие еще произведения о любви они проходили в школе.

— Как у Тристана и Изольды? — пришла на помощь мисс Сесилия Коммонвилл, повсеместно известная как Сисси.

— Да, верно, — благодарно улыбнулся Брэддон.

— Хотя, пожалуй, это пример не столь романтической любви, как у Ромео и Джульетты, — добавила Сисси, уточняя. — Потому что Тристан приходился Изольде[11] дядей. Можно было бы вспомнить еще одну знаменитую пару влюбленных, Абеляра и Элоизу, но я припоминаю, что с Абеляром случилась какая-то неприятность, так что на них, наверное, тоже ссылаться не стоит[12].

Глаза Брэддона остекленели. Сисси была довольно милой девушкой. Правда, далеко не юной и говорила с каким-то странным придыханием, а так вообще ничего. Неделю назад он вполне мог бы рассматривать ее как возможную невесту, но теперь все поиски закончены.

Не дождавшись ответа, Сисси продолжала:

— Что касается Ромео и Джульетты, лорд Слэслоу, вы не считаете, что история эта закончилась довольно печально? Он отравился…

— Да-да, — проговорил Брэддон, улыбаясь и одновременно осматриваясь. Где мать? Если она в зале, то как лучше улизнуть?

Весть о расторгнутой помолвке мать восприняла, как и положено, очень тяжело. Вначале упала на диван и потребовала лекарств, но, когда Брэддон попытался выскользнуть из гостиной оставив ее с сестрами, она бодро вскочила на ноги и извергла на него поток упреков и претензий, основное содержание которых можно было бы сформулировать одной фразой: «Ты обязан жениться, и немедленно».