Извозчик высадил ее у въезда в Шипхем-Холл. Меррин положила руку на кованые ворота, за которыми начиналась подъездная дорожка. Дом стоял чуть в стороне от дороги – елизаветинский особняк из дерева и кирпича, такой скромный фамильный домик. Где-то в саду слышались детские голоса – их обладатели, закутанные в шарфы и муфты, громко перекликались в лабиринте живых изгородей, что виднелись за лужайками слева от дома. Няня в чепце и хрустящем белом переднике, выглядывающем из-под пальто, сама казалась немногим старше своих воспитанников – она бегала, смеялась и валялась в снегу вместе с детьми, хотя уже и задыхалась от бега. Меррин заметила, что среди играющих есть довольно большая девочка лет семи-восьми, с темными волосами, заплетенными в длинную косу. Она держала за руку малышку лет двух от роду. Еще там был маленький мальчик лет пяти и светловолосая девочка, постарше, чем остальные дети. Она потеряла свою шляпку, и ее волосы – точно такого же оттенка, что и у самой Меррин, – сияли в неласковых лучах зимнего солнца.

Няня протянула руки к младшей девочке, и та, радостно смеясь, в них упала. Старшие же все вместе направились к дому и стали подниматься на террасу по оледеневшим ступенькам. Они шли склонив головки друг к другу, явно обсуждая что-то важное. Меррин услышала, как из дома их позвал женский голос:

– Сьюзен! Энн! Идите домой, да не забудьте вымыть руки! Скоро будем пить чай!

У Меррин екнуло сердце. Она пригляделась к девочке с волосами цвета позолоченного серебра.

Лорду Скотту из Шипхем-Холла… миниатюру моего сына Стивена…

– Сьюзен! Энн! – громче позвала девочек женщина и вышла на террасу. Высокая, в поношенном цветастом платье, из-под кружевного чепчика выбиваются густые темные волосы с легкой сединой. Улыбаясь, она взяла девочек за руки. Они повернулись, чтобы войти в дом, и у Меррин чуть не остановилось сердце.

На мгновение ей показалось, что она видит Китти Фарн, повзрослевшую, постаревшую, но все такую же симпатичную, круглолицую и улыбчивую. Меррин, видимо, невольно сделала какое-то движение, потому что ее заметили и остановились. Девочка по имени Сьюзен посмотрела прямо на Меррин. У нее были ярко-синие глаза – точно такие же, как у Меррин с Джоанной. Она нерешительно улыбнулась, и Меррин увидела, как на щеках у нее появились ямочки, точно как у Тэсс. Меррин вцепилась в кованые прутья забора. Холодный металл обжигал руки даже через перчатки. В ушах зашумело, и ей показалось, что она сейчас упадет в обморок. Няня по-прежнему играла с младшими на лужайке. Меррин слышала их смех и голоса, но они доносились откуда-то издалека.

Меррин охватила паника. У нее осталось только одно желание – бежать! Подальше от залитого солнцем сада и синеглазой девочки с золотистыми волосами. Перед глазами у нее внезапно замелькали картинки, события разматывались, словно катушка хлопковой нити. Как странно, что иногда вдруг в памяти возникают давно забытые мелкие детали. Меррин сейчас вспомнила, что в последний вечер, когда она видела Китти, ее фигура показалась ей сильно округлившейся. Ей, тогда тринадцатилетней девочке, Китти показалась просто толстой. Меррин даже подумала, что она, наверное, очень несчастна и потому ест много сладкого.

И, думая об этом сейчас, она поняла, что Китти выглядела беременной.

Меррин заставила себя тронуться с места, но ноги, казалось, налились свинцом. Она чувствовала, что дрожит в своей шубке. Она совершенно замерзла. Эта девочка, должно быть, дочь Стивена, ребенок, о котором никто не знал, за исключением Гаррика, поняла она. Он-то, без сомнения, знал о девочке, но делал все от него зависящее, чтобы сохранить ее существование в тайне, в том числе и от Меррин. Ее затопило холодное, как зимняя ночь, отчаяние. Она так любила Шуну, маленькую дочку Джоанны, а дочку Стивена она бы просто обожала. Меррин показалось, что ее сердце сейчас разорвется надвое.

Она услышала за спиной скрежет каретных колес, и затылок у нее кольнуло от нехорошего предчувствия. Меррин медленно-медленно обернулась. Она знала, что это Гаррик. И подумала, что он, видимо, приехал защищать семью Китти и ее ребенка, как делал все последние двенадцать лет.

Гаррик спрыгнул с брички и зашагал к Меррин. Пошел крупный снег, с неба стали падать большие белые хлопья. Гаррик выглядел усталым, щеки его покрывала щетина. Меррин осознала, что он, должно быть, всю ночь провел в дороге.

– Меррин, – начал было он и протянул к ней руку, но Меррин отшатнулась.

Ее охватила дикая боль, заслонившая все остальное.

– Ты знал, – произнесла она. – Ты знал, как отчаянно я скучаю по Стивену. У меня ничего от него не осталось, абсолютно ничего. – У нее сорвался голос. – И все это время тебе было известно, что у Стивена остался ребенок. Ты собирался на мне жениться, но не собирался об этом рассказывать.

Снег летел Меррин в лицо, она сердито смахивала его вместе с обжигающими слезами ярости и отчаяния. Уголком глаза она заметила, что похожая на Китти женщина спускается по ступенькам и направляется к ним. Она заметила, как Гаррик взглянул на нее и снова перевел взгляд на Меррин.

– Нам надо поговорить, – начал он, но замолчал, поскольку Меррин отрицательно покачала головой.

– Я не хочу с тобой разговаривать, – сказала она. – Я не хочу тебя больше видеть.

Женщина подошла к воротам.

– Гаррик! – с улыбкой позвала она. – Мы не знали, что ты приедешь. Ты бы предупредил. – Она посмотрела на Меррин и перестала улыбаться.

Меррин повернулась и пошла прочь. Она чувствовала себя окоченевшей внутри и снаружи. И думать она могла только об одном: что эта девочка – дочка Стивена, а Гаррик ничего ей не сказал. Все становится понятно, подумала она. Гаррик сказал, что произошла ссора. Он узнал, что Китти беременна от Стивена. Возможно, они сказали ему, что собираются сбежать, и Гаррик застрелил Стивена из ревности и мести. А потом организовал заговор молчания вместе со Скоттами, чтобы родственники Стивена никогда не узнали о существовании его ребенка.

Меррин снова скрутило горе, вонзилось в нее как острый нож. Она даже не представляла, что такое бывает. Огромная боль и гнев. И еще что-то почти незаметное – тихий-тихий внутренний голос, который, несмотря на все доказательства, продолжал шептать, что она не права. Что человек, который защищал ее, загораживая своим телом перед лицом смерти, не мог так поступить. Этот голос нашептывал, чтобы она не теряла веру и еще раз как следует все обдумала. Ведь она любит Гаррика, несмотря на то что не доверяет ему. Ее любовь не совсем мертва.

Меррин вспомнила, что было три выстрела. Две пули попали в Стивена, но что случилось с третьей? Гаррик сказал, что Стивен пытался убить Китти, но Меррин предпочла ему не поверить, поскольку не сомневалась – Стивен и Китти любили друг друга. Но если она зря ему не поверила, и он сказал правду… тогда получается, что Гаррик защищал Китти и пытался спасти ее от Стивена. А раз Китти была тогда беременна, то он, наверное, увез ее за границу, чтобы уберечь от скандала. А позже сделал то же самое для ее ребенка…

Горло Меррин обожгли горячие слезы. К ней медленно и боязливо возвращалось интуитивное чувство, что она может доверить Гаррику и свою жизнь, и свое сердце. Она знала, что должна вернуться, должна мужественно посмотреть в глаза Гаррику и наконец услышать всю правду. И если правда будет означать, что ее вера в любовь Стивена и Китти основывалась на лжи, Меррин в конце концов придется посмотреть ей в лицо.


Тропинка, бегущая вдоль утесов, казалась пустой и безлюдной. Она петляла между маленькими лужайками морского клевера, кермека и невысокой упругой травки. Меррин спустилась на пляж и на мгновение остановилась, вдыхая соленый морской воздух. Он оказался таким холодным, что стало больно дышать. Слез у Меррин уже не было, она чувствовала лишь оцепенение и усталость. Она присела на камень у песчаной полосы берега. И почти сразу испытала желание вернуться и отыскать Гаррика. Ей нужно его выслушать.

Поблизости захрустел галечник. Меррин дернулась и обернулась. На мгновение ей показалось, что она грезит. Позади нее стоял Том Брэдшоу. В цивильной лондонской одежде и не особенно дружелюбный.

– Привет, Меррин, – произнес Том. Он чарующе улыбнулся, но глаза его так и оставались бесстрастными.

– Что ты тут делаешь? – спросила она.

– Я шел за тобой от самого дома, – пояснил Том. – Я хочу с тобой поговорить. – Он чуть повернулся в сторону, сунул руки в карманы. – Настоящий шок, да? – непринужденно произнес он, – Узнать, что Гаррик Фарн не только убил твоего брата, но еще и украл его ребенка.

– Прекрати, – оборвала его Меррин. – Не говори так.

– Полагаю, он представит тебе это как ужасно благородный поступок, – усмехнулся Том. – Невозможность выбора, клятва у постели умирающей жены и девочка, которая, как ему было известно, никогда не сможет носить его имя, потому что родилась слишком рано, чтобы быть его дочерью… – Он пожал плечами. – Ты все это оценишь, Меррин. Я припоминаю, что ты всегда была невероятно помешана на чести, правосудии и всех этих высокопарных идеях.

– О чем ты? – Меррин нахмурилась. – И откуда тебе все это известно?

– О, мне сообщил об этом друг, – пояснил Том. Меррин видела, что он ужасно собой доволен. – Она думала, что это дитя – приблудыш самого Фарна, но я быстро выяснил правду. Оказалось, что девчонку прижил не он, а его жена, а потом… – Том пожал плечами. – Остальное уже не составляло труда выяснить. Знаешь, слуг разговорить легко, если цена подходящая и человек правильный. А среди них попадаются и те, кто помнит Гаррика Фарна еще ребенком. Они-то мне и сообщили о дьявольской сделке, которую заключили твой отец, покойный герцог Фарн и лорд Скотт, – они поклялись скрыть правду и похоронить позор Китти вместе с ней. И позор твоего брата тоже, – задумчиво добавил Том. – Его едва ли можно назвать чистым и невинным агнцем, не так ли? – Он посмотрел на Меррин. – Хочешь услышать всю правду?