– Да. Временами мне даже хочется, чтобы он знал меня не так хорошо, – говорю я.

Это не совсем правда. Я понимаю, как мне повезло, что мой папа так меня любит и понимает. Но мне не хватает любви и понимания других людей, моих сверстников. Я бы очень хотела тоже поехать осенью в колледж, вместо того чтобы просто смотреть, как чужие вселенные расширяются, а моя сжимается. Мое положение угнетает меня, особенно в последнее время. Недавно я поняла, что из-за моей болезни даже самые близкие люди никогда не будут относиться ко мне как к взрослому человеку. Никогда не перестанут пасти и нянчить меня.

– Ну? Теперь десерт? – спрашивает Чарли.

Я киваю.

– Протяни руки и закрой глаза.

– Только не это! – вздыхаю я, но все-таки выполняю команду.

Чарли высыпает что-то мне в ладони.

– Можешь смотреть.

Это разноцветное драже из такой же пачки, которую Чарли несколько раз подбирал и возвращал мне в день нашего знакомства, перед тем как я убежала хоронить несуществующего кота. Я улыбаюсь.

– Почти приехали! – сообщает Чарли.

Я выглядываю в окно и вижу на горизонте небоскребы Сиэтла. Даже не знаю, чего я ожидала, но это потрясло меня до глубины души: впервые в жизни я приехала в большой город! Хочу увидеть все: и башню Спейс-Нидл, и другие достопримечательности. Любопытно, каково это – жить и работать в мегаполисе, гудящем день и ночь?

– Сиэтл?! Круто!

Поезд останавливается, мы выходим. Куда мы идем, не знаю. Думаю, у Чарли тоже нет определенного плана. Наверное, он решил: «Приедем, а там видно будет. Сориентируемся по ходу». Мы просто гуляем и оказываемся у моря. Здесь все так ново, так интересно! Мне нравится любоваться огнями, которые как будто никогда не гаснут! Честное слово: ничего большего и не нужно.

Улицы вьются бесконечным лабиринтом, на каждом шагу кафе. Я кручу головой, разинув рот. Детям, по-моему, уже пора спать, но многие до сих пор сидят за столиками вместе с родителями. Парни в узких штанах, с хипстерскими усами и бородами попивают кофе, уткнувшись в свои гаджеты. Влюбленные чокаются бокалами с шампанским.

Но что меня особенно поражает, так это количество уличных артистов. В нашем городке я была одна. Здесь, в Сиэтле, чуть ли не у каждого второго какой-нибудь талант. Вот фокусник рвет на мелкие клочки стодолларовую бумажку. Опля! Она опять целая. А вон там, в парке, парни, раздевшись до пояса, танцуют самый крутой брейк, какой я только видела: закручиваются кренделями, вертятся на головах, делают сальто назад, перепрыгивая друг через друга. Попадаются люди, наряженные и загримированные под статуи: что с ними ни делай – и пальцем не пошевелят. Проверено на собственном опыте: мы с Чарли изо всех сил пытались рассмешить Майкла Джексона, выкрашенного серебрянкой, а у него на лице ни один мускул не дрогнул. Мы просто сфотографировались с ним и оставили ему несколько долларов.

Ну и конечно же, здесь много певцов. Причем с прекрасными голосами. Если бы я жила здесь, мне приходилось бы выдерживать жесткую конкуренцию. Наверное, следовало бы радоваться, что я от этого избавлена, но мой мозг сверлит мысль: «Давай! Расчехляй гитару! Покажи, что тоже умеешь дергать струны! Пусть и твоя песня вольется в это многоголосье!» Я вдруг почувствовала себя так, словно оказалась в кругу своих. Среди людей, с которыми можно до рассвета петь, играть, разговаривать о музыке и о стихах. Все это ждет меня здесь!

Мы с Чарли, не скрывая восхищения, осматриваем Олимпийский парк скульптур, Пайонир-сквер и рынок Пайк-Плейс-маркет, куда рыбаки целыми контейнерами свозят огромных скатов, окуней и лососей. Потом находим притулившуюся в уголке старенькую фотокабинку, уютно устраиваемся, и аппарат щелкает четыре раза: мы улыбаемся, корчим рожи, ставим друг другу рожки и наконец целуемся. Лента со снимками появляется через несколько долгих минут, но оно того стоит! Я сразу же присваиваю фотографии.

– Буду хранить их вечно! – заявляю я совершенно серьезно.

Чарли берет меня за руку, и мы идем по какой-то людной улице, а потом по пустынному переулку. Останавливаемся перед ветхим зданием со старомодной маркизой над входом. Никакой вывески, никакой афиши. Ничего не понимаю. Чарли смотрит на меня, улыбаясь от уха до уха.

– Что это за место? – спрашиваю я.

– Твой сюрприз, – отвечает он, подавая вышибале два билета и деньги.

Вообще-то, на двери написано, что вход разрешен только лицам старше двадцати одного года, но верзила не спрашивает у нас документов. Это хорошо. Ведь фальшивых у меня нет, а настоящее удостоверение я оставила дома на кухонной столешнице. И там указано, что мне всего восемнадцать.

– Я думала – Сиэтл и есть сюрприз!

Чарли мотает головой и улыбается еще шире. Мы входим. Он отдает гитару и мой жакет гардеробщице. Другой верзила открывает перед нами следующую дверь. Внутри бухает музыка, вспыхивают огни. Помещение, которое раньше, похоже, было складом, набито зрителями до отказа. А на импровизированной сцене – одна из самых моих любимых групп, играющих альтернативный рок. Потная и счастливая толпа движется в такт музыке.

– Это закрытый концерт! – кричит Чарли мне в ухо. – Я вчера о нем узнал и взял для нас билеты. Ты вроде говорила, что тебе нравятся эти ребята!

– Еще как!

– Твое первое живое шоу!

– Боже мой! Здесь так здорово!

Само по себе это огромное, продуваемое сквозняками помещение ничем не примечательно, но люди, но атмосфера… Я никогда еще не видела столько разноцветных шевелюр, столько татуировок, столько серег на разных частях тела. Такое ощущение, будто я попала на страницы одного из тех музыкальных журналов, какими я зачитываюсь у себя в комнате. Я нашла родное племя креативщиков. Кто знал, что все эти годы люди, близкие мне по духу, были совсем рядом!

Озираюсь, не веря собственным глазам. Вокруг полно того, чего мне не хватало в четырех стенах, в моем маленьком городке, в моей маленькой жизни! Здесь все подлинное, и это гораздо интереснее, чем те замечательные композиции, при помощи которых мой любящий папа пытался знакомить меня с миром: саванна в подвале или пляж на чердаке, где вместо моря горячая ванна, резиновые игрушки, огромные фотографии чаек, дельфинов, акул и китов. Сейчас же, не сходя с места, даю себе клятву хвататься за все, что предлагает жизнь. Больше я ни дня не буду заложницей болезни.

Мне становится ясно: я не только с Чарли должна поговорить. Я уже давно должна была поговорить с отцом, причем очень серьезно. Теперь я знаю, что мне доступно гораздо больше, чем я представляла себе до этого вечера. Может быть, даже настоящий колледж вместо лекций онлайн. Как говорится, была бы воля, способ найдется. А воля у меня железная.

Пока я обдумываю грандиозные планы, наслаждаясь картинами и звуками этого потрясающего места, Чарли пробирается сквозь толпу, таща меня на буксире. Лавируя, как опытный лоцман, он отыскивает лазейки между людскими островками, куда можно проскользнуть. Так мы вскоре оказываемся прямо перед сценой. Пришлось потихоньку подвинуть целую кучу народу, но никто ничего не заметил, и никто на нас не наезжает.

Сияя, оборачиваюсь к Чарли. Он кладет руки мне на бедра, и мы танцуем что-то вроде школьного танца, который он показывал мне на вечеринке, только еще круче. Вокруг все меняется, как в калейдоскопе, но вижу я только Чарли. В этот момент больше никто и ничто не имеет для меня значения.

Под следующую взрывную рок-композицию все начинают прыгать. Разношерстная толпа подчиняется единому ритму. Мы с Чарли тоже скачем как ненормальные. Я наэлектризована музыкой и энергетикой этого места. Я никогда не ощущала такой остроты жизни, и мне внезапно становится ясно, что это, может быть, уже не повторится. Нужно сохранить в памяти все до мельчайших подробностей. До последней секунды.


Музыка заканчивается гораздо раньше, чем я бы хотела. Забрав в гардеробе жакет и гитару, мы возвращаемся на набережную. После концерта я как пьяная. Кажется, что под ногами не тротуар, а вода.

– Это было потрясно! – кричу я, пожалуй, чересчур громко: в ушах все еще гудит и мне трудно регулировать звук.

– Знаю, – улыбается Чарли.

Я запрокидываю голову и ору еще сильнее:

– Живая музыка – это супер!

Чарли смеется.

– Да! – кричит он в ответ.

Я останавливаюсь и беру его за руку. Трудно выразить, до какой степени Чарли изменил мир вокруг. Еще недавно мне не верилось, что больная девушка вроде меня может понравиться парню, а теперь я возлагаю на будущее огромные надежды! Пытаюсь найти нужные слова и в итоге просто говорю:

– Спасибо.

Растрепанные волосы и веселые глаза придают Чарли сходство с любопытным щенком. Обожаю, когда он так на меня смотрит. Он не может прочесть мои мысли, но как будто знает, о чем я думаю.

– Пожалуйста. Теперь твоя очередь.

Чарли бережно ставит мою гитару на землю и раскрывает хитроумные замочки. Потом укладывает открытый футляр, чтобы в него можно было бросать монеты, а инструмент передает мне. Я делаю шаг назад и выставляю перед собой ладони:

– Что? Нет! Ни в коем случае!

– Ты задолжала мне песню.

Я мотаю головой:

– Не могу… играть здесь.

Мы ведь не в нашем городишке. К дебюту в большом городе я не готова. По крайней мере, сегодня. Сейчас.

– Давай! – не успокаивается Чарли. – Сама же говорила: живые концерты лучше всего!

– Ты есть не хочешь? Я хочу, – говорю я, похлопывая себя по животу. – Помнишь, сколько симпатичных кафе мы видели?

– Кэти, – произносит Чарли так искренне и серьезно, что я замолкаю. – Мы в новом для нас городе под звездным небом. Для того чтобы эта ночь стала лучшей в нашей жизни, не хватает только твоей песни.

Он пожимает плечами. Черт! Какой же он милый! Я начинаю колебаться. Вообще-то, я обязана ему гораздо большим, нежели трехминутным пением под гитару. Так что останусь должна, даже если спою.

– Подумай о себе, – продолжает Чарли. – Забудь об остальных. Не важно, чего хочу я или хочет кто-нибудь еще. Важно только то, чего сейчас хочешь ты.