Чарли вытаскивает кег из багажника так же легко, как туда положил, и ставит на землю. Гарвер и ботаники катят бочонок к шикарному дому, который весь гудит: музыка играет громко, но возбужденные голоса ее заглушают. Чем ближе мы подходим, тем медленнее ребята катят кег. Наконец они совсем останавливаются. Гарвер нервно покашливает:

– Может, зря мы? Мы ведь эту Зои даже не знаем…

– Я знаю, – заявляет Морган. – Она дрянь. Согласна с Гарвером, давайте уматывать отсюда.

– Расслабьтесь, ребята, – говорит парень в бабочке, стриженный под горшок. – Я с ней общался на прошлой неделе.

– Когда она чуть не сбила тебя своей тачкой и назвала оленем? – парировал Гарвер и посмотрел на друга, будто изумляясь его тупости. – Это не общение.

– А вот и нет! – запротестовал Горшок-с-бабочкой. – Я сказал: «Извини». Мы обменялись репликами, значит диалог состоялся.

– Все будет пучком, пошли, – успокаивает их Чарли, протягивая мне руку.

Я беру ее и поднимаюсь вместе с ним по ступенькам крыльца. Морган хватает меня за вторую руку и тянет назад:

– Уверена, Кэти?

Я, сглотнув, киваю:

– Да. Кажется.

– Запомни: если кто-нибудь хотя бы косо посмотрит на тебя, будет иметь дело со мной.

– Слава богу, что я твоя подруга. А то страшно представить, каково это – быть с тобой в плохих отношениях.

Морган, смеясь, отпускает меня. Теперь мы все стоим перед дверью. Чарли берется за массивное медное кольцо с головой льва и громко стучит. Оттого что он держит меня за руку, мне хорошо и спокойно, словно ничего плохого случиться не может. Кажется, с ним я вошла бы не только сюда, но и в настоящие врата ада.

На пороге появляется Зои. Воспоминания об издевательствах накатывают на меня с такой силой, что я прикусываю губу, чтобы не вскрикнуть. Она почти не изменилась. Только повзрослела, конечно, и стала еще красивее.

Зои не замечает меня, будто я пустое место. Зато при виде Чарли ее глаза загораются. Ощущаю укол ревности, хотя это нелепо: ведь я на этого парня не претендую. У нас просто свидание, а не свадьба.

– А я все думаю: ну где же ты? – мурлычет Зои явно не тем голосом, каким разговаривает обычно, и виснет на плече Чарли, словно они стоят на палубе тонущего «Титаника».

Чарли осторожно высвобождается.

– Извини, что опоздал. Мы вроде как разогревались у Гарвера.

Хозяйка вечеринки морщит нос, оглядывая тех, кого Чарли предпочел ей: меня – девчонку, которую, как, наверное, кажется Зои, она видит первый раз в жизни; Морган, сверлящую ее взглядом, будто она готова при первом же неосторожном слове выцарапать Зои глаза; троих парней, на которых та никогда не обратила бы внимания.

– Прошу прощения, а кто эти люди?

Чарли пожимает плечами:

– Мои друзья.

Зои застыла на пороге. Лицо ее выражает нечто очень близкое к отвращению, и похоже, что она сейчас захлопнет дверь прямо у нас перед носом. Но именно в эту секунду Чарли говорит:

– Мы принесли пива.

Гарвер хочет для наглядности приподнять кег и, как ему советовал Чарли, сгибает не спину, а колени. Но это не сильно помогает. К нему присоединяются друзья, и втроем им таки удается при помощи той же тактики оторвать бочонок от пола. Зои хмурится, однако делает шаг в сторону, чтобы их пропустить.

Я медленно выдыхаю. Кризис миновал. По крайней мере, на какое-то время. Похоже, Зои не узнала ту самую Кровопийцу, которую мучила в начальной школе.

Гарвер и его друзья кое-как втаскивают кег на кухню. Их встречают радостными возгласами. Три ботаника становятся героями вечеринки: им рады до тех пор, пока пиво не кончится.

Мы с Чарли идем в гостиную. В красиво обставленном доме нет ни одного свободного уголка: везде народ. Из невидимой стереосистемы, как из насоса, бьет струей хип-хоп. Гости пьют из красных пластиковых стаканов, смеются, флиртуют, пытаются разговаривать, перекрикивая музыку, и проливают напитки на восточные ковры – наверное, дорогущие. Чем не сцена одного из фильмов Джона Хьюза восьмидесятых? Мы с папой столько раз их смотрели! Неужели я в кои-то веки провожу время, как все люди моего возраста? Это так тупо, так банально и… так прекрасно.

Мы пробираемся в гущу толпы. Чарли на ходу здоровается со знакомыми. Кто-то говорит ему: «Дай пять!» – кто-то хлопает по спине. Похоже, он здесь всеобщий любимец. А девушку, которая идет позади него, если и замечают, то вида не подают.

Постепенно мой восторг сменяется беспокойством. Мысли лихорадочно путаются. Понятия не имею, как вести себя с этими людьми и как отвечать на их неизбежные вопросы о том, где я пряталась до сих пор. Чарли, видимо, чувствует, что мне не по себе, и обнимает меня за талию. Я расслабляюсь, круговерть в мозгах прекращается. Морган, от которой ничего нельзя скрыть, замечает это.

– Пойду… разведаю обстановку. В общем, оставлю вас, – говорит она и, наклонившись ко мне, шепчет: – Я горжусь, что у меня такая смелая подруга! Слабак не заявился бы сюда на твоем месте. И еще раз говорю тебе: ты нравишься Чарли. Ну а если что, мигни мне – и я спалю этот вертеп!

Морган уходит. Какой-то парень протягивает ей красный стакан. Она, не останавливаясь, берет и отпивает. Интересно, есть ли здесь что-нибудь, кроме пива, от одного запаха которого меня тошнит? Стоит ли вообще пить или лучше не искушать судьбу? До сих пор я только один раз пробовала алкоголь. Это случилось у Морган. Ее родителей дома не было, и мы решили пропустить по рюмочке странной зеленой жидкости – мятного ликера. После этого меня рвало, а потом я навсегда разлюбила мятный пирог мамы Морган, который мне раньше так нравился. В это пойло, видно, добавляют какой-то секретный ингредиент. Потому-то оно и кажется таким вкусным. Поначалу.

Я поднимаю голову и смотрю на Чарли, а он смотрит на меня. Мы подходим к столу, приспособленному под бар. Застенчивость обрушивается на меня, как цунами.

– Морган веселая, – говорит Чарли, оглядываясь через плечо. – Давно вы дружите?

– Сколько себя помню, – отвечаю я. – Хотя нет. Есть у меня и более ранние смутные воспоминания. Например, как я объясняла кукле, что нельзя есть бумагу, и в процессе сама сжевала целый блокнот. Дело кончилось вызовом «скорой». Мне было года два. А в другой раз я смотрела мультик и до того увлеклась, что засунула туфлю Барби себе в нос. Мама не углядела, потому что готовила мне обед. Так я опять попала к дяденькам в белых халатах… А-а-а-а-а… Опять меня понесло. Извини. Я болтаю без умолку, когда нервничаю.

Чарли с усмешкой протягивает мне стакан с чем-то розовым, похожим на сок. На вкус в тысячу раз приятнее, чем мятный ликер. Я глупо улыбаюсь.

– Уже заметил, – сухо произносит Чарли. – А почему ты нервничаешь?

Я выдаю упрощенную версию:

– Потому что никого здесь не знаю.

– А я знаю всех этих идиотов. Тебе не из-за чего переживать.

– Да ладно! Всех знать невозможно.

Чарли оглядывает комнату и осторожно указывает на громогласного высокого рыжего парня, который одну за другой опрокидывает в себя стопки с чем-то крепким.

– Видишь этого чувака? Изображает отморозка, а в школе занимается по программам повышенной сложности. Собирается в Йель, но косит под тупицу.

Я киваю. Йель… Человек туда едет и не хочет, чтобы об этом знали!

– Это действительно тупо. В смысле – Лига плюща…[5] это ведь лучше некуда! На его месте я бы футболку с логотипом не снимала! Как бы мне тоже хотелось туда поехать…

– Так поезжай. Разве они могут не взять лучшую выпускницу твоей крутой домашней школы?

Я слегка прижимаюсь к Чарли. Он теплый, но твердый. Нежный, но сильный. Мне нравится это сочетание. На долю секунды мелькает мысль, что надо все рассказать. Дескать, никуда я поехать не могу из-за своей пигментной ксеродермы. Пожалуй, попробую пошутить: «Если только откроется ночной университет…» Но нет. Не нужно портить вечер, который может стать таким чудесным. Для правды время еще не настало.

– Все довольно сложно… – начинаю я и внезапно спрашиваю, указывая на девушку в суперобтягивающем платье с суперглубоким вырезом – А это кто такая?

– До десятого класса носила брекеты с дугами, торчащими изо рта, а теперь, видимо, пытается наверстать упущенное. А вот он, – Чарли кивает на прыщавого коротышку, – описался на экскурсии в шестом классе. Вон та девчонка подсела на таблетки. А того парня видишь? У него офигенно длинные пальцы. Входит в десятку лучших виолончелистов штата. Он классный.

Чарли как будто бы не придает большого значения тому, о чем говорит, а у меня в голове так и вертятся две мысли. Первая: я слишком многое пропустила; вторая: человеку никогда не удается окончательно избавиться от своего прошлого. Даже когда эти же люди соберутся на пятидесятилетний юбилей своего выпуска, они по-прежнему будут друг для друга девчонкой с брекетами, мальчиком в мокрых штанах и так далее. Поэтому разговор, в результате которого может выясниться, что я Кровопийца, лучше отложить на неопределенный срок.

Какой-то парень, возникший из ниоткуда, прыгает Чарли на спину. Тот вздрагивает и застывает – кажется, вот-вот сбросит шалуна на пол, но, поняв, кто это, улыбается.

– Ура! – кричит парень. – Чарли вернулся! Куда ты от нас слинял? Мы… – Заметив меня, он замолкает.

Еще один друг Чарли направляется к нам и тащит столько стаканов, что непонятно, как они уместились у него в руках.

– Кто это с тобой, Чарли? – интересуется прыгун.

– Оуэн, Уэс, знакомьтесь, это Кэти, – говорит Чарли, указывая на каждого из них, чтобы я знала, кто есть кто.

Уэс целует мне руку влажными от пива губами:

– Кэти, ты волшебница. Открой нам свой секрет.

Я смотрю на Чарли, потом на его друга:

– Ты о чем?

– Тебе удалось притащить этого парня на вечеринку, и он вроде бы улыбается! Давненько мы его таким не видели! – поясняет Оуэн, обнимая Чарли за плечи.

Мы болтаем и смеемся, как старые приятели, и я совсем не чувствую неловкости. Никто не спрашивает, почему целых восемнадцать лет меня никто не видел, и мне не приходится отвечать. Это огромное облегчение. Я и не надеялась, что все будет так просто. При моем появлении ничего страшного не произошло. Мне меньше всего хотелось кому-либо объяснять свое длительное отсутствие. Подобная перспектива тревожила меня, из-за этого я не делала более настойчивых попыток жить как все. Теперь, чтобы запереться в четырех стенах, нужно искать новую отговорку.