– Чарлиниум, – смеется он. – Потому что это светило большое и мощное.

Я закатываю глаза и показываю на другую звезду:

– А вон та?

– Бурриториум. По форме похожа на буррито.

– Это Процион, дурачок. Одиннадцать световых лет от нас.

Чарли заглядывает мне в лицо:

– Значит, нам было по семь, когда загорелся этот свет?

Я киваю:

– С математикой у тебя хорошо. В том году тебе подарили первый скейтборд, верно?

Глаза Чарли расширяются:

– Откуда ты знаешь?

Пора рассказать ему правду. И на этот раз всю. Потому что нам недолго осталось быть вместе.

– Чарли, в тот вечер, когда мы встретились на железнодорожной станции… я тебя уже знала.

Хотелось бы понять, что он сейчас чувствует. Ему просто странно слышать мои слова или они ему неприятны? По лицу не поймешь. Он смотрит на меня так невозмутимо, будто я сказала что-то совершенно невинное, например: «Завтра пойдет дождь».

– Как это?

Я поднимаю глаза к небу:

– В начальной школе ты каждый день рано утром шел мимо моего окна в бассейн. – Украдкой поглядев на Чарли, я вижу, что он вроде бы не шокирован. Можно продолжать. – В четвертом классе ты начал кататься на скейте. В шестом целый месяц не вылезал из бейсбольной формы с фамилией «Гриффи» на спине. В девятом побрился налысо. Я сидела у окна и ждала. Те несколько минут, когда я тебя видела, были главным событием моего дня. Еще до того, как мы встретились, ты стал частью меня.

Заканчиваю свою исповедь и сижу затаив дыхание. Несколько секунд Чарли молчит. Я не тороплю его: разумеется, то, что я сейчас сказала, нужно сперва переварить. Наконец он говорит:

– Не могу поверить! Ты видела меня лысым – и я все равно тебе нравлюсь?

Я смеюсь. Да, Чарли такой. Он может рассмешить меня, когда мне тяжело, как теперь. Он не судит меня, а просто любит такой, какая я есть. И его чувство не изменится, даже если я признаюсь в том, что следила за ним, как самый стремный в мире маньяк.

– Жаль, что я не заглядывал в твое окно. Тогда мы были бы вместе все те годы.

Чарли пока не понимает той истины, которую я поняла уже давно…

– А мы и так были вместе. – Я делаю глубокий вдох и бросаюсь в омут с головой. – Я люблю тебя, Чарли.

Он дотрагивается до моего лица. Заглядывает мне в глаза. У него самого в глазах стоят слезы, но это слезы счастья.

– Я тоже тебя люблю.

Он привлекает меня к себе и целует. Столько раз, сколько на небе звезд. Мы сейчас потратим все те поцелуи, которых лишимся в будущем. Я знаю, что ночи мои сочтены, а дни становятся все короче. Нужно хвататься за каждую оставшуюся минутку. Я прижимаюсь к Чарли изо всех сил, какие у меня еще есть.

Глава 19

Прошло несколько недель. Мы играем в покер у нас дома. Я стала еще более слабой и хрупкой. Мне едва хватает сил, чтобы держать карты, не показывая их остальным игрокам: Чарли, Гарверу, Морган и папе.

Да, и доктору Флеминг. Или Джессике, как папа зовет ее теперь. Звучит странно, но мне нравится. Когда она стала приходить к нам через каждые два-три дня, меня это сначала напрягало. Было очень неудобно отнимать у нее столько времени. Ведь я далеко не единственная, кто в ней нуждается. У доктора Флеминг много других пациентов.

Но вскоре я заметила, как папа ждет ее прихода. Ведь перед визитом врача обычно не надевают нарядную рубашку и лучшие туфли, не причесываются у зеркала. Я обратила на это внимание раньше, чем он сам, и однажды сказала:

– Ты к ней неравнодушен.

– Что? Не понимаю, о чем ты, – ответил папа, и по его щекам разлился румянец.

– Все ты прекрасно понимаешь. И знаешь что? Я одобряю твой выбор. Действуй.

После того как отец отважился пригласить доктора Флеминг, то есть Джессику, на ужин, она стала бывать у нас в доме постоянно. Папа ужасно рад, что ему не придется встречаться с первой попавшейся женщиной, зарегистрированной на сайте знакомств. А я рада, что передаю его в хорошие руки. Доктор Флеминг прекрасно заботилась обо мне все эти годы. Уверена, она и о папе позаботится, когда я умру.

Мысли о смерти пугают меня гораздо меньше, чем раньше. Получилось как с Зои: я осознала, что бояться уже бессмысленно, и страх утратил надо мной власть. Теперь я просто намерена прожить каждую оставшуюся мне секунду как можно насыщеннее. Я ни за кого не беспокоюсь: у всех все будет хорошо. Наверняка. Иначе я просто не смогу уйти.

Чарли видит, как я мучаюсь, и протягивает мне свою руку в качестве картодержателя. Я вкладываю карты в его ладонь.

– Поддерживаю ставку! – объявляю я с улыбкой, зная, что сейчас всех разорю.

Морган сгребает мои чипсы на середину стола. Я выхватываю карты из руки Чарли и выкладываю их на стол:

– Фулл-хаус. Три туза, два короля.

Все стонут. Джессика, качая головой, вскрывается:

– У меня всего одна пара. Две двойки. Плакали мои чипсы!

Морган придвигает ко мне весь чипсовый банк:

– Все, Кэти, в мое казино тебе путь заказан.


Мы шестеро – папа, доктор Флеминг, Морган с Гарвером, Чарли и я – собираемся несколько раз в неделю. Играем в карты, смотрим фильмы, задаем друг другу каверзные вопросы из моей старой книжки «То или это?» – в общем, развлекаемся. Приятно видеть, что папа спокоен и что ему есть с кем провести время, кроме меня. Хотя я не совсем понимаю, какие у них с Джессикой отношения. Однажды, после того как гости разошлись по домам, я собираюсь с духом и прямо спрашиваю:

– Так вы с ней… что-то замутили или она держит тебя во френдзоне?

Папа смотрит на меня озадаченно:

– Я даже не понимаю, Кэти, на каком языке ты говоришь.

– Ну… я хотела спросить, что между вами происходит: у вас романтические отношения, вы друзья или как?

– Или как.

– Папа! – Стараюсь говорить сурово, ведь мне очень-очень нужно докопаться до истины. – Твоя умирающая дочь заслуживает, чтобы ей ответили.

– «Или как» – это и есть мой ответ. Другого у меня пока нет, Кэти. Джессика недавно развелась. А я двадцать лет не ходил на свидания. Поэтому мы не гоним. Просто присматриваемся друг к другу.

Я открываю рот от удивления и выпаливаю:

– Уж не хочешь ли ты сказать, что вы ни разу не целовались?! Женщина встречается с тобой три недели и до сих пор не удостоилась того, чтобы ее чмокнули на прощание?

Папины щеки слегка розовеют.

– Я веду себя как джентльмен.

– Просто сделай это! – призываю я, повторяя рекламный слоган фирмы «Найк», а потом глаза у меня закрываются сами собой. В последнее время я постоянно чувствую усталость. – Пап, она мне нравится. И тебе она нравится. Я хочу, чтобы ты был счастлив. И мама бы этого хотела.

Уже засыпая, я слышу, как он говорит:

– А знаешь? Она ведь действительно чем-то напоминает мне твою маму. Может, ты и права.


Через несколько дней мы с папой и Морган смотрим по телевизору бейсбол. Я укрыта любимым одеялом, ноги лежат на коленях у подруги. Папа сидит на подлокотнике дивана и гладит меня по голове. Я совсем ослабела, даже глотать тяжело. Теперь отец от меня не отходит. Спит на надувном матрасе возле моей кровати, на случай если мне потребуется помощь. А она требуется мне все чаще и чаще.

Во время седьмого иннинга в комнату врывается Чарли.

– Компьютер! Где компьютер? – кричит он.

Папа указывает ему на обеденный стол, за которым недавно работал. Чарли бежит туда, на секунду притормозив, чтобы поцеловать меня в макушку. Хватает ноутбук, плюхается на пол перед диваном и стучит по клавиатуре.

– Поглядите-ка на это!

Он пристраивает ноут на журнальном столике и размашисто ударяет клавишу ввода. Сейчас мы наконец-то увидим, отчего Чарли так завелся. На экране появляется видеоролик: я пою «Песню Чарли» в студии. Признаю без ложной скромности: мой голос звучит хорошо. Да и выгляжу я очень даже неплохо. Морган ахает:

– О боже! Что это? Кэти, ты просто супер!

Чарли улыбается и пожимает плечами:

– Это материал, который я снял во время записи.

Мой пульс ускоряется, и у меня как будто прибавляется сил.

– Ты поешь великолепно! – восторгается папа. – И ты такая красавица, Кэти! Всегда была красива – и внешне, и внутренне.

Я улыбаюсь. Повезло мне с отцом. Надеюсь, он знает, как я ценю его самого и все, что он для меня сделал.

– Поглядите на комментарии! – кричит Морган. – «Я подсела на эту песню!», «Классный голос!», «Она секси!» Упс! Пардон, мистер Пи.

Я так улыбаюсь, будто вот-вот лопну от счастья.

– Погоди-ка, а это что? – спрашиваю я, заметив среди множества положительных отзывов один-единственный, возле которого нарисована рука, показывающая большим пальцем вниз.

– Это? Да так, ничего, – бормочет Морган, прокручивая страницу дальше.

Я ее останавливаю:

– Если мои песни скоро услышат все, я должна научиться принимать критику. Я справлюсь. У всех моих любимых певцов были не только фанаты, но и ненавистники.

– Ну ладно, – вздыхает Морган, – слушай: «Эту песню все хвалят, потому что жалеют бедненькую умирающую девочку». Но ты же понимаешь, Кэти, это чушь собачья!

Хоть я и настаивала на том, что хочу видеть отрицательные отзывы, сейчас у меня такое ощущение, будто я получила кулаком в живот. Неужели это правда? Люди слушают и хвалят меня из жалости?

– А ты видела, чей это комментарий? – спрашивает Чарли.

Я мотаю головой. Морган прокручивает страницу обратно и улыбается, показывая мне подпись: «2LIT4U». Где-то я это уже видела… Точно! Это номер машины Зои!

– Никак не угомонится, сучка! – вспыхивает Морган. – Извините за выражение, мистер Пи, но она и правда такая. Уж на нее-то, Кэти, ты можешь смело наплевать. Она тебе просто завидует.

– Вы лучше сюда посмотрите, – говорит Чарли, сияя.

Он щелкает ссылку в боковой части экрана, и появляется новое видео: девочка-подросток сидит в своей комнате и что-то наигрывает на гитаре. Пробренчав вступление, начинает петь. Это же «Песня Чарли»! Я изумленно смотрю на папу.